03 | 11 | 2024

Каменный мешок.

И.Истомин

КАМЕННЫЙ МЕШОК

(О-па, о-па вокруг Салопа!)

ОПИСАНИЕ ПУТЕШЕСТВИЯ ЧЕТВЕРЫХ
ИСКАТЕЛЕЙ ПРИКЛЮЧЕНИЙ
ПО АЛТАЙСКОЙ ТАЙГЕ
(С ОТСТУПЛЕНИЯМИ И НРАВОУЧЕНИЯМИ)

(Совпадение имен, мелькающих в повести, с реально существующими случайно).

salop ris

ПРОЛОГ

Лепота! Какое это блаженство - лежать и ничем не шевелить!
Ничем не шевеля, мы пялимся на алтайское солнце, ибо оно прямо перед глазами, ни отвернуться, ни зажмуриться.
А пялимся потому, что вот только что мы в совершеннейшем бессилии рухнули спинами, точнее, рюкзаками в снег и таращим свои глаза на то, что разверзнулось перед нами. Пока шли, волоча лыжи, облепленные мартовским сырым тяжеленным снегом, было не до созерцания голубого беспределья со жгучей огненной дырой посередине, а теперь желтое пламя из этого огнедышащего жерла дожигает и так уже достаточно обгоревшие лица четверых смельчаков, дерзнувших обойти Царь-гору в это совсем не лыжное время года.

ГЛАВА I

ИДТИ НЕЛЬЗЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ

А по алтайской тайге ползет март, и от его непривычного тепла снег превращается в липкое белое месиво, облепляющее все, что к нему прикасается. То тут, то там снег, подогретый солнцем, валится с ветвей, и кедровые лапы взлетают вверх, освобожденные от снеговой тяжести.
Использование лыж в такую пору - совершеннейшее безумие. Но что делать, если мы сумели собраться в поход только сейчас!
Зима только ближе к вечеру, крадучись меж кедровых стволов, с привычным упорством смораживает растопленный наступающей весной снег, но днем в этих местах царствует мартовский солнечный жар.

Еще живя на Урале, принимая участие во всяких школьных туриадах, сумел подхватить в юности бациллу туризма, а от того, имея хроническую болезнь бродяжничества, мало того, принадлежа к обществу людей, которым всегда "покой не по карману", я всегда искал - и находил! - возможность усладить свою неистребимую потребность приключений путем авантюристических путешествий по Сибири, а особенно по сибирским горным рекам. Ко всему этому, чтобы и другим привить эту заразу - жажду преодоления трудностей, самим собою же созданных, я всегда держал вокруг себя доверчивых людей, разделяющих со мной мое умозрение. Официально все это называлось Туристический Клуб "Орион". В основном его членами были отроки старших школьных лет, известные своей податливостью к авантюристическим идеям. Чуть ли не каждый выходной с этими вихрастыми непоседами мы шастали по горам и долам, исполняя все прихоти нашей коллективной болезни - тяги к поиску приключений.
С некоторых пор дымящий заводами и загаженный ядовитыми сбросами Урал перестал меня воодушевлять, и я ринулся в Сибирь. То, что я там испытал, покорило на всю жизнь. Эта удивительная страна своими чистыми реками, своей девственной природой, своей мудростью, наконец, вызвала во мне непреодолимое стремление изменить образ жизни. Все это естественным образом вылилось в то, что с некоторых пор начались поиски места, где душа, наконец, испытала бы то умиротворяющее блаженство, какого она ждала все эти годы. Случайным образом оказавшись в Горном Алтае, совершенно того не ожидая, мгновенно и, как оказалось, навсегда я обрел то постоянное состояние восторга, ради которого и было потрачено столько лет поисков.
Конечно же, с первых дней пребывания в пихтовом раю сам собой образовался кружок единомышленников - все из тех же отроков старшего школьного возраста, основной потребностью души которых было все то же врожденное стремление к преодолению трудностей. Опять турклуб, опять походы, опять поиски приключений и все из этого вытекающее.
Как видите, в этот раз мы опять придумали себе испытание, которое должны преодолеть - разведка зимнего пути вокруг восточного склона Царь-горы.

ГЛАВА II

ХУ ИС ХУ?

Нас четверо.
Первый, на ком лежит ответственность за это издевательство над самими собой и здравым рассудком - Степаныч. Это я о себе в третьем лице. Взрослый, в общем-то, мужчина, он до сего времени не переболел авантюризмом и бродяжничеством. Да ладно бы болел в одиночку, а то ведь и других сбивает с панталыку! Все, что у него расположено между бородой и усами, извергает только лишь дифирамбы тайге, восхваление превращения в первобытное состояние посредством туризма, а так же песни о костре, рюкзаке и чае. Потому и гитара с собой.
А остальным того и надо!
Вот взять Петра. От того Петра, от Первого, он отличается почти всем, начиная от роста и кончая характером, но ему тоже все время мерещится, что вон там, за тем поворотом, за той кедрой, жизнь совсем да не такая! Вот и сейчас его до черноты загорелая мордаха, стреляющая глазами из узких бойниц, сверкающая огромными каплями пота, выражает все ту же мысль - а что там, за этим небом? Его импульсивная натура постоянно требует все новых впечатлений, что привносит в наш чисто мужской коллектив необходимый оптимизм. Ростика небольшого, возраста отроческого, жилистый и подвижный Петр всегда все знает, а если не знает, то, как говорится, читай пункт первый. Алтайские корни только подчеркивают его такие врожденные качества, как дружелюбие и желание разрешать любые вопросы наиболее простыми способами.
Игорек - полная Петру противоположность. Огромный лоб под кудрявыми рыжеватыми волосами выдает в нем по меньшей мере Сократовское родство, хотя бы и не совсем полное. Вот он даже сейчас с чувством собственного достоинства ковыряется пальцем - извините, не в носу! - в своих снегоступах, пытаясь расколупать затвердевший снег на завязках, чтобы скинуть эти дюралевые ласты и обрести желанную свободу. Ради истины необходимо отметить, что толку от его снегоступов никакого: через несколько шагов эти ласты становятся похожими на огромные, набитые снегом, шары. Если мы, хоть и запинаясь, с горки все же съезжаем, то Игорь тащит свои гири как в гору, так и под гору. Тем не менее, наш золотоволосый друг не хочет терять марку и тянет свои вериги вопреки всем насмешкам, что его при этом сопровождают. Ради того, чтобы испытать вот такие мучения в мокром снегу, он, используя последние в своей школьной жизни мартовские прогулы, создал свое но-хау - дюралевые снегоступы, и приехал сюда с Урала. Все для него ново, но на его круглой физиономии нет и намека на удивление, мол, все обычно, меня этим не удивишь...
Потихоньку народ отходит, начинает шевелиться и выползать из лямок рюкзаков. Вот уже и Виталий дает какие-то указания Игорю.
Виталька самый степенный среди нас, потому почти не грешит словоблудием. В основном он занят хозяйственными делами. Удивительно, как в этом семнадцатилетнем юноше природой - на благо нам! - воплощены воедино любознательность одновременно со скрытностью, забота о нас, непутевых, да еще и домовитость! Сухощавый, скупой в движениях, он подарил свое свободное время костру и быту, благодаря чему у нас всегда есть, чего поесть, а если не таить, то и попить. Сейчас, сморщив нос, он с неодобрением смотрит на Игоря, решительно осуждая его за несуразные снегоступы. Но, скромно умалчивая об этих мыслях, вполне резонно полагает, что "жизнь осудит, жизнь накажет".

Гора, а точнее, хребет, вокруг которого мы решили совершить весенний круиз, называется Салоп1. Сравнивать его предназначение со старинной женской одеждой, думается, неразумно. Скорее всего, до этого его называли как-то иначе, например, Салог, Солог, или Ак-Салог. Высота самой верхней его точки чуть больше километра. Казалось бы, мало, но из-за того, что хребет - самый высокий в данной местности, виды с него фантастические. Да и подъем на самый верх, на "Зуб", не для слабаков. Возможно, именно поэтому, многие называют хребет Царь-гора, а некоторые вообще признают лишь одно имя - Святогор. Сами понимаете, название для такой замечательной горы - Салоп, связанное с женским платьем, несколько удручает... Историкам надо бы поработать, чтоб вернуть хребту его старинное алтайское, заранее уверен, гордое название.

На карте наш маршрут выглядит спокойным и не сулящим нам каких-то особых сногсшибающих трудностей. Но на самом деле все оказалось гораздо жестче, чем казалось.

Глава III

СНЕЖНЫЙ БЫТ

Благодать!
Удивительно, как различны свойства рюкзака и наше настроение в зависимости от того, кто на ком сидит! Сейчас он уткнулся носом в снег, потому стал безобидным и удобным. Можно, наконец-то, сесть на мучителя и даже встать ногами, чтобы окинуть взором окрестные горы и пронаблюдать наш последующий путь. Думать же сейчас о том, что вскоре это зеленое чудовище снова взгромоздится на плечи и с лихвой отомстит за минуты блаженства, не хочется.
- Степаныч, мы сегодня отмахали целый километр, не пора ли табориться?
А что, пожалуй, Виталий прав.
Прогресс налицо. Вчера мы сошли в тайгу с дороги возле "Костиньки"2, куда нас подвезли на попутке, далеко после обеда и потому засветло успели пройти всего лишь... в общем, слегка углубились в лес. Пораженные до глубины души толщиной, мягкостью и сыростью снежного наста, облепленные снегом по уши включительно, мы с величайшими тратами энергии преодолели первый встретившийся нам овраг.
На это ушло не менее часа, но и за это время силы покинули наши слабые организмы. Последующие ползания в снегу в поисках места для костра и его созидания без стеснения убеждали нас в том, что полчаса в день - вполне приемлемая доза для весеннего лыжного похода. Рытье в снежной толще ямы для костра, напоминающей гигантский след в снегу от круглого стакана, такой же ямы для палатки и заготовка топлива окончательно подорвали наш недавний оптимизм.
Спасибо Витальке, он все же умудрился добыть огонь, изготовил варево, сунул нам каждому по ложке, направил эти ложки каждому в рот и этим вернул нас к жизни.

Надо признаться, что, эмигрировав на Алтай, я был радостно удивлен тем, что с местными ребятишками ходить в лес - одно удовольствие! Проблем с костром, заготовкой дров и организацией быта не бывает совсем! Раньше, во времена организаций походов с городскими школьниками, все это приобретало немалые трудности, потому что никто из них тяжелее ложки ничего в руках не держал. Собрать хворост - это еще полбеды, а вот разжечь костер и продержать его ночь - это было сверхтрудно. А здесь - одно удовольствие смотреть, как местные ребята орудуют топором. Что делать - "где-то есть еще деревня, где живут совсем не так!".

Откушав пшенки с тушенкой и придавив их чайком, мы потратили немало душевных сил, пытаясь убедить друг друга, что с каждым днем нам будет идти все легче и легче.
А вот сегодня, как видите, мы прошли уже несколько километров, а это, если учесть, что мы "сломали горку", то есть перешли перевал, большое достижение. Правда, перевальчик был так себе, но по такому снегу совершенное нами, не стесняюсь этого слова, поползновение было расценено - нами же! - никак не меньше подвига. Это на карте мы вроде бы должны были идти по дороге через Старый Салоп, а на самом дел вместо дороги была одна снежная каша.

Растолковываю - в Горном Алтае, в частности в нашей местности, развлекательные, оздоровительные и спортивные вылазки на лыжах народом не практикуются. И дело не в лени местных Бьёрн Далленов, а в снеговом покрове. Снегу с первых же дней зимы наваливает так много, что, например, в алтайских селах до нового года снег с крыш сбрасывают, а после новогодних праздников - забрасывают обратно, ибо, прочищая дорожки, его просто девать некуда. Надо учесть и то, что ветров почти нет, потому наст всегда мягкий. А это приводит к тому, что... все верно - лыжню в лесах по такому снегу торить себе дороже...

Убедил? Вот так. Теперь, надеюсь, вы согласны со мной, что наш сегодняшний километр - подвиг.

В качестве оправдания.
Кстати, вы вправе спросить, а ... простите, зачем мы поперлись туда, куда поперлись? Да, спросить вы вправе. Но должны ли мы на это отвечать? Не дождетесь. Герои вряд ли могут объяснить источник своих свершений. Только представьте, как перед броском на амбразуру будущий герой Матросов, еще не познавший испытаний подвигом, крутится перед телекамерами и изо всех сил доказывает необходимость самопожертвования. Впрочем, сейчас таких "героймэнов" уже много, ими теле- и радиоэфир загажены изрядно, но мы-то совсем другие! Писатель пишет, когда не может не писать. Так и мы кинулись поиздеваться над собой, потому что... сами понимаете. Карма у нас такая!

Но я заболтался, вопрос висит в воздухе и терпеливо ждет ответа.
- Уговорили. Петро, ты иди лечить лес (как известно, туристы - санитары леса, собирающие всякий древесный хлам для костра), да только старайся найти хворост потолще. И, вообще, каждый, кто удаляется от костра на расстояние более двух метров, возвращается обратно с охапкой хвороста.
- Степаныч, предлагаю на ужин "шрапнель". - Виталька даже команды не ждет, дело свое знает. Конечно, перловый ужин не вызывает восторга, но принцип "едим то, чего больше" не обсуждается.
- Ладно. А мы с Игорьком наваливаемся на быт. Но до этого хором роем стакан.
Конечно, никто кроме рытья котлована для костра не избежал еще и рытья котлована для палатки. С помощью лыж и как нельзя лучше пригодившихся для этого случая Игоревых снегоступов мы довольно быстро расшвыряли снег.
Виталий тут же соорудил кострище, просто положив на края стакана длинную жердь (кстати, не из-за нее ли, необдуманно вытянувшейся в этом месте среди красавиц пихтушек, он и предложил тормознуться?).
Мы с Игорем тоже не оплошали, вполне в сносных таежных архитектурах создав шатровое сооружение с трубой в боковом скате. Это как-то и палаткой-то не назовешь - шедевр! Пенополиуретановые ковры, спальники, свечечка и, самое главное, печурочка у входа создали внутри шатра ту невероятную уютность, ради которой, возможно, - и это один из ответов на вот тот вопрос! - мы и рванули в тайгу. Представьте - ночь, потрескивание печурочки в углу, чаек и ...дежь, или... как это помягче - разговоры до утра! Вот сейчас собьем спазмы голода, подсушимся - и туда, в разговоры!..

Глава IV

ПИХТОВЫЕ ПУЛИ

- Петро, паразит, ты чего припер?! - Виталька рявкнул так, как никогда раньше. - Убью гада!
Сначала нам показалось, что повар слегка передышал дымом!
Но, всмотревшись, мы сразу поняли, в чем дело.
Наш уважаемый кормилец суматошно машет руками, сбивая с себя сверкающие точки. Ага, Петро, по-крестьянски рассудив, что любое дело должно совершаться с наименьшими тратами сил и ума, приволок и навалил в костер пихтовых дров, стреляющих из огня искрящими пулями, которые беспощадно прожигают одежду

Помню, во времена моих блужданий по Сибири, одной из навязчивых идей было - найти пихтовые лапки, от одного запаха которых, казалось, в душе наступает блаженство. А в бане! М-м! Где мы только их не искали: на горных перевалах, в глухих ущельях, в густых лесах. Находили, конечно. Но здесь, на Алтае - пихтовый мир! Стройные красавицы расселились в этих предгорьях со всем роскошеством, на какое они способны. А ведь пихта растет далеко не везде. Что-то ей в местном климате нравится, что-то ее привлекает сюда. Поистине, пихтовый рай!

- Так нету других! А тебе не все равно? Чай, не сгоришь.
Ну, тут уж и мы с Игорем всполошились.
- Так ты предлагаешь и печку в палатке топить пихтой?
И встала проблема!
Предстоящее ползание по пояс в снегу в поисках еловых сухостоин никому радости не добавило. Ведь мы надеялись расслабиться, раскрепостить свои натруженные души...
А вечер уже сползал с хребта темной синью, от которой все вокруг срочно прятало свои краски, превращаясь в обезличенно темные образования, будь то деревья или кусты.
Но делать нечего, надо ползти, успевать, пока темень совсем не накрыла тайгу.
Безуспешно испахав окружающий ландшафт, мы вдруг вспомнили, что, спускаясь с перевала, видели сухую сосну.
Это и спасло. Вернувшись по нашей лыжне вверх, мы с величайшим трудом свалили дерево, распилили и перетаскали чурки к лагерю. И когда поняли, что теперь топлива хватит на всю ночь, расселись у костра. Мокрые и злые, мы развесили на шестах одежду и поняли, что сил не то, что на разговоры, но и на ужин явно не хватает.
Нас опять спас Виталька. Чего он там намешал или, скорее всего, накапал в чай, мы не знаем, но постепенно силы к нам стали возвращаться.

- Ну, Петро, мы тебе этого не простим. Завтра идешь первым, и будешь грызть снег, пока не сдохнешь. - Мне сегодня пришлось немало попотеть, торя лыжню по причине того, что у одного "я не могу, у меня снегоступы", у другого "веревочки на креплениях ослабли", у третьего "лыжи гоночные, блин"... Потому ни грамма жалости!
- И свои завязки на ботинках получше привяжи, а то пешком пойдешь!
У меня лыжи охотничьи, но и то пришлось брести в снегу по колено и выше, а пешком...
Ладно, зато знать будет, как лишать нас полуночного трепа! Ведь сам же трепло, каких мало!
...А в палатке! Блаженство! Звучит гитара, песни одна за другой нанизываются на гриф, я уже мысленно там, где эти песни появились на свет.

Песни писали меня (я не ошибся, расставив слова в этом порядке!) в самых интересных местах Сибири и, что самое интересное, появлялись они совершенно случайно, чаще ночью у свечки, когда не то, что писать - глаза держать открытыми было трудно!... Зато теперь я готов их петь и слушать, не переставая, потому что они переносят меня в те края, где прошла моя мятущаяся юность...

Свечка под потолком освещает нашу берлогу, печечка уже прогрела все пространство убежища, можно - наконец-то! - раздеться, влезть в спальники и...
- Степаныч, а катамаран у тебя целый?
Вот, пожалуйста! Зима вокруг, а Петро, втискиваясь в спальник, уже мыслит летними категориями!
- А ты надеешься, что тебе повезет, и мы после сегодняшнего случая с дровами возьмем тебя с собой, чтоб ты на реке продырявил баллон?
- Да не... я так, для разговора...
- Для разговора он! А ты знаешь, что такое остаться без дров после целого дня сплава по порогам? Да это...
И тут вдруг я услышал сам себя. Ведь тронул жилку, хитрец! Удержаться я уже не смог, и не менее часа травил байки из прежней жизни, когда каждое лето мне удавалось превратиться в "дичь водоплавающую" и кататься по сибирским рекам. Саяны, Бурятия, Забайкалье, Тува... Эх! Все было, было, было... Ничего, Бия-мать, мы еще прокатимся!..
Я неожиданно смолк, потому как из ближайшего мешка отчетливо донесся Игоревый храп. Спят, лодыри! А для кого я распинался? Обидно...
- Ладно, Степаныч, давай спать, втянемся, легче будет, тогда и поговорим. - Виталька зашуршал спальником, повернулся и затих.
Да, сегодня ребята устали, чего уж там.
Проверив еще раз дверку у печки и загасив свечку, я тоже зарылся поглубже в спальник.
С чувством какого-то необъяснимого освобождения, вытянувшись на всю длину мешка, я понял, что опять возвращается то ощущение душевного покоя, которого мне так не хватало все это время, пока я мигрировал с Урала на Алтай, обустраивался и втягивался в трудную деревенскую жизнь...

Глава V

ТЯЖЕЛО

Проснулся я от того, что Виталькин голос за палаткой громко рявкнул:
- Подъем, дрыхлюки! Надо идти, пока чарым!
Не надо думать, что народ мгновенно вскочил и кинулся к лыжам.
Народу в количестве трех храпящих спальников было совершенно наплевать на мир по ту сторону мешка. Да и мне вылезать в зимний холод - знаю, что это такое по утрам! - было ну совершенно неохота!
Но статус не позволил - все же руководитель, черт бы меня побрал за это! Придется вылезать из теплого кокона, подавая никому не нужный пример.
- Степаныч, а эти чего, спят? - Виталька скрытно негодовал. Он, значит, встал с самого рання, разжег костер, сварганил жорево, а эти спят?!
- Спокойно, стук ложек еще и не таких будил!
И точно - как только забрякали наши с Виталькой ложки, шатер тут же зашевелился и выродил на свет божий две помятые рожи.
- А кофе в постель подать западло, да? - Игорь, ежась от холода, застегивал на груди куртку, а Петро так и стоял на коленях в проходе, разрываясь на две части, одна из которых тянулась носом к котелку, а вторая тянула обратно в теплый спальник.
- Петро, стоять в дверях - это шаг к шизофрении. Ты, это, поспешай, супчик резко испаряется, а голодному лыжню торить - врагу не пожелаю! - Виталька до сих пор не отошел от вчерашней Петровой выходки.
- Так не выспались же! Степаныч всю ночь спать не давал своими байками.
Вот гад! Ладно, "тропа покажет, тропа накажет".
Но не жалеть же трепача!
- Уговорил. Летом по берегу пойдешь. Боливар не выдержит пятерых.
- А кто пятый? - Петро уже дорвался до супчика и задал вопрос, давясь горячим куском тушенки.
- Ты и будешь пятый. А вместо тебя Ленку возьмем. Как я давно уже понял, без девчонок ходить нельзя. Мужики без них тупеют, и кроме хамства, ничего не могут.
- Это верно. - Игорь уже выглотал кружку чая и решил повспоминать. - Помнишь, как ты из нас за три дня мужиков делал?

Игорь намекает на то, что на Урале мы нашим турклубом каждый год ходили на водный сплав по горной реке, и за те три дня, в течение, прямо скажем, которых парням приходилось испытать ужас прохождения "Волчьей пасти" в пороге, они резко превращались из сосунков в мужиков. А уж на вечерней церемонии приема этих нововымоченных водников в свиту Нептуна, да еще перед глазами девчонок турклуба, парни становились настоящими джентльменами и рыцарями. Видимо, то, что он испытал тогда, видя восторженные девичьи глаза, устремленные на него, героя дня, не отпускает его до сих пор.

- Да, без женщин мужики сволочеют, эт точно. - Петро тоже решил поделиться чем-то из своего жизненного опыта.

Где-то слева за деревьями была Ивановка, вернее то, что осталось от бывшего поселения.

Однажды довелось побывать в этой Ивановке, и меня сильно удивили остатки довольно серьезных построек, говорящих о том, что когда-то здесь, за горой, вдалеке от человечьего скопища, жили очень даже хозяйственные люди. Позднее, из рассказов Ивана Ивановича, завуча местной школы, большого любителя и знатока истории Алтая, я узнал, что хозяева этой заимки зерном торговать ездили даже в Бийск. Правда, Иван Иванович еще намекнул, что в здешних ручьях в те времена еще и золото мыли, а это невольно подсказывало, зачем еще местные мужики поезживали в город.

Солнышко уже выглядывает из-за пихтушек, намекая, что чарыму3 скоро кирдык. Эх, опять не повезло! Как ни торопишься встать пораньше, все равно опоздаешь!
- Сколько там на твоих? - Игорь показывает на руку, где должны быть часы, но видно, что спрашивает так просто, без интереса. Он более поглощен чайным церемониалом - отвалившись на сугроб и зажмуря глаза, с бульканием поглощает утренний бальзам. - Пару ложек сахарку бы не мешало добавить. Эй, повар, как там у нас с "белой смертью"?
Повар молчит, тем самым давая понять, что эта тема не обсуждается.

Пакуем рюкзаки.
- Странно, как все это барахло сюда помещается? - Петро уже скрутил палатку и примеривается, как бы ее засунуть в мешок.
- А ты попрыгай на рюкзаке. Туда еще и мой спальник с валенкам войдут. - Виталя тоже ногой трамбует свои причиндалы. - А то мне еще котелки совать.

Идем, с трудом преодолевая глубокий снег. Приходится сначала, высоко поднимая ногу с лыжей, проламывать ледяную корку, а потом, навалившись всем весом на ногу, вдавливать мокрый снег, чтобы получилось подобие лыжни.
Одежда уже мокрая насквозь. Это ж сколько мы пьем чаю, если после нескольких часов ходьбы нас хоть самих выжимай!
- Ну и дураки же мы! - Петюня, шумно дыша, сидел на снегу и смотрел в ту сторону, откуда мы пришли. - Другие сидят дома, пьют чай, смотрят телевизор, а мы... Зачем мы туда лезем? Оглянитесь - по нашей дороге, что мы пробили за два дня, мы домой за час добежим!
- Так иди! Кто тебя держит? Беги к мамочке, она тебе титю даст.
А правда - зачем мы идем туда, не знаю, куда?

Меняемся с Виталькой, у него лыжи хоть и старые, самодельные, но широкие. Даже обрывки камуса4 видны. Игорь идет сбоку, с трудом переставляя свои снегоступы с прилипшими снежными шарами. Петя, поминая всех чертей, позади всех ведет разборки со своими гоночными дощечками со слегка загнутыми носами, то и дело застревающими в сугробах, от чего ему приходится двигаться по принципу "шаг вперед, два шага назад".
- Степаныч, привал!
Оглядываюсь, вижу - Петро лежит на боку и ест снег.
- Виталя, хочешь погонять на мои бегунках? Смотри - легкие, красивые! Девки увидят, все твои будут!
- Да выкинь ты их! - Игорь тоже лежит на спине в снегу, подняв ноги со снежными шарами и пытаясь их стряхнуть с дюралевых пластин. - Хочешь, я тебе из тальника такие же свяжу? Вместе побежим!
Петро, вижу, с содроганием представляет, как будет тащить белые гири.
- Нет уж! Я уж на своих. - Петьша с кряхтением встает и тут же командует, указывая на нас, - ну, чего разлеглись? Торите лыжню, меня на финише уже болельщицы с цветами заждались!
Все познается в сравнении. Вот уже и свои дощечки на фоне Игоревых мокроступов кажутся удобнее.

Отдыхаем часто, но все же движемся. Стараемся идти в тени деревьев, там снег не такой липкий, да и потверже.
- Куда бежим-то, начальник? Ты что, на рекорд идешь?
Похоже, народ вымотался. На самом деле, мы сегодня что-то разошлись. Но, судя по тону, каким высказался Игорь, в укоре в мою сторону была еще какая-то причина.
Ага, чуть ниже взгорка, на котором мы, тяжело дыша, стоим, видно уютненькое местечко, отличительным свойством которого является наличие огромных сосен. А, как известно, такие великаны обязательно имеют нижние толстые сухие сучки, да еще под соснами снегу меньше.
Надо же, как быстро умнеет народ!
Ну, что же - бытие определяет сознание. А бытие наше - уютный костер. А костер - это дрова. Логическая цепь замкнулась - делаем лагерь!
Сегодня мы прошли, пропахали достаточно. Солнышко ушло за хребет, а это сигнал - пора отдыхать.

- Сегодня вечер знакомств! - Игорь, чувствуется, удивлен - никто не интересуется им как личностью. А ведь он уже прожил ни много, ни мало, а целых семнадцать лет! Нет, народ должен знать своих героев. - А то уже идем который день, а я вас знать не знаю!
- Если ты предлагаешь в "Бутылочку" сыграть, то без девочек это будет пошло! - Виталий одна серьезность. - А если ты хочешь еще ближе познакомиться, то расчищай площадку, бороться будем.
Ну вот, чисто мужской подход к делу - чего зря языком болтать, мужик познается в борьбе!

Все же знакомство ограничилось историями из личной жизни. Перловка и так очень даже стимулирует тягу к самокопанию, а уж чаек с золотым корнем - надо же, как вовремя Виталька про него вспомнил! - еще более сильный стимулятор для самоизлияния.

Разговоры разговаривали с песнями вперемежку до тех пор, пока дрова не кончились. Идти за ними в ночь-полночь не хотелось, звезды своим неспешным движением по небу убаюкивали нас и вызывали зевоту, печурочка в палатке, выбрасывая в небо дополнительную порцию небесных светил, очень уж притягательно манила к себе, так что путь к спальникам в итоге оказался кратким и решительным.

salop3

Глава VI

СНЕЖНОЕ КОВАРСТВО

Утро... Уверен, что подспудно, а может, и явно, каждый из нас не спешил вылезать из спальников только по одной причине - расставание со спальником всегда является предтечей изнурительного передвижения по липкому снегу.
Если бы не "реакция кишок на тушонкин запашок", а для некоторых и нудные намеки гидробудильника (если уж вода горы раздвигает, то вчерашнему чаю ничего не стоит и спальник увлажнить!), то даже не знаю, как можно было бы вернуть бодрость в наши утренние организмы.
- Ну и что? Есть будете или деньгами возьмете?
Виталька - и откуда только в нем столько самопожертвования? - уже, оказывается, не только вытянул себя - а я уверен в этом! - из спальника, но и разжег костер, да еще и сварганил что-то съедобное!
- Че ты там сегодня изготовил, шеф-повар? Есть это можно? Судя по запаху, это напоминает корейскую собачью баланду!
Петюня с утра не силен в остротах, а то бы был поосторожнее, блудословов у нас хватает.
- Ты, как вижу, недавно из Пхеньяна. Ты каких собак в супе уважаешь - дворняжек, или с родословной? То-то я чую, вонь из твоего спальника непотребная!
Игорь пробурчал все это, с кряхтением освобождаясь из мешка.
- Не нравится, не нюхай, после вчерашнего ужина могло и хуже пахнуть! - Петро не сдается, но его настигает кара в лице осерчавшего Виталия:
- Понятно... Ты, Петро, можешь спать дальше. Твоя порция уже разделена на троих!
Вот так, с шутками-прибаутками начинается наш сегодняшний день.

...Алтайский чарым был бы нам хорошим помощником в нашем нелегком пути, если бы... если бы мы просыпались с рассветом. Но мы-то с рассветом только ложились!
Утром с трудом вспоминалось, о чем мы говорили всю ночь, но если не могли уснуть, то, видимо, беседовали о чем-то интересном. Все это, надеюсь, откладывается в подкорку, и когда-нибудь информация, полученная в эти наши алтайские бессонные зимние ночи, выполнит свою, опять же надеюсь, позитивную миссию.
Виталька не зря нас торопит, скоро солнце поднимется повыше и наш "асфальт" мигом превратится опять в снежное болото.

- Кайф!
Игорь скользит на подошвах унтов по чарыму, как по катку, волоча за собой грохочущие дюралевые "лапти".
- Не прыгай, снеголаз, нырнешь - не вынырнешь! - Петро, видно было, говорил это на основе личного опыта. Он скользил по чарыму в своих лыжных ботинках, а лыжи держал под мышками, готовый в любое мгновение использовать их как плот во время незапланированного нырка в снежный пролом.
- Эх, нам бы вон до той горки по чарыму дойти, да неплохо бы и наверх успеть заползти. - Виталий, не доверяя твердому насту, нацепил свои лыжи на веревочках и скользил по льду, как на коньках.


Глава VII

СНЕЖНОЕ БОЛОТО

- Хха!
Игорь все же нырнул! Торчащие и дрыгающие из-под чарыма ноги явно указывали на то, что их хозяину сейчас несладко.
- Топчите снег и выдергивайте его, задохнется!
Мы побросали рюкзаки и лыжи, изо всех сил топая ногами, утаптывали снег, и тащили мужика наверх.
- Лямки рюкзака отстегните, так мы его не поднимем! - Петро, уже и сам зарывшись в снег по уши, судорожно тянул Игоря из сугроба, а Виталька торопливо отстегивал ремни рюкзака.
Наконец красное от натуги лицо ныряльщика показалось из-под снега. Фыркнув и встряхнув головой, Игорь начал каждому выражать "благодарность" примерно вот в таких выражениях:
- Ты зачем, балда, меня за уши тянул? Щас как дам, придурок! А ты нахрена мне на руку наступил, я бы и сам вылез, а ты топчешься на ней, и мне ни туда и ни сюда! А кто с меня штаны сдернул? Вот идиоты!
Если бы все это было сказано не этой красной рожей, облепленной снегом, без шапки, то еще неизвестно, какой бы она стала после ответной реакции слушателей. Но хозяин ее был настолько смешон, что спасатели стали ржать, как кони.
- А ты хотел, чтоб мы тебя пинцетом вынимали?
Петька отвалился на спину и заржал в полную силу.
- Да нет, он хочет, чтобы мы извинились перед ним за то, что слишком быстро его вытащили, дурилу!
Виталий, смеясь, вытер мокрое лицо и добавил:
- Шапку надень, да из штанов снег вытряхни, простудишь орудию свою!
Нахохотавшись вволю, мы приступили к поиску шапки. Игорь и сам уже, немного отойдя от пережитого страха, смеясь, взахлеб рассказывал, какие мысли плескались у него в голове, когда он понял, что вместо воздуха в нос и рот лезет только снег.
- Я руками отодвигаю снег о лица, а он обратно сыплется. Ну, думаю, мне капец! Чувствую, вы тянете, я дыхание зажал, а тут с меня штаны стали дергать, тут я снега и нахлебался! Да еще рюкзак этот!
Шапку мы нашли, но после всего этого взмокли так, что хоть костер разжигай.
- Что-то прогулка наша неспешно идет. С такой скоростью да с такими приключениями мы эту гору и за месяц не обойдем. Давайте заберемся вон на ту шишку, да костерок разожжем, подсушимся. - Виталий пробунчал все это, выжимая шапку как мокрое белье после стирки.
Легко сказать! Чарым под поднимающимся солнцем уже стал подтаивать, стал проламываться, потому идти стало очень даже неудобно.
- Предлагаю выходить затемно, чтобы хоть как-то двигаться, а днем отдыхать...
- ...а вечером чаи гонять...
- ... а ночью языки чесать...
- ... к лету как раз и дойдем!
Этот сверхостроумный диспут происходил как раз на подъеме, хоть и не очень крутом, но где каждый сантиметр давался с величайшим трудом - снег постоянно осыпался и приходилось его отгребать, чтобы хоть как-то подняться чуть выше.

Глава VIII

УМНЫЙ В ГОРУ НЕ ПОЙДЕТ

Да, на карте все это место смотрится очень даже романтично. Вот наша Царь-гора, вокруг нее мы нарисовали пунктиром наш путь: от дороги на Костиньке через старый перевал, потом мимо Ивановки на Бельтрес, а там до Тондошки совсем чуть-чуть.

Но как же иначе все это выглядит на самом деле! Летом мы бы этот путь мигом пробежали. Хотя... Трава в алтайской тайге такая, что продираться сквозь нее тоже не подарок. Тут такие зонтичные (растения, я имею в виду), что без топора сквозь них не пробиться. А папоротник такой, что в нем можно и заблудиться.
Так что и зимой и летом - хода нету!
...Наконец, мы все же одолели и этот взгорок.

Тяжело дыша, мы рухнули там, где стояли, и стали обтирать снегом разгоряченные лица.
- Ты куда? - Голос Игоря заставил меня открыть глаза. Я увидел, что Петька нацепил Игоревы снегоступы и шагает на них к огромной кедре, что гордо высится неподалеку.
- Давай сюда, здесь снегу почти нет! - Петька и в самом деле, подпрыгивая под кедрой, показывал, что и вправду там снега было мало.
Перебравшись под кедру, мы решили еще и подсушиться, развесив на ветвях свои рубахи и куртки, облагородив воздух ароматом портянок. Игорь в одной майке, а Петро в одном трико - да уж, красавец! - подставили солнышку свои бледные организмы.
Сознание тоже решило отдохнуть, дрема мигом отгородила веками глаза от сияющей действительности, мышцы, не видя полезных дел, опали и...
- Апчхи! - Петр, закрыв лицо руками, склонился к земле.
- Апчхи! - Следом за ним высказал свое отношение ко всему Игорек.
Оба полезли в куртки за носовыми платками, уткнулись в них и щедро выплеснули в тряпицу отработанные мозги.
Так, дозагорались! Весенний ветерок сразу дал понять, кто еще сегодня хозяин.
- Что, простыть захотели? - Виталька сидел, навалившись на кедру, закутавшись в свитер, и с презрением смотрел на чихающих придурков. - Я ваши рюкзаки не понесу, бюллетни можете не предъявлять! Мы со Степанычем морщенные рубли, нас весенним солнышком не обманешь. А вы, сопляки, нет, чтоб, на старших глядя, на ус мотать, так нет - все выпендриваетесь.
Сопляки уже и сами сообразили, что с весенним солнцем не шутят, потому быстро натягивали на себя то, что уже... ну, еще не совсем высохло, но хотя бы нагрелось.
И то верно - я-то по своему богатому жизненному опыту знаю, чем грозит бесшабашная доверчивость весеннему солнышку! А Виталька, видать, тоже когда-то чего-то подхватил от весеннего холодка, раз на такой - дикой! - жаре остался загорать в свитере. Он-то в свитере, а я-то вообще - в душегрейке! Опыт, знаете ли...
...Дальнейший наш путь лежал по лысине, образовавшейся на горке по неизвестной причине. У человека лысина образуется по причине выдавливания волос распирающим изнутри мозгом, а вот причина образования полян на горках была неизвестна. Хотя тут причиной могли быть и скальные "мозги".
Но долго рассуждать на эту тему не хотелось, потому что видок отсюда был обалденный!
С одной стороны нависала непроходимой чащобой и крутизной Царь-гора, а с другой рисовалась Лебедская низина, с торчащим на той стороне красавцем Чебором. У его подножия видны были домики Стретинки и, уже на этой стороне реки, виднелась дорога, тянущаяся мимо Ивановки на Аинку.

Вы только прислушайтесь: Стретинка.. Аинка.. Гурьяновка.. Байгол... Прямо ухо млеет! А там где-то, выше по реке еще есть Тюлем, Суранаш, Чибичень... Эх, знать бы еще перевод этих названий! А ведь у каждого еще - история! А где-то рядышком с ними раньше были и другие мелкие селения, и тоже с названиями, со своей историей ...
Были мы как-то с ребятами в урочище Тюлем (ходили по заданию музея насобирать экспонатов). Ведь Тюлем в совсем даже недалекие года был большим селом, там была двухэтажная - средняя! - школа. А это значит, что село было большое, раз столько было ребятишек. А мы пришли - и даже места кладбища не нашли! Кругом трава по плечи и один повалившийся набок дом... И тишина...
Правда, мы в том доме совершенно случайно нашли рыбачью блесну... До сих пор помню, как мы оторопели, увидев это самодельное изделие: выкованная из толстой меди вогнутая продолговатая пластина величиной с телефонную трубку, привязанный к ней обрывок капроновой витой веревки, а на другом конце... якорь, - иначе не скажешь! - огромный заржавевший тройник! Это что же ловили на такую орудию рыбаки, жившие здесь в те не так уж и давние времена?! Ясно, что тайменей - но каких?!

- Степаныч, у тебя карта далеко? - Петр смотрел куда-то вперед, и мне показалось, что в голосе его было немало удивления. - Ты глянь, что нас ждет впереди!

Глава IX

ОДНА НОГА ЗДЕСЬ, А ДРУГАЯ...

Посмотрев внимательно туда, куда показывал головой паренек, я невольно поскреб рукавицей за ухом - да, там было нечто! Казалось, если мы спустимся по косогорчику туда, вниз, то попадем в заколдованное место, из которого выбраться будет - ну очень непросто! Низинку окружали сплошные скалы, и лесок, видимый между ними, казался западней, в которой, казалось, можно сгинуть безвозвратно.
- Ты, что же, предлагаешь обойти эту ямку? - Виталька тоже смотрел в "мешок" и тоже чесал за ухом. - Что у нас там, в картах?
На карте все было совсем даже не страшно, ну, горки, горки. "Карты врут, но в них намек...". На бумаге ведь ни снега, ни чащи, ни завалов, ни жутких подъемов, наконец.
- Да ерунда - небольшая полоса препятствий. Будем пробиваться сквозь тернии к звездам! - Я же вождь, надо как-то смягчать неприятное впечатление от суровой действительности. - Выберемся как-нибудь. Наполеон всю жизнь действовал по принципу: "Главное ввязаться в драку, а там видно будет!" - и ничего, побеждал. Правда, в одной из драк ему одноглазый Мабука дал по кумполу, но тоже ничего, выжил!
- Ну, тады куды? Вперед? - Игорь, по-лягушачьи махая "ластами", начал спуск по склону. Будто йети5 прошел - позади оставались огромные следы Игоревых лап.
- Эх, жалко, я ему ночью лыжи из жердины не выстрогал! А то ж вроде и человек идет, а лыжни после него нету! - Виталька горестно вздохнул. Остальные молча его поддержали.

Спуск оказался не лучше подъема. На солнышке снег превратился в липкую белую массу, потому скольжение... нет, это скорее было торможение... вымотало из нас все силы: ведь вроде вот оно - горка, спуск, надо ехать! - а приходится тащить десятки килограмм снега! Эх, а утречком бы, да по чарымчику - только шуба заворачивалась бы! Эх, однажды мы просыпаемся рано-рано... Да, видно, не судьба!
А Игорек-то наш - вон он уже внизу! Добежал аки лань! Ничего, ничего, вон там, где он стоит, сбивает снег со снегоступов, уже тень, там-то мы ему компенсируем наше отставание!
Добравшись кое-как до тени, мы с огорчением поняли, что наши мечты растаяли, как сосульки на ветках - снег и тут был не жестче прежнего. Разочарование было мучительным, надо передохнуть.
Мы с кряхтением развернулись, прицелились и опрокинулись рюкзаками в снег...
Дальше произошло то, что чуть не привело к трагедии.
Оказалось, что место, куда мы безоглядно рухнули, было то ли ямкой, то ли ручейком, с воздушным пузырем... Но как только мы туда ахнулись, так мгновенно оказались в вертикальном положении... но только вниз головой! Оказалось - мы рухнули в снежный пузырь: под снежной коркой оказалось пустое пространство, но снегу, что рухнул сверху, хватило, чтобы туловище головой вниз оказалось погребенным в сугроб - по колени!
...Я не помню, как оказался лежащим на лыжне. Помню только, что, оказавшись в яме, начал судорожно пытаться найти глоток воздуха. Ведь никто же не предупредил, что со мной случится такое! Рухнул-то я навзничь - на выдохе! Автоматически сменив выдох на вдох, я мгновенно понял, что и во рту, и в носу, и везде - один только снег! А дальше сознание покинуло меня...

Как выяснилось позднее, все получилось с точностью до наоборот - теперь уже Игорь спасал нас!
Увидев, что мы в одно мгновение, как по команде исчезли из его поля зрения, он тут же вспомнил свои недавние подснежные ощущения, и не теряя ни секунды, кинулся на помощь. Повезло, что ему удалось почти одним рывком выудить из ямы Петра. Затем они в четыре руки вытянули уже полузадохнувшегося Витальку, и пока он судорожно вдыхал в себя долгожданный кислород, кинулись тащить меня. Если Виталька каким-то невероятным способом сам выскочил из ремней рюкзака, то мне в этом случае повезло значительно меньше - волочить меня пришлось вместе с рюкзаком. А от того, что ему, рюкзаку, там, в яме, очень даже было комфортно, спасение меня слишком затянулось.
Затянулось настолько, что пришлось делать искусственное дыхание...
- На кой черт ты столько снегу в рот натолкал, Степаныч? - Петро, уже видя, что я слегка оклемался, решил заняться любимым русским занятием - лечить больного с помощью насмешек. - Кое-как вытрясли! Ты уж синеть начал! Скажи спасибо Игорю - он так дунул тебе в рот, что чуть насквозь... В общем, повозились мы с тобой!
Мужики начали ржать, но было видно, что перепугались они изрядно. Виталька, и сам-то еще, было видно, не совсем отошел от происшедшего, хоть и пытался смеяться, но получалось это у него через кашель.
Кашлял и я, на что Петро отреагировал фразой из врачебного эпоса:
- Кашлять не перекашлять Вам, больной! - Тоном чеховского лекаря прокрякал тощий зубоскал. - Знал бы ты, Степаныч, каким способом ты ответил на отеческую заботу о тебе Игоря нашего, лекаря твоейного! На третьем заходе ты выплюнул ему в его озабоченную рожу все то, что накопил во рту и в бронхах во время отсидки в яме, и то, что он вдохнул в тебя в порыве страсти, - Петька аж хрюкнул от смеха.
- Такова уж судьба наша докторская - иметь в виду, что в любое мгновение тебя могут оплевать неблагодарные больные! - Игорь еще раз набрал в ладони снегу и обтер им свою конопатую физиономию.
Тут раздался голос еще одного откачанного.
- Но вы не смоете всей вашей черной кровью туриста праведную кровь! - Виталька тоже решил поучаствовать в моем осмеянии, а это указывало на то, что этот больной тоже пошел на поправку.
До меня, наконец, дошло - мы же оба с Виталькой были одной ногой ТАМ! Если бы спасение затянулось, то... Меня охватила жуть. Я смотрел на ребят, и мне было... ну, как бы это сказать... страшно за них. Из-за нашей неопытности могла бы случиться жуткая трагедия!

А ведь у меня уже было такое однажды! Как-то, догоняя свою группу в лыжном походе (это было на Урале, где всю зиму дуют ветра), я тоже, не ведая, что находится под плотным, надутым ветрами снежным настом, провалился в овраг. Но там-то я хоть вниз ногами провалился, хотя и выбираться мне пришлось более часа, так как снег постоянно осыпался. А здесь вот так...

- Все! Делаем ночевку! - еле слышно гаркнул я. Надо было дать возможность и нам, "героям" дня, отойти и нашим спасителям прийти в себя.
День еще сиял вовсю, потому мы, не спеша, вырыли стаканы под костер и шатер, насобирали дров и запалили настоящую сибирскую нодью.
Можно было сидеть у костра всю ночь, петь песни и разговаривать ни о чем. Ведь, как известно, разговор ни о чем - разговор обо всем!

Глава X

КАМЕННЫЙ МЕШОК.

- Вот тебе и Каменный Мешок! Не успели зайти в него, как тут же оказались в мешке! - Построение фразы было не совсем продуманным, но суть Петькиной мысли мы уловили. Это он так обозначил наше падение в снежный пузырь.
Вокруг, даже и сзади, откуда мы пришли, высились отвесные скалы. Казалось, выхода из него нам не найти. Судя по карте, двигаться надо куда-то вон туда, вверх по ручью, но и там стеной высились такие же забеленные отвесные скальные нагромождения. Пихтач здесь был каким-то корявым и низкорослым, с веток свисала зеленая борода6, нижние ветки были кривыми, очень много стволов уже закончили свою жизнь и выглядели сущими скелетами. Нам бы это все было на руку, но вокруг стоял почти один пихтач - далеко не лучшее таежное топливо. К утру в котелках от пихтовых пуль накапливается столько пепла, что пить такой щелок7 уже невозможно. Хорошо хоть по светлу на горке удалось найти березовый и сосновый сухостой, потому нодья получилась на загляденье!
Впервые за время нашего круиза почти всю ночь мы говорили и пили чай.
Виталька больше философствовал и вставлял в рассказы других едкие замечания, при этом он не забывал щедро менять котелки с чаем, правда, не забывая вовсю "окучивать" сахар. Как известно, сахар укрепляет память, а это, судя по всему, не совсем устраивало нашего завхоза. Постоянно намекая, что сахар - белая смерть, он на пределе скупости кидал щепотку "белой смерти" каждому в кружку, приговаривая при этом: "Кто сладко живет - жить устает!". Этим он прикрывал, видимо, свою главную заботу - сделать все, чтобы у его однопалатников отшибло память, и они после похода забыли его скупердяйство и не начали мелко мстить за повсеместное "окучивание" всего съестного во время голодных дней.
Яркий день сменился синими сумерками. Постепенно лес все более мрачнел. Скал хоть уже и не было видно, но то, что они по-прежнему висели над нами, вызывало неясную тревогу. Тревога усугублялась еще и тем, что корявые стволы деревьев приобретали в наступающей темноте совсем уж жуткие очертания. Куда ни глянь, везде таращились на нас лесные чудища. Лешие, нетопыри, кикиморы, Кащеи бессмертные и прочие лесные страшилища сгрудились вокруг костра, и если бы не нодья, казалось, кинулись бы на нас и разорвали в клочья. То там, то здесь, поскрипывая суставами, тянулись к нам сучковатые руки древесных хозяев Каменного Мешка.
Петька, владелец далеко не сильного характера, постоянно зябко ежился и по-глухариному не решался оглянуться, боясь, видимо увидеть простертую к нему лапу лесной мрази.
- Жуткое место. То-то, я вижу, ни одного звериного следа! Вот там, на горке, следов всяких полно, а здесь... - Петюня вынимал из кучи очередную хворостину, с треском ломал ее и подбрасывал в костер. - С огоньком-то оно как-то веселее!
Мы сидели рядком на вырезанной из снега скамье. Тут же рядом, тоже на вырезанных в снегу полочках, лежали наши харчи. Над нами, на шестах, уложенных на края снежного стакана, в дыму костра трепыхалась сохнущая одежда
- Мой батька говорит, - назидательно подняв указательный палец, поучал Виталий, - если носки взлетают и падают в костер, значит, они высохли! Если то же самое делают портянки, то гаси костер и ложись спать. Никаких часов не надо! Так что смотрите зорче, как бы не сгорели ваши порточки!
Игорь в основном молчал. Похоже, лесные призраки его мало интересовали, но понять, какие думы роились под его белесыми космами, было нетрудно.
Один из всех он с удовольствием слушал мои походные воспоминания, детально выспрашивая о тех местах, которые я упоминал в своих байках.
- Степаныч, а вот в Саянах какая природа? Такая, как здесь или другая? - Видимо, бацилла путешествий уже проникла в сознание этого паренька, а это, как известно, ведет только к одному - не жить тебе в покое, парень! Опасное заболевание - тяга к преодолениям - начал пожирать твои юношеские тело и сознание. Если ты уже сюда, в Горный Алтай махнул, будучи еще неоперившимся школяром, то что же тебя ждет, когда ты оперишься?! А ведь я помню, как ты пришел первый раз в наш турклуб...

Турклуб, в том смысле, в каком он существовал там, на Урале, был не кружком, клубом или каким-то нравоучающим образованием, а... как бы это точнее сказать... телефоном доверия, вот чем! Никогда никто "Орион", так назывался наш турклуб, не оплачивал, никто никаких ставок мне, как руководителю клуба, не предлагал. Располагался он в подвалах, в сараях, а иногда и вообще нигде (!), но приходить туда и покидать его не воспрещалось никому. Текучесть "кадров" была большая, но уж зато те, кто оставались, оставались в нем навсегда.
Конечно, существовали "приемные экзамены". Например, вот этот же Игорь получил анкету с вопросами типа: что тебе больше нравится - летом снег, или зимой дождь? Что ты сделаешь с тем, кто плеснет тебе в спальник ведро воды? Тебе досталось ведро гороховой каши, ты ее съешь сам, или поделишься с товарищами? - и тому подобное. Мало того, что ответы должны были быть оригинальными, но еще потом устраивалась общая читка ответов под общее ржание и сногсшибаемые комментарии слушателей!
Помню и обалделое лицо Игоря, когда на его, в общем-то, обычный вопрос перед зимним походом с ночевой: "А что с собой взять?" - он получил шокирующий ответ: "Там узнаешь!".
И узнал! После непереносимо тяжкого рюкзака, врученного ему одной из уставших девочек, после сверхтяжкого перехода по снежной целине на своих красивых, но беспощадно тонущих в сугробах гоночных лыжах, после ночевки на жутком ночном морозе в курточке и лыжных ботинках возле еле дымящего костра - Игорек навсегда понял, почему все остальные турклубовцы обрядились в рваные фуфайки и драные ватные штаны, нацепили чуть ли не самодельные широкие лыжи, надели на ноги полусъеденные молью валенки, да еще после перехода, вымотавшиеся до предела парни и девчонки на остатках сил и сознания стаскивали к костру бесхозно валяющийся в округе хворост...
Зато он запомнил на всю жизнь, как после всего пережитого (может быть, впервые в жизни!) один из аборигенов клуба похлопал его по плечу и сказал всего два слова, после которых юноша прочувствовал себя мужчиной: "Наш человек!".
Со временем он понял и еще одну важную вещь - мужчина только тогда становится настоящим мужиком, когда однажды подхватит эту бациллу - тягу к преодолению!

Отвечая на вопрос о Саянской природе, я, как всегда, мысленно уносился туда, где каждый год на таежных тропах и на горных реках наслаждался скупой неустроенностью быта и близким сердцу превращением в первобытное состояние, когда каждый лепесток со сверкающей росинкой на его шероховатой щеке, каждое легкое дуновение ветерка, задумчиво блуждающего среди кедровых исполинов, вызывали в душе такое трепетное волнение, что все оставленные позади: "ссоры и раздоры, суета и споры..." - таяли и исчезали навсегда.
- Природа несколько иная. Более дикая, что ли. Нет таких благородных залысин на склонах, как во многих местах в Горном Алтае, про теплые фены8 там даже и разговора нет, климат более сырой, пихта почти не растет, тем более, пихтовых лесов там нет совсем.
- А как охота, рыбалка?
Чисто мужской вопрос, но мой ответ поразил не только Игоря, но и всех остальных.
- Там нет рыбалки и охоты. Точнее, там нет слов "рыбалка" и "охота", там есть слово "взять": пойду возьму рыбу, пойду возьму мясо...
- Это как это?
- Да просто. Там столько дичи, что не нужно ни охотиться, ни рыбачить. Надо - пошел и взял. Потому в Саянах, а мы чаще всего бродили по Восточному Саяну, по Тофаларии, не рыбачат и не охотятся, просто идут в тайгу и берут необходимое количество пищи.
- А где ты еще бывал? - Петру нужно обязательно расширить "ареал" своих познаний. - На Байкале был? Красивое озеро?
- Был и не раз. А насчет красоты... Ты, кстати, можешь его рассмотреть в подробностях, если поедешь на Телецкое озеро. Увеличь наше Озеро примерно в раз в десять - и получишь Байкал! Такая же тайга вокруг, такая же кристально чистая вода... вот только рыбы там, пожалуй, намного больше, даже нерпа есть.
- А что такое нерпа?
- А вот слушай. Сидим мы как-то после обильного харюзино-омулевого ужина на Байкальском бережке, благовоняем: солнышко к горам клонится, вода плещется... И вдруг недалеко от нас всплывает мужик: лысая черная голова, усы как у Тараса Бульбы... Поглядел на нас, пошевелил усами и, сверкнув хвостом, бесшумно скрылся под водой. Через пару минут он всплыл с другой стороны, снова осмотрел нас и снова исчез. А потом, уже в другом году, во время путешествия в Забайкалье на реку Улькан, нас угостили мясом нерпы - говядина со вкусом... рыбы!
... Почти до утра мы травили байки, прерываясь на песни. Песен в этот раз было спето много, видимо, липкий снег и тяжеленный рюкзак вычистили наши организмы от всяческого дерьма, что угнетали наши эмоции. А очищенные души куда рвутся? Правильно - к романтике!
Нодья честно отработала ночь, в снежном стакане было тепло и уютно, потому в спальники мы влезли, когда в Каменном Мешке слегка рассвело...
Проснувшись ближе к обеду, отведав варево, что спросонья сварганил Виталька, мы пошли искать выход из Каменного Мешка.
Оказалось, что здесь, в этом ущелье, чарыма не бывает - зимнее солнышко обходит это мрачное место стороной. Но зато, к нашей радости, от местных морозов снег сгустился, и идти по нему оказалось не так уж и тяжело. Даже Петюня на своих беговых дощечках и тот шагал почти легко - всего по колено в снегу!
Царь-гора выставила напоказ свои великолепные поделки из причудливо нагроможденных скал.
- Вот, наверное, видок с них! Забраться бы туда! - Петька только сейчас увидел эти базальтовые балконы, отряхиваясь после очередного падения, вызванного тем, что его остроносые палочки, которые и назвать-то лыжами было трудно, нашли где-то глубоко в снегу корягу и запутались в ней.
- Скоро заберешься. Чую я, добром нас Мешок не отпустит! - Виталька, опершись на сучок, который служил ему в качестве лыжной палки, подозрительно осматривал скалы, с которых кое-где, видимо, от сотрясавшего их смеха, сваливались комья мокрого снега. - Как бы не пришлось нам выкарабкиваться отсюда, аки тараканам усатым...
Последние слова, по понятным причинам, адресовались некоторым из нас, у кого за эти небритые дни под носом вырисовался какой-то пушок, сильно смахивающий на размазанную по верхней губе сережку вербы.
Скалы по-прежнему старались скрыть от нас выход из этого каменного урочища, но мы неуклонно шли вдоль ручья, свято веруя в то, что "каким бы ни был твердым камень, вода в нем дырочку найдет!".
И точно! Через пару переходов часть скал, как-будто признав свое поражение, со злорадным коварством расступилась... и мы увидели то, что нам не хотелось бы увидеть даже в самых страшных снах - впереди, дико заросший деревьями и непролазным кустарником, весь заваленный сушняком, безжалостно ухмылялся во всю свою зеленую морду крутой и длиннющий подъем!

Глава XI

УМНЫЙ В ГОРУ НЕ ПОЙДЕТ...

... он ее объедет! - Игорь мрачно пялился на жуткий подъем. - Хреновый у вас тут сервис - уже идем который день, а ни одной дороги!
Да уж! Дорог здесь не было и в скором времени не будет.
- А что, если...
Я только начал озвучивать еще не вполне сформировавшуюся мысль, как тут же услышал Петькин отклик:
- Правильно, Степаныч, Измаил лучше брать с утра!
Вот! Мало мы его гоняем, если он еще способен читать мысли! Завтра утречком надо не забыть положить ему в рюкзак парочку добавочных мешочков с крупой, авось к концу подъема эта его раздражающая способность покинет мерзкий организм вместе со шлаками.
Впрочем, надо быть честным перед собой - мы сегодня в результате нечеловеческого напряжения сил шли целых... три часа! И я продолжил:
- ...а что если нам закончить разговор, начатый вчера, и прямо сейчас начать к этому подготовку? Как вы считаете?
Странно! Никто из этих любителей преодоления трудностей ни словом, ни жестом не выразили протеста! Мало того - они с радостными лицами отвернулись от гипнотизировавшей их горки и начали прытко копошиться каждый в своей ипостаси: Виталька уже обламывал нижние сухие ветки на растопку, Игорь своими ластами разбрасывал снег, а Петруня грохотом котелков извещал окружающую природу о том, что человек - властитель, потому, если он захотел ничего не делать, то ничего для этого и не делает!
Мне только оставалось уподобиться этим тунеядцам и начать установку палатки.
А что делать? Человек - продукт общества. Какое общество, такой и вкус у продукта.
... Скоро нодья умиротворенно светилась красным и голубым, а мы, натрескавшись макарон с тушонкой, баловались чайком.
Блаженство! Вот так надо жить: чуть-чуть поработал и много-много отдохнул!
- Кстати, мужики! Могу вас поздравить с праздником - завтра, после горки, мы будем идти только вниз! Так указывает карта...
Виталя тычет в карту пальцем, разглядывает ее узорчатые линии высот и, как мне кажется, уже мечтает увидеть с горы парковую аллею со снующими по ней мамашами с детьми.
- ...и будем мы идти вдоль ручья!

Как-то однажды со школьниками мы по заданию одной из лабораторий изучали радоновые качества ручьев вдоль западной стороны хребта Салоп.
(Краткая справка. Как известно, радон образуется при распаде сверхредкого радия. Радон - это инертный газ без цвета и запаха, в 7,5 раз тяжелее воздуха. Срок жизни его очень мал, и в атмосфере и земной коре радона очень мало. Среди радиоактивных газов радон - один из самых опасных. Как показали эксперименты на животных, даже мизерные дозы радона могут вызывать поражения лимфатических узлов, селезенки и костного мозга. Радон - альфа-излучатель (распадается с образованием дочернего элемента и альфа-частицы) с периодом полураспада 3, 82 сут. Среди дочерних продуктов радиоактивного распада (ДПР) радона есть как альфа-, так и бета-излучатели. Иногда альфа- и бета-распад сопровождает гамма-излучение. Альфа-излучение не может проникнуть через кожу человека, поэтому, в случае внешнего воздействия, не представляет опасности для здоровья. Радиоактивный газ поступает в организм через дыхательный тракт и облучает его изнутри. Поскольку радон - потенциальный канцероген, то наиболее частым последствием его хронического воздействия на организм человека и животных является рак легких.
Но при этом ультрамикродозы растворенного в воде радона оказывают выраженный терапевтический эффект при некоторых заболеваниях и издавна применяются в физиотерапии и курортологии. В целом же радоновая вода оказывает противовоспалительное и обезболивающее действие, снижает чувствительность нервных окончаний, улучшает обмен веществ, повышает тонус половых желез, благотворно влияет на сердечно-сосудистую систему и нормализует сон. Потому радоновые ванны - эффективное средство при кожных и нервных заболеваниях, подагре, болезнях кровообращения).
Задание состояло в том, чтобы проверить присутствие радона в ручьях, стекающих с хребта. Брать заборы воды было бесполезно, т.к. радон быстро распадается, потому, пока пробы доберутся до лаборатории, радона в воде уже не останется. Потому использовался такой способ: мы очищали магнитофонные лавсановые ленты от феррослоя (коричневого), а затем кусочки ленты опускали в ручьи, запечатывали в медицинские пузырьки, подписывали и затем отправляли в лабораторию. Оказывается, альфа- и бета-излучение оставляет в лавсане треки - микроканалы, по количеству которых затем и определяется наличие радона в ручьях.
Как известно, самые первые миссионеры на Алтае в давние годы вышли именно к Тондошке. В те времена радоновых источников на склонах хребта было немеряно, потому отцы соорудили на гривах горячие радоновые ванны, в которых лечили местное население, прививали, так сказать, гигиеническую культуру. Справедливости ради надо сказать, что и до них местные жители частенько ходили лечить изъеденные дымом аилов9 глаза к этим источникам. Теперь же горячих источников уже нет, хотя радона вокруг достаточно.
Мы тоже, по справке, полученной нами из лаборатории, горячих источников не обнаружили, хотя почти все ручьи на радон дали положительные результаты.

salop5

- А ты глянь пониже, там какое-то село! - Петруня тоже уставился в карту. Конечно, его интересует это село - его тощий организм намного активнее нашего перерабатывает пищу (это известный факт - тощие жрут намного больше!), потому наличие села его взволновало.
- Ух ты! А название-то какое - Бельтрес! А там столовая или кафе. Ну, Петро, готовь денежки, наедимся! - Виталька намекает, что в порыве едовой страсти Петька мимоходом и нас накормит.
Мне жаль детишек - карта изготовлена в 1941 году, потому далеко не факт, что село живет и здравствует. Но - надежды юношей питают!
-Ух, наемся! - Обгорелый от обильного солнышка Петруня мечтательно потирает живот. - Это не то, что твой мерзкий перловый клей! Им только свиней травить!
Нарвался! Петькино недержание речи' мгновенно подверглось сокрушительному "медицинскому" вмешательству:
- Ага, значит, перловочка тебе не по вкусу! Все слышали - с этой минуты Петька перловку не ест! Это значит, что никому и никогда перловый "клей" ему не предлагать, а если он его и захочет, отбирать немедленно! Так что, дорогой, сегодня ты садишься на голодную диету. Хотя... можешь пихтовой коры погрызть... говорят, от нее умнеют!
- Ага, его порция - моя! - Игорь мгновенно просчитал ситуацию и сделал верные для себя выводы. - Уж я-то перловочку люблю-у! Да с тушоночкой! Да под чаек! М-м-м!
Петя, слегка огорошенный, обалдело уставился на Витальку.
- Ну, ты... это...
- Все, все, дорогой! Гуляй! Журчание в животе компенсируешь трудом, дрова, знаешь ли, быстро кончаются, да и для печурки всегда надо сосенки сухие искать... В общем, давай, облагораживайся трудом! - Виталя отвернулся, считая приговор окончательным и не подлежащим обжалованию.
- Не тоскуй, Петро! В Бельтресе наешься от пуза! Думаю через пару дней будешь блинчики с мясом трескать и кофием запивать. - Игорь даже и представить себе не мог, какое душетрясение он вызвал в парне, опрометчиво обозвавшем перловку - и рикошетом, конечно же, повара! - неуважительным определением "клей".
- Вы что, обалдели? Хрен вам, а не дрова! Я вам эту "шрапнель" сам в глотку запихаю! Шуток не понимаете! - Петруня, как очень даже было заметно, с ужасом представил несколько дней голодания. И это здесь, в Каменном мешке, где только еда может вызвать какие-то положительные эмоции! Да еще после изматывающей "прогулки" по снежному болоту на своих дощечках! - Порцию мою не трогать, я лучше сам... ее выброшу!
Петькин словесный понос окончательно разозлил Витальку.
- Ты, псих! Я тебе выброшу!...
Ситуация явно выходила из-под контроля. Это ж надо, как народ отощал! Возможность поесть по-людски мгновенно разбила вдребезги мужскую дружбу! Надо срочно вернуть ситуацию в исходное сотояние.
- Стоп! - Я специально понизил голос, чтобы привлечь внимание крикунов. - Говорю кратко, но в лоб. Никаких Бельтресов! До них еще дойти надо, а трупы нам не нужны, потому хошь-не хошь, а "шрапнелью" будете травиться все, независимо от вероисповедания!
Петька среагировал мгновенно:
- Я и говорю, что дело не в перловке, а в поваре! Варить надо уметь!...
Он тут же спохватился, и не вмешайся я, могло пролиться немало крови.

Надо было что-то придумывать - ребята устали, подъем жизненного тонуса чрезвычайно необходим!
Будем делать дневку.
- Значь, так, - я забрал у Витальки карту и показал всем на год ее издания, - карте более полувека, а вы должны знать, что в Росси полвека - очень большой срок. За это время в нашей стране столько всего произошло, что другим странам хватило бы на тысячу лет!
...И я им рассказал о том, как происходило укрупнение сел, как шло уничтожение мелких поселений, как людям в них приходилось съезжать от нужды подальше. Совершенно не исключено, что и Бельтрес уже давно не существует, как не существуют многие из тех сел, что отмечены на карте...

Пока я рассказывал, ребята успокоились. Посыпались вопросы, и постепенно все устаканилось, а сообщение о том, что завтра мы делаем дневку с целью восстановления сил перед страшным подъемом, окончательно вернуло обожженному весенним солнцем коллективу прежнюю сбалансированность.

Глава XII

СТОЯТЬ НЕЛЬЗЯ ИДТИ

Сидели мы опять до рассвета. Переговорили о "ниочемном" обо всем.
День мы посвятили изучению окружающей природы. Это было вызвано, включая и наше врожденное любопытство, еще и тем, что ту гору дров, что мы заготовили вчера, ночь съела почти всю без остатка.
Утром Виталий еще как-то сумел на пихтовых ошметках вскипятить чайку. Правда, слова, которые он в сердцах произносил вслед каждой вылетающей из костра искре, я здесь приводить не буду исключительно по причине их малой информативность - одни эмоции, сдобренные раздражением!
Поэтому сегодня он погнал нас за дровами, добавив нам в спину, что уже время обеда, и задерживаться не советует.
- Тунеядец! - Еле слышно с любовью проворковал на это Игорь, выдержав паузу.
Петюня же с удивительным терпением на этот раз промолчал, чем поверг нас в философические размышления о превратностях человеческой судьбы. Вот ведь был нормальным человеком, мог обложить любыми словами, кого хотел, но легкое - пусть даже и слегка эмоциональное! - словоблудие вокруг перловки изменило его жизненное кредо до неузнаваемости. Что ж, меняется пища - меняются люди!
Роли распределились примерно так.
Игорь, имея потенциальные задатки охотника, с собачьим упорством, взял след. Не знаю, с какого возвышения случайно заблудший сюда заяц ухахатывался, взирая на перепончато-лапчатого гуманоида, пытающегося понять, в какую сторону ускакала дичь, но то, что это было смешно, ручаюсь. Хычник-беляк, совершенно не по-людски ставя след, направил добытчика в другую сторону!
Петр же, разглядев на скале торчащие из-под снега листья бадана10, решил облагородить наш обед алтайским чаем, и даже решился вскарабкаться на небольшую скалу, совершенно упустив из вида, что снежная шапка на ней только и ждала легкого сотрясения, чтобы рухнуть на нарушителя покоя. Итог нисколько не удивил - вместо бадана Петру пришлось откапывать себя.
Лишь мне одному, испытанному борцу за счастье друзей, пришлось посвятить себя поиску топлива, делающего людей мягче и добрее. То, что под словом "люди" я имею в виду Витальку, вы уже поняли. Перловка, знаете ли, тоже иногда вкусной бывает...
Итогом всего было вот что.
Виталька, разогревающий на углях смерзшуюся тушенку, с удовлетворением восприняв мое сообщение о том, что "вон там, ну, в общем, за леском, на горочке..." стоит сухая сосенка, усадил меня, взмокшего, восполнить силы чайком, терпеливо дождался, когда оба бездельника вернутся, мгновенно вручил им топор с пилой, показал цель "вон там, ну, в общем, за леском, на горочке..." и отправил восвояси.
Мне показалось, что радости во взоре мужиков было мало, а Игорев кулак из-под мышки явно намекал, что они меня зачислили в провокаторы. Да ладно, стерплю! Тем более, лесорубы еще не знали того, что сосенка на самом деле была огромной зеленой сосной, а сухими на ней были нижние ветки, ближайшая из которых была на высоте... в общем, без веревки им было ну никак не обойтись.
А потому, чтобы лишний раз не попадаться разъяренным сучкорубам на глаза, я нацепил лыжи и рванул на разведку к тому тягуну11, что нагло и с ухмылкой взирал на нас в предчувствии завтрашнего удовольствия, когда мы будем чесать своими лыжами его заросшее брюхо.
Первая же попытка взобраться хоть немного по крутому склону показала, что этот "Измаил" брать будет очень тяжело - мало того, что снег очень глубок и сыпуч, но кусты и пихтач с нижними раскидистыми ветками, обильно усеявшие склон, даже близко не подпускали к горке.
Разведка ни вправо, ни влево тоже не принесла радости - там и там были скалы.
Насколько я помню по карте, обойти Мешок тоже не радость- это ж какого кругаля придется давать!
Ничего иного не остается - будем брать "Измаил" приступом...
- И что? Какие новости? - мужики встретили меня так радостно, что я сразу начал искать, что же они приготовили мне в отместку за то, что я их послал... к сосенке. Но, тщательно оглядев, окрестности костра, и не обнаружив ничего подозрительного, я скрупулезно обрисовал завтрашнее "поле брани".
К моему удивлению ни один из моих кунаков12 нисколько не огорчился!
- Да ерунда! Заберемся! После такой калорийной пищи нам любые горки по плечу! - Петьша как-то странно заржал, подвывая, но я это отнес к тому адскому труду, что он потратил на сосенку.
В высококалорийности пищи можно было не сомневаться - в кружках13 виднелась небольшая перловая горка, прикрашенная грязно-желтым жиром тушонки, рядом небольшая кучка сухариков и в чефирбаке14 чай. Все. Видимо, продукты на исходе, не зря Виталя нахохлился и даже на острейший Петькин юмор никак не реагирует.
Лепота! После трудов праведных да не размяться "шрапнелью"?
(Эх, знать бы мне, что эти придурки удумали, не дал бы себе размагнититься!).
- Ну, и как вы - кто кого? Как сосенка? - Я, не спеша, облизал ложку и до блеска вычистил пальцем стенки кружки. - Вижу, постарались.
Хворост довольно большой кучкой лежал неподалеку, но странно было, что далеко не все ветки выглядели сухими. Некоторые были покрыты наледью. Да ладно, сгорят!
Как ни странно, вечер подошел быстро. Конечно, если бы мы спали не до обеда, то померли бы от тоски, ожидаючи скончания дня, а так оглянуться не успели - уже пора ужинать!
- Чего еще! Ужин переносится на завтрак. Чайком обойдетесь. А вообще-то лучше лечь пораньше, сил поднакопить, завтра на приступ. - Виталий посмотрел на дрова, покачал головой и полез в палатку.

Глава XIII

ВПЕРЕД И ВВЕРХ!

Посидеть толком вечерком не удалось.
Эти двое опять извернулись - вместо сухих, но почти недоступных сосновых веток сообразили выгрести из-под снега тоже сосновые, но далеко не сухие. А, как известно, сырые дрова тратят почти все свои силы на борьбу с собственной сыростью. Вместо благословенного костра, согревающего душу и тело, получилось дымное безобразие, наполняющее гарью глаза и нос.
Вскоре последний огонек дрогнул и погас, а дым, почувствовав полную свободу, развернулся во всю ширь.
- Да ладно, все равно спать, - Игорь, как обычно бывает при слове "спать", потянулся и хотел зевнуть, но дым щучкой нырнул ему в глотку, и вместо зевка паренек поперхнулся, закашлялся, согнулся до земли и надсадно стал выхаркивать из себя угарный газ. Слезы и сопли обильным ручьем хлынули на землю, на что Петрусь хотел было чего-то сказать, но тоже, глотнув дыма, вскочил и рванул на свежий воздух.
Ретировался и я, но напоследок все же ввернул:
- Утром бужу вас первых, готовьтесь разжигать костер!

И справедливость восторжествовала!
Что только ни делали ребятки, чтобы вызвать... ну, не яркое горение, но хотя бы какое-никакое тепло, способное превратить снег в воду: до черных слез дули на угли, с обеих сторон махали подзадниками15, разгоняя дым по всей тайге, строгали щепу, хотели уж было извести последнюю туалетную бумагу (журнал приключений "Искатель"), но это последнее издевательство над нами не совершить изволил я.
- Все, хватит. Выбирайте: или мы идем наверх с пустыми животами, или вы извиняетесь и идете за сухими дровами. Считаю до трех!
На счет "сто" - а куда бы они делись? - двое закопченных и перемазанных кочегаров с веревкой и топором наперевес двинулись все же к той сосенке, которая "вон там, ну, в общем, за леском, на горочке...".
Костер требует жертв! Все же нам в это утро удалось отведать этого величайшего изобретения человечества - перловой кашки. Особенно вкусной - а это было слышно по частой дроби ложкой о дно - она показалась Игорю и Петру. Заготовка дров и аппетит - близнецы-братья!
- Внимание! - Виталька поднял над головой мешочки с провизией. - Если разделить количество съестных припасов на ваш нынешний аппетит, то еды у нас осталось максимум на полторы суток. Сахар и "Дунькина радость"16 не считается, этого у нас столько, что, найдя в лесу ягоды, мы можем сварить несколько банок варенья, - повар поднял другой рукой увесистый мешок с сахаром. - Спасибо, Игорек!
Вот что значит иметь в команде сластену! При заготовке провизии он сделал явный уклон в сторону сладостей, при этом вовсю жертвуя калориями в виде тушонки и сала, из этого следует, что в скором будущем нас ждет одно лишь сладкое существование, потому как команда, явно не подумав, поручила заготовку сахара Игорю, а заготовку чая мне.

Подъем в гору мы начали спокойно и деловито. Каждый избрал свою тактику: Виталька выбрал самый спортивный способ - "лесенкой", Игорь пошел на приступ "ступенькой", Петруня избрал детскую "елочку", а я... а я задержался. Во-первых, надо было детально изучить избранные друзьями способы, чтобы не тратить силы на изобретение собственного, и, кроме того... то ли я лямки плохо подогнал, то ли отощал на Виталькиных харчах, но мешок мне показался слишком тяжелым.
Поправив ремни - я тоже вроде как решился на подвиг - хотел было начать штурм высотки, но тут меня ждало глубокое разочарование - все трое разведчиков с одинаковым успехом оказались снова в тех точках, откуда начали подъем. Каждый из способов, избранных ими, привел только к одному - метровый снег в процессе их подкапывания под него рухнул, обрушив на каждого из соискателей на звание "покоритель вершин" снежный сугроб, и тем самым с позором указав им, кто есть кто.
Выковыряв из ушей и ноздрей снег, отфыркиваясь, троица подползла ко мне.
- Степаныч, он не пускает! - Виталька, глядя вверх, туда, где, по его расчетам, должна была быть вершина, почесал в затылке. - Ты-то как будешь подниматься?
Ну, что с них возьмешь - дети! Уж им ли не знать самый древний способ взятия крепостей!
- Эх вы, салаги! Делай как я! - Как известно, великие открытия делаются только в том случае, если первооткрыватель чувствует и видит величайшее к себе внимание.
Медленно натянув рукавицы, тщательно застегнув все пуговицы на куртке, поплотнее надвинув на голову треух - ну, то есть, вызвав этими простыми действиями в душах неоперившихся птенцов величайшее к себе почтение! - я твердым шагом подошел к подножию склона и... встал на карачки!...
... Вот так, на карачках, мы и шли к подвигу. А что делать, если в мире еще не придумано такого микровертолета, чтобы поднять нас к небу!
Скорость, конечно, была небольшая, если говорить мягко и без эмоций. А на самом деле, если говорить далеко не мягко, скорости не было почти совсем. Стоило кому-то первому из нас прорыть коридор вверх до ближайшего дерева и вскарабкаться по нему, как тут же, к величайшему неудовольствию ползущих следом, он срывался и в клубах снежной пыли скатывался вниз на головы своих сподвижников.
Все было против нас: и этот мерзкий осыпающийся снег, и эти дурацкие пихтовые лапы, и кусты эти гадские, и болтающиеся на веревке никому не нужные лыжи, и этот идиотский - ну, почему он такой тяжелый? - рюкзак.
На первом привале мы даже не могли смотреть вниз, потому что знали - позади всего несколько жалких метров! И это после таких трудов!
Вся одежда была мокрой насквозь. Даже шапка, и та липла к голове, как вымоченная в воде половая тряпка. В чуни17 набилось столько снегу, что пришлось выковыривать его оттуда обломком коряги.
Отдыхивались молча. Легкие пропускали через себя кубометры воздуха, но никак не могли насытиться. Игорь попробовал есть снег, но тут же выплюнул его, не испытав привычного для него вкуса "Дунькиной радости".
- Сахарком посыпь, Игорюша! - Петька отдышался первым, потому его сразу потянуло на остроты. - Попробуй бросать сахар вперед, снег станет сладким, ты его сожрешь, и мы вмиг окажемся наверху!
- Бесполезно, - Виталька тер лицо снегом и фыркал, - какой бы коридор он ни проел, ты все равно уронишь вниз рюкзак, и мы снова окажемся внизу.
Да, было и это. Петя, в каком-то месте подъема освободил лямки, чтоб плечи отдохнули, и рюкзак тут же вырвался у него из рук и резво бросился вниз, сбивая по дороге все, что не успело отклониться. Отклониться, в общем-то, никто не успел. Потом хозяин зеленой бомбы долго не решался спуститься вниз, мудро ожидая, пока друзья-товарищи, сброшенные со склона, выскажут ему все, что они о нем думают, и возьмут себя в руки.
Я, например, поступил более лояльно, потому что мои лыжи тоже, тайно развязав веревочку, которой они были прикреплены к моему поясу, с легкостью лани, к моему счастью никого не задев, умчались обратно к нашему костру. Травм не было, а то, что мне пришлось сползти вниз и "вплавь" догонять свои причиндалы, никого сильно не взволновало.
... Удивительно, что после третьего перекура, двигаться стало легче. Излишек влаги из организма ушел, появились кое-какие навыки борьбы со снегом, да и количество пройденного пути все-таки бодрило - это ж надо столько проползти! Хотя, если честно сказать, ползли мы больше на автопилоте, только за счет каких-то непознанных сил. Вот впереди тонкий стволик пихточки, надо добраться до него; а вот кустик, теперь надо за него уцепиться; еще немного и удастся отдохнуть вон за той пихтой... Такие вот небольшие стимулы и двигали нас вперед!
...Когда впереди появилась вершина, никто не выразил ни грамма радости. Сил не было. Доползли и ладно. Надо б было, еще бы столько лезли. Добрались, и черт с ним!...
Отдыхали долго. Уже стали замерзать, но шевелиться не хотелось.
Если бы после нас в этом месте оказался, например, охотник, то он долго бы чесал репу, пытаясь понять, что за зверь карабкался по склону - коридоры были прогребены что надо!
Опыт подсказывал, что надо шевелиться, иначе мокрым и усталым даже на малом ветерке простыть проще простого. Как бы ни было тяжело, надо вставать. Тем более, по собственному опыту знаю, сил у человека - немеряно, он может, даже, казалось бы, в совершенном изнеможении совершить еще очень много. Помню, как-то в Саянах... Стоп, воспоминания потом.
- Виталька, готовь чефирбак. Игорь, доставай сахар. Мы с Петром ползком за хворостом. Подъем, народ, иначе за последствия не ручаюсь!
"А в ответ тишина, а в ответ никого...".
- Не понял! Приказа не слышали?
Опять тишина!
- Что такое? Бунт на корабле! Я вам честно говорю - нельзя переостывать, потом или переохлаждение с простудой, или полная атрофия конечностей. Доставай еду!
Ага, Петька зашевелился. Что значит - сила педобраза!18
- Степаныч, все у тебя. Сам доставай. - Петро, еле шевеля губами, с трудом скосил на меня хитрый глаз. - Ты все нес, тебе и карты в руки!
- Что?! - Я не сразу понял, но потом дошло - рюкзак потяжелел не просто так, в него добросердечные друзья сложили всю провизию и варочную посуду! Но когда успели, гады? Вроде все было под контролем!
Доползаю, развязываю рюкзак - точно! Все аккуратно сложено в котелки и лежит сверху - и сахар, и перловка, и чай и все остальное!
- Это тебе, начальник, за доброту твою, за "вон там, ну, в общем, за леском, на горочке...".
Впервые за сегодняшний день народ, хоть и прерываясь на кашель, заржал в полную глотку.
Вспыхнувшее было бешенство довольно быстро стихло, ибо я вспомнил, как в одном из походов на север Байкала тоже сунул в рюкзак капитану две вагонные тормозные колодки, а он на обратном пути в отместку мне по-дружески положил здоровенный булыжник. Все возвращается на круги своя!
Ржали мы долго! Верные товарищи настолько тонко провернули операцию по загрузке моего баула, что хватило мгновения, чтобы вес моего зеленого заспинника резко возрос. Что ж - в кругу друзей клювом не щелкай!
Вот и отдохнули! Дальнейшие действия команды, сдобренные приятными воспоминаниями об удавшемся розыгрыше, да еще кого - капитана! - были на редкость дружными и слаженными.
В одно мгновение был вырыт стакан, в котором заполыхал костер, явив миру ароматный чай, сдобренный изрядной долей Игорева сахара. Мокрые вещи мирно коптились в дыму, запах пота и аромат портянок, смешиваясь с пихтовым воздухом тайги, с лихвой восполняли экологическое несовершенство природы.
Мои же верные друзья снова и снова заходились от смеха, вспоминая, как я кожилился19, тягая рюкзак в гору, и крыл нехорошими словами все и вся за несправедливость мира!
- Самое страшное было то, что - не дай Бог! - твой саквояж покатился бы с горы, разбрасывая и рассыпая по снегу всю нашу жрачку! Но ты, Степаныч, не дал свершиться безобразию - упорно волок свой крест! Мы гордимся тобой! Ты с честью выдержал испытание!
Три придурка так заливисто ржали, что не было никакой возможности рассвирепеть! Да и зачем, когда такое блаженство царило внутри! Горка взята, дальше нас ожидает только спуск. А что настоящему мужику, тем более русскому, надо для счастья? Он только тогда по-настоящему счастлив, когда сумеет преодолеть невзгоды, им же самим созданные! Это ли не радость?!
Вспоминали также, как Игорь, заведя веревку за ствол пихты, пробовал поднять рюкзак весом своего тела, не подумав о том, что пихтовая живица сыграет роль клея, от чего рюкзак не поднялся ни на сантиметр. Пришлось снова спускаться к рюкзаку и подниматься второй раз, но уже с мешком на плечах.
Виталька тоже отличился - падая, рефлекторно ухватился за Петра, и оба, взметая снег, засвистели под уклон...
Сначала с трудом, но потом все увереннее, мужики встали на ноги и даже попробовали ходить.
- Ух, завтра мышцы начнут болеть! - Петро, уже заранее предчувствуя утренние проблемы, начал делать наклоны вперед и в стороны. - А вот сейчас надо бы царапины полечить.
Он добрел до пихты, выдавил из пузырьков на коре живицу и смазал ссадины.
- К утру все пройдет. Заживет как на собаке.
Игорь, похоже, обнаружил в себе таящуюся силу.
- А не сойти ли нам чуть ниже? Ветренно как-то здесь. Найдем уютное местечко и стаборимся на ночлег.
- А почему бы и нет? - Виталий оглядел горку. Кроме пихты на ней не было других деревьев. - Надо сухостой найти, а то опять будет как вчера.
Как-то так получилось, что народ единодушно решил идти дальше. То ли втянулись в ход, то ли подействовало то, что идти придется под гору, но неожиданно все легко собрались и двинулись вперед.

Глава XIV

ПЕТР ЕСТ

- Смотри, талина20 пошла! - Петро даже погладил тонкие прутики кустарника. - Это значит, что скоро...
- ...болото, - закончил за него Виталька. - Если ты подумал, что талина растет рядом с человеком, то ошибаешься, она растет там, где захочет. Это человек к ней жмется, а не она.
- Да село скоро, нутром чую! - Пареньку, видно, не забылись давешние намеки на сельское кафе. - Эх, пельмешек бы сейчас!
- Ты опять перловку не будешь есть? - Игорь притворно округлил глаза.
Петро мгновенно ретировался.
- Да я ведь так, помечтать уж нельзя... - Страх потерять ужин был немалым.

Оказалось, что найти место для ночевки было не так уж и легко. Кругом был лишь один кустарник. Пришлось идти довольно долго, хотя ноги гудели как трансформатор.
Помогла появившаяся из-за поворота скала. На ней, как отметил уже приноровившийся глаз, стояли несколько огромных сосен с большими сухими ветками понизу.
Пока собирали топливо, пока варили и ужинали, наступил вечер. Обзора не было совсем, сплошной кустарник загораживал виды, только звездочки поблескивали над головами, да видны были облака, тянущиеся на восток. Разговаривать не было сил, быстренько прополоскали кишки чаем - и спать.
Перед сном, уже полностью упаковавшись в спальник, Виталя пробормотал:
- Однако ветер западный и снегом пахнет.
На том и уснули

Спали долго.
То, что за палаткой идет снег, было ясно. Он с легким шелестом касался полога, крыша палатки прогнулась, и Игорь с Петром, спавшие по краям, почти касались носом зеленого брезента.
Вставать не хотелось. Ощущение усталости еще давало о себе знать.
Не хотелось вставать и нашему повару. Тайная надежда, что народ будет дрыхнуть долго, размагнитила его, но сладостные мечты его были прерваны самым беспардонным образом.
- И какого... ты сачкуешь? - Петро выпалил это так резко и громко, что мы аж подскочили в своих спальниках. - Дров куча, перловка уже плесенью покрылась, сахар сиропится, Дунька - так Петя для краткости обзывал конфеты - слежалась уже, а повар дрыхнет!
У юноши прорезался командирский тон! Вот до чего голод доводит - мальчик возомнил себя генералом! Стимулирующее действие отощавшего организма налицо!
Но не таков повар, чтобы им погоняли генералы!
- Ты же настроился на пельмени! Че ж зря перловку трескать, когда организм уже готов мясо пожирать? Кто же после "шрапнели" ест пельмени? Нет, дорогой, сегодня ты должен малость поголодать, а то наберешь в Бельтресе деликатесов - а аппетиту нет!
- Ты обо мне не беспокойся! От пельменей я никогда не откажусь, даже после твоей мерзопакостной перловки. - Близость жилья подействовала на паренька одурманивающе. В его речи сквозила дерзость, да еще какая!
Виталька даже закашлялся, ему просто было нечем ответить!
- Ладно, я тебе припомню еще эти слова, - пробормотал он, вылезая из спальника.
Снег падал огромными мягкими хлопьями, спускаясь из невидимого верха. Казалось даже, что было слышно, как он трется о воздух. Было одновременно и прохладно и тепло, понизу струился ночной холод, а сверху, прижимаемое снегом, спускалось тепло.
Двигаться было трудно. Болело все: спина, руки, ноги - любое шевеление ими вызывало, казалось, непреодолимую боль. Да, вчерашний день хорошо нас обработал!
- Ничего, мужики, еще пару таких подъемчиков, и болеть перестанет. Это запасные сосуды в мышцах кровью наполнились. Надо больше двигаться, и все пройдет.
Во дает! Никогда бы не подумал, что Игорь это знает.
- Откуда такие познания, шеф? - Петро удивленно вскинул брови. - Где этому учат, дай адресок?
- Биологию затем в школе учат, что она организм в порядок приводит! - Игорь пару раз подпрыгнул, но на третий не решился. - Предлагаю перекусить и быстрым шагом рвануть в Бельтрес.
- Еще один... - Виталька хмуро мешал кашу. - Оборзел народ. Другие меня на руках носили бы за то, что я почти из ничего жратву готовлю. Обалдуи... Ничего, я знаю один закон, он вам отомстит за меня...
Похоже, что этот закон знаю и я. Он с непобедимым постоянством наказывает тех, кто после вынужденного воздержания набрасывается на еду. А ведь совсем скоро это время наступит...

Сборы и начало дальнейшего движения дались нам тяжело - то один, то другой ойкал и стонал. Но постепенно ойканья стихли, и скоро все наладилось. Глубокий снег и совершенно несоответствующее ему то, что было надето на ноги, быстро размягчили мышцы, и боли прошли. Осталось только все то же - борьба за каждый шаг, хотя местами, где встречались полянки, те, что вчера были прогреты солнцем, чарым, укрытый снежком, позволял нам двигаться с увеличенной скоростью. Про Игоря умолчим, хотя и он приспособился использовать свои снегоступы в качестве каталок.
Петру до того уже надоели его "дощечки", что на одном из привалов он напялил мои широкие лыжи и ушел вперед на разведку.
- Вот ведь неймется ему, сильно ребенок кушать хочет! - Виталька, удобно привалившись к дереву, лепил снежки и кидал ими в спину Игоря. - Как бы не сбежал он от нас. Степаныч, тебе лыжи не жалко?
Мы сидели молча. А что, этот ухарь запросто может хрякнуть мои доски.
- Да что лыжи, лишь бы человек хороший...

Договорить я не успел - из-за кустов выше Петька... без моих лыж!
Подойдя поближе, он понуро склонил голову и косо посмотрел на меня.
- Не ругай, Степаныч, но...
- Я ж тебе говорил! - Виталька горячо запричитал, - как ты мог такому охламону лыжи свои доверить? Да ему даже... Эх!
Вот тебе и хороший человек! Вот сейчас бы ка-ак двинул в ухо!
- Где ты их кокнул, чудо-юдо?
- Да там... ямка... Ты, Степаныч, надевай мои, тоже лыжи, гоночные как-никак...
- Вот обормот! - Игорь тоже решил принять участие в моей судьбе. - Бери, Степаныч, мои ласты, а я сзади по вашим следам пойду.
- Ну, Петро... - слова кончились. Мы повскакивали с мест и стали обговаривать, как будем меняться лыжами, пока не дойдем до села.
Петька, боясь нашего гнева, ушел вперед, за ним зашагали и мы. Шли молча, проклиная про себя этого недотепу. Это ж надо - почти на финише поднести нам такое!
Буровить глубокий снег без лыж оказалось очень даже нелегко, хоть сучки к ногам привязывай...

- Эй, вы, кикиморы болотные! Поднимите головы! - Голос Петра оборвал мои тоскливые мысли.
Мы одновременно подняли головы и оторопели...
Петька, подняв в руках мои лыжи, совершенно целые, стоял... на дороге! Она выныривала откуда-то из-за кустов и тянулась через гриву21, лишенную растительности.
Эффект был потрясающим!
Мы выбежали на дорогу, и, не веря себе, стали подпрыгивать и топать, проверяя, что под нами на самом деле твердая (!) поверхность! Мы настолько отвыкли от этого, что не сразу и поняли - наши мучения с лыжами закончились.
- Вот это да! - Игорь даже отбил чечетку, - это ж надо, а?
Настроение враз резко подскочило! Дорога! До чего же велик человек, если он придумал такую вещь как дорога! Не поверите, это было так необычно - ощущать под подошвами твердую (!) поверхность! Фантастика!
- Степаныч, лыжи-то свои надевай, чего уж там...
Петька стоял и ржал во все горло! Постепенно, вслед за ним, стали хохотать и все остальные.
Вот каналья! Ведь разыграл! Да еще как! А я ведь уже начал придумывать способы отмщения!

Дальнейший путь мы продолжили, будто на праздник шли - с шутками-прибаутками. Оказывается - можно идти и разговаривать! В лесу как-то было не до разговоров...
- Щас придем в Бельтрес, натрескаемся пельменей и на полати22! - Игорь шел, побрякивая снегоступами. - У моей бабки в деревне полати, так я как приеду к ней, сплю только там.
- Кто ж тебя пустит к себе, оборванец? Ты только появишься в деревне, народ в подпол спрячется. Ты глянь на себя!
И правда, мы как-то не думали о том, как мы выглядим. В лесу это нам было ни к чему, но вот сейчас...
- У кого зеркальце есть? - Игорь на самом деле, разглядывая нас, черномордых оборванцев, начал задумываться, как же он сам выглядит?
А видок наш был... Несколько суток борьбы со снегом, когда одежда от пота промокала насквозь, а затем ночи возле дымного с горячими искрами костра, превратили наше снаряжение во что-то, чему надо было подыскивать новое название. Все расцветки, когда-то украшавшие одежду, слились в один - серо-черный, а дыры всех размеров, прожженные костром и порванные на "горке", как следы от пуль, могли навести мысли местных жителей на то, что перед ними лесные разбойники или партизаны, до сих пор спускающие поезда под откос.
- Да. Это, - Виталька двумя пальцами приподнял свой грязный и дырявый рукав, - восстановлению уже не подлежит. Этими ремками даже пол мыть нельзя, почернеет. Боюсь, даже огонь ее не возьмет, задубело все.
- Эт точно! Что ж, придется в село нагишом идти. Во-первых, не сдадут в комендатуру, а во-вторых, местные девки приютят...
Петька мечтательно закатил глаза.
В ответ на его мечты Игорь расхохотался.
- А ты не подумал о том, как ты будешь смотреться - бледное, немощное тело на фоне закопченной морды? Собак ведь перепугаешь!
- Да-а, баня по нас плачет, это точно! - Виталька все же вслух высказал то, о чем мы в последние дни старались не говорить.

salop7

Мы шагали по дороге, не переставая болтать.
Но постепенно ощущение того, что вот-вот должно появиться село, стало возрастать. Вот уже по берегу ручья, укрытого снегом, появились кривые березы. Возник вкопанный полусгнивший столбик с остатками забора. Вырисовалась какая-то разрушенная ветхая постройка, окруженная кустами черемухи.
Мы шагали, не отбрасывая надежду, что вот скоро, еще сотня шагов и за той гривкой увидим дымы и людей... Петруня своим зорким глазом разглядел прибитую к дереву дощечку, на которой можно было различить слово, написанное корявыми буквами.
- Пе... тр... ес, - кое-как разобрали мы.
- Фигня какая-то, - Игорь хотел уж было выбросить дощечку, но Виталий забрал ее у него. - Погоди, что-то напоминает... Может быть от имени Петр.
- А там нет каких-нибудь других букв? Ну, например, буквы "Т"? А то получилось бы "Петр ест". - Игорь захохотал.
- "Петр" - это ясно, про кого. Но что такое "ес"? Может быть "место Петра", то есть хозяин этого места Петр? Петька, ты не узнаешь своих владений?
- Дай-ка мне, - я протянул руку к дощечке. Ответ мне был ясен, придется ребятишек сильно огорчить.
- Я уже вам говорил про те времена, когда было укрупнение сел. Кроме того, со временем старые названия изменялись. Например, в названии вашего любимого села Турочак буква "о" поставлена русскими переселенцами, хотя изначальное алтайское название селения было ТурАчак, "маленький домик" значит. Для русских ушей привычнее и логичнее было заменить непонятную букву "а" на связующую букву по примеру слов "космОдром", "летОпись" или "снегОход".
- Ты к чему это, Степаныч? - Игорь вопросительно уставился на меня.
- Вынужден, ребятки, вас разочаровать: Петрес - это бывший Бельтрес, так сказать, в своем упрощенном варианте.
- А где он, этот Петрес? - Игорь огляделся.
- Да под тобой! - Петр первым сообразил, к чему я клоню. - Улыбнулись нам и пельмени, и полати, и баня...
- ... и девочки! - вяло закончил Виталька.
Разочарование было огромное!
Дальше мы шли, почти не разговаривая. Петюня нет-нет да и оглядывался, как-будто до сих пор не верил, что долгожданный Бельтрес расстаял как мираж.
А счастье было так близко!

Глава XV

ПОСЛЕДНИЙ КОСТЕР

- Но ничего, скоро будет Тондошка, там и отдохнем. - Я смотрел на карту. - Придем к директору школы, он нас где-нибудь устроит. А если еще и покормит, то будет совсем хорошо.
- То есть ты, Степаныч, намекаешь, что в Тондошке тоже кафе нам не светит? - Петя уже успокоился, и, как видно, затвердел характером. Голос его звучал спокойно.
- Раньше не было. Но возможно, что жители, зная о твоем приходе, подсуетились и создали какую-нибудь харчевню...
- ... и назвали ее "Петр ест", - под общий хохот опять завершил фразу Виталька.
Мы сидели на кривом березовом стволе возле ручья и занимались любимым делом - пялились на природу.
Огромные снежинки, покачиваясь, планировали на землю, на нашу одежду, на рюкзаки. Снег был редким, легким. Видимость была небольшая, но очертания Царь-горы сквозь снегопад все же угадывались. Были видны гривы. Они были безлесыми, видимо, раньше здесь были поля, а сейчас, скорее всего, они были преобразованы в покосы. Низина ручья Бельтрес заросла тальником и редкими березами.
Стояла тишина. В мире и на душе царил покой, и я вспомнил, как до похода меня переполняли терзания и нервная сумятица. Борьба со снегом, холодом и неустроенностью, разговоры у костра, незлобный треп моих однопалатников вычистили из моего утомленного сознания всю эту душевную нечисть, а со шлаками ушли и мои всяческие хвори вместе с мелкими болячками. Ведь за все это время - а было и мокро, и холодно, и голодно! - никто из нас ни разу даже не кашлянул! Не говоря уж про другие мелкие хвори. Правда, руки в ссадинах и порезах, но это нормально, это так и надо.
- А ведь наш круиз, считай, почти закончился, - Виталька будто прочитал мои мысли. - Если мы сегодня придем в Тондошку, крупу и сладости можно выбросить, там сажи и пепла немеряно.
- Как это - выбросить? - Петро возмутился. - Давай так съедим!
- Нет, я предлагаю сделать перекус. Поедим, а потом можно и финишировать, - Игорь встал. - Кто со мной за дровами!
- Погоди, - Виталий, как более рассудительный человек, притормозил торопыгу. - Надо место получше поискать, чтоб без ветра и пыли...
- ... и устроить ночевку! - Теперь уже Петруня закончил фразу, прервав привычную прерогативу Витальки. - А что, перловка еще есть...
Все захохотали, услышав от ненавистника "шрапнели" эти слова, но еще и потому, что удалось преодолеть какое-то... внутри сидящее сомнение.
Надо же - после всего, что нам пришлось испытать, этим дикарям перехотелось спешить домой!
Все верно - любое дело надо завершать красиво!

Глава XVI

ФИНИШ

- Жизнь похожа на туалетную бумагу, такая же длинная... Но расходуем мы ее на всякое г..но!
Виталька философствовал у костра, глядя на то, как мы пытаемся привести в порядок и себя и свои лохмотья.
- Да с этой иголкой только в атаку ходить! - Игорь вышивает крестиком по брезенту, неумело орудуя единственной иглой, найденной в коробке с инструментом.
Эта игла похожа на копье - длиннее игл в природе просто не существует. Виталий взял ее для технического ремонта, вполне разумно полагая, что любая вещь должна быть унифицированной, то есть подходить для разного вида работ, в качестве шила, например, или для орудия охоты на дикого зверя. Потому Игорю приходится решать множество задач, связанных прежде всего, например, с желанием заштопать дырку на заднем полушарии брюк. Если добавить, что там же, в наборе, из ниток был только капроновый шнур из корда автопокрышки, то мучения "швеи" были понятны.
Петруня вовсю борется с излишком окружающей белизны. Ему удалось в кружке с водой увидеть свое отражение, и теперь он старается если не отмыть свою ряху, то хотя бы фон, окружающий снег то есть, слегка подчернить. Настрогав хозяйственного мыла и смешав его со снегом, он этой кашей пытается содрать с лица годовые отложения загара. Битва идет с переменным успехом: часть шеи, в основном в районе горла, уже как-то удалось слегка выбелить, но вот физиономия не сдается - остается все такой же черной. А снег грязным!
- Ты бы руки сначала вымыл, балда! Такими руками не морду мыть, а сажу мешать. - Виталька успевает еще и комментировать происходящие события. - Хочешь, намешаю золы зубы драить?
Мытье лица и ремонт одежды, как можно понять из его комментариев, он считает совершенно пустым делом. Хотя внутренне - это видно хотя бы по тому, как он слишком уж вдумчиво снимает пробу с кипящей похлебки - юноша тоже не отбрасывает надежду о Тондошенских красавицах. Какая же еще причина заставляет его морщить лоб, если не грозящее знакомство с местными аборигенками?
Мне тоже вначале хотелось что-нибудь подремонтировать, но, видя мучения, которые приходится испытывать двоим из нас, желание постепенно переходят из навязчивых в необязательные, а вскоре и совсем улетучиваются.
Не по годам мне эта суета!
Гораздо приятнее и, я думаю, полезнее сидеть, вытянув ноги к костру, осматривая любознательным взором окружающий мир.
Природа готовится ко сну: снег лениво падает вниз, будто ему это так надоело, что он готов совсем зависнуть и уснуть до следующей зимы; хребет, кажется, стал ниже по той же причине - он сладко растянулся в предвкушении сна и позевывает, нагоняя туман; краски дня тоже потеряли свою активность и укрылись серым, отложив свои яркие блики назавтра...
- Ну, что, пир на весь мир?
Виталька, совершенно не беря во внимание трудовой героизм сопалатников, уже разливает по кружкам...
- Ты чего это там налил, дорогой? - Петька уже плюнул на несбывшиеся мечты сделать себя бледнолицым, и его быстрые глаза углядели, что повар наливает в кружки, во-первых, не поварешкой и, во-вторых, не из котелка. - Что это - компот?
- Компот, компот... - Виталька уже закончил разливать и добавил, - ну, что, садимся, али как?
- Ничего себе! - Петруня уже унюхал, чем наполнены кружки, и щелки его глаз заметно раздвинулись. - И ты это утаил?
- Вот это да! - Игорь лизнул багровую жидкость, что плескалась в кружке и облизнулся. - Нефигово!23 Надеюсь, не последняя?
- А все, дорогой! Я тебе не ликеро-водочный завод. И то у бабки еле выпросил. Так что пей и радуйся!
Ну, что ж, ребята заслужили. Надо тост говорить.
- Предлагаю смочить губы этим искрометным напитком исключительно из чувства уважения ко всем нам, героически выстоявшим в борьбе с испытаниями! Ура!
- Ура-а!

...Много ли надо этим желторотикам, чтобы поднять настроение!
В один миг закусив бабкину настойку тем, что на этот раз сварганил Виталька, парни заработали языками так, что до самого утра крики и смех сотрясали непуганую местную тишину.

Утром, так толком и не поспав, выскребли ложками последние крупинки сладкой перловки - шиканули напоследок! - и рванули в Тондошку.
Никто нас, конечно, не встретил. На сверкание отдраенной мыльным снегом Петькиной физиономии так никто из местных аборигенш и не позарился, а на красиво пришпандоренную коричневой дратвой Игореву заплату обратили внимание только местные дворняги. Кафешку мы искать не стали, здаво рассудив, что не сильно и хотели, а мечта о пельменях в нашем сознании так почему-то ни разу и не всплыла.
На попутных санях под непереставаемое попукивание местной лошаденки и ворчливые комментарии по этому поводу низкорослого узкоглазого и широкоскулого кучера мы добрались до шоссе, где нас и подхватил рейсовый автобус, за каких-то с небольшим четверть часа домчавший нас до Турочакской автостанции.

- Встречаемся во вторник в турклубе! - С этими словами мы распрощались и разбрелись по домам отмываться, отъедаться и отсыпаться.

ЭПИЛОГ

Вот таким было наше путешествие той мартовской зимой.
Конечно, после похода на вторничном отчете в турклубе мы были героями! Те, кто не смогли по разным причинам пойти с нами, жутко каялись и клялись, что уж в следующий раз они непременно...
А уж мы заливались соловьями! От наших рассказов народ ахал, восторгался и аплодировал.
Конечно, героем из героев был - вы, конечно, догадываетесь, кто! - Петька, конечно! Мы только сейчас поняли, что без него нам всем был бы полный каюк! Виталька так и сказал: - Не ты бы, так мы бы до сих пор в тайге бродили...
Петька не расслышал, что Виталька добавил вполголоса, но я-то был близко, потому и уловил полный смысл сказанного.
- ...еды бы еще на два дня хватило!
А раз этого никто не слышал, то Петька еще долго держал себя в центре внимания.

Мы потом еще не раз с обитателями турклуба ходили в походы, но многодневных уже не было. Затем времена осложнились, и наша компания постепенно распалась.

Немало случилось в последующие годы и в наших судьбах, и в окружающей жизни. Что делать - жизнь слишком быстротечна, и не нам управлять ею.

...Игорь после похода уехал на Урал, и не отозвался ни на одно письмо. Видимо, жизнь взяла его в оборот так, что было не до писем.
Петьша после школы так и не продолжил образование, перебивается случайными заработками и от этого стыдливо старается не попадаться на глаза.
Виталий искал счастье в иных местах, но все же вернулся в родное село и все так же, как и в том походе, деловито и спокойно устраивает свою небогатую жизнь.
Мне тоже пришлось многое испытать, жизнь-злодейка по головке редко кого гладит!

Много лет прошло, но все мы до сих пор помним те дни, когда мы легко и изящно преодолевали все наши трудности. Мы помним, каким стремительным был наш бег по искрящемуся снегу, каким удивительным разнообразием отличалось наше меню, а, главное, какими молодыми мы были в те далекие, счастливые годы!

И у нас - у меня, у Петра, у Витальки, у Игоря - есть то, что навсегда останется с нами - это то незабываемое время, когда...

МЫ БЫЛИ СЧАСТЛИВЫ ВСЕГО ЛИШЬ ОТ ТОГО, ЧТО МЫ ЕСТЬ И НАМ ХОРОШО ОТ ЭТОГО!

salop6

 

1 Салоп - официальное название горного хребта в Горном Алтае (близ села Турочак).
2 "Костинька" - местечко на реке Лебедь по дороге на Ивановку. По преданию название местечка образовалось от имени мальчика, утонувшего в реке.
3 Чарым - ледяная корка на снегу от весеннего солнца.
4 Камус - шкура с голени парнокопытных. Набивка его на полозья лыж предотвращает откат при подъеме в гору.
5 Йети - снежный человек.
6 Название этой "бороды" я не знаю, только знаю, что эта свисающая с деревьев растительность - любимое лакомство кабарги (таежной горной козочки).
7 Щелок - вываренная зола. Издавна применялась для стирки и мытья волос.
8 Алтайские фены - теплые ветра в долинах Горного Алтая.
9 Аил - сооружение из бревен в виде чума, отапливаемое изнутри костром; а также алтайское поселение.
10 Бадан - широколистое растение, прошлогодние почерневшие листья которого заваривают как чай.
11 Тягун - длинный подъем.
12 Кунак - по-грузински родня.
13 Мы ели и пили чай из литровых кружек.
14 Чефирбак - народное название литровой жестяной банки.
15 Подзадник - величайшее изобретение человечества: пенополиуретановая подстилка, чтобы можно было сесть на холодные землю, камни, стволы деревьев и проч. без опаски простудить "задний мост".
16 "Дунькина радость" - это конфеты без оберток, особо ценные тем, что от долгого хранения они слипаются в комок и от того не так быстро исчезают.
17 Чуни - резиновые калоши с подшитыми к ним голенищами из брезента. Надеваются на валенки.
18 Педобраз - педагогическое образование.
19 Кожилился - напрягался (народное).
20 Талина - ивняк, тальник, верба.
21 Грива - возвышенность, тянущаяся от хребта.
22 Полати - в сельских домах лежанки под потолком.
23 Выражение "нефигово" не подлежит переводу. Каждый понимает его как может.


И.Истомин. Каменный мешок. Повесть. 2008 г.

У вас недостаточно прав на комментирование

.