-
Категория: Романы
-
Просмотров: 2252
ЧАСТЬ III
ГЛАВА II
ПУТЬ В ДОЛИНУ РАДОСТИ
ПО ЛЕНЕ
…Шли вторые сутки нашего плавания по Лене.
Баржа, груженая контейнерами, направляемая нашим буксиром-толкачем, скользила по реке, огибая качающиеся на волнах бакены. Между контейнерами темнел мокрый брезент, укрывающий нашу поклажу, а мы теснились в кубрике, ведя разговоры с капитаном Сильвестром.
«Морской пират», как он себя называл, был несказанно рад тому, что именно на его «пиратском корвете» охотники за «флибустьерским кладами», как он нас называл, совершали «разбойное» путешествие.
Этот громадный мужик явно в свое время зачитывался описаниями «геройских» подвигов Флинта и его приспешников, потому и пошел в речной флот.
«На морские суда меня не взяли, порешили, что с таким балластом – он указал на свой огромный живот, - ни одна посудина не доплывет до порта, а если опрокинется в пути, то вся живность при виде меня эмигрирует в другие моря, лишив страну морских деликатесов!» - Сильвестр раскатисто гоготал и хлебал бражку прямо из бочонка. – - - Ох, хороша!
Он отрывался, вытирал бороду, и снова прикладывался к напитку. - Да ради этой живой воды я готов вас возить хоть каждый день!
- Да нешто у тебя нет такой? – Прол, хитро прищурившись, скреб свою бороду и грозил пирату пальцем. – Небось, где-то в нутрях твоего паровоза не одна-другая бадья заныканы?
- Может и заныканы, но с вашей бражкой сравниться не может никакая другая! – Прижимистый флибустьер решил, видимо, сначала нашу святую воду прикончить, а там уж как дело пойдет.
Оглядывая нас, он безошибочно высчитал, что мы за птицы, но при этом было видно, что мы его не разочаровали, а вот Олега он мгновенно выделил из всех нас и в разговорах по делу обращался только к нему.
Своих наринцев он беспрестанно расспрашивал про житье-бытье, и видно было, что его широкая душа рвалась туда, в Усть-Нару, где прошло его, несомненно, счастливое детство.
Девчонки непрестанно выбегали на мостик полюбоваться проплывающими мимо берегами. Оленка во все глаза таращилась на бурунящие навстречу катера и баржи, махала им рукой, а капитаны, видя прекрасную незнакомку, в ответ сипели своими простуженными гудками и, думаю, чесали в затылках, строя догадки, кого это и куда везет «гроза морей» пузатый Сильвестр.
Красота берегов завораживала. Величественные скалы и причудливые острова выплывали нам навстречу; казалось, будто все самые экзотичные места Сибири собрались на смотрины. Показывая на многокилометровую стену, что высилась вдоль реки, мы сравнивали ее с Питерскими набережными у Петропавловской крепости, но это чудо по мощи было, конечно, величественнее.
- А вот если бы я оплошал и вернулся бы на Урал, то моя Евдокея уж точно бы с этих нырялок в воду кинулась! –
Юрка показывал на торчащие маяками Ленские столбы. При виде этих фантастических изваяний у девчонок разыгралась фантазия:
- Смотрите, смотрите, а вон там ворота в рай! – Варя показывала на скалы, имеющие форму арки.
– А это дворец, я такой в книжках видела, - восхищалась Оленка.
– А вон там, наверное, боги живут, - показывая на скальный дворцовый ансамбль, в восторге фантазировала Дуся.
– Там еще много пещер, в которых и заблудиться можно, ходоки о них рассказывали.
Маша держала Никитку на перилах, а тот, расширив глаза от восхищения, не отрываясь, рассматривал эти чудеса природы.
- Скоро, когда подплывем, я вам еще и не такое покажу! – Прол загадочно улыбался. – Там, впереди, есть остров, который летает над водой. Сам бы не поверил, если б не видел. – Тут, на реке, столько всяких чудес, что все и не обсказать.
- Мам, можно, я тоже буду моряком, как этот… как его…Симестр? Он, наверное, чтобы все это видеть, в капитаны пошел, да? – Оська, сын Фимы и Стюры, пожирал глазами все, что проплывало мимо нас.
- Моряком… Да ты еще плавать-то не умеешь, забыл, как я тебя из озера за волосы тащила, а у тебя из носа вода бежала? – Ксанька, очень похожая на своего отца, Саву, звонко хохотала и махала руками, показывая как Оська тонул.
Кеша, сын Прола, от которого я за все наше путешествие слышал всего пару слов, своим детским басом произнес:
- Все равно в Долине Радости красивее. Папка с мамкой, всегда про нее рассказывают, а про эти камни ни разу. – Он демонстративно слез с перил и ушел в кубрик. Серьезный товарищ!
Ребятишкам было строго-настрого приказано не шалить, чтобы в воду не свалиться, но они, забыв про все наказы, носились между контейнерами, прибегали в кубрик и, задыхаясь, восклицали, каких огромных тайменей они видели в реке. Что они там видели, не знаю, но наши спиннинги вылавливали из воды только ветки да всякий мусор, который мы обгоняли. Лена, в последнее время ставшая двухполосной речной дорогой Сибири, вряд ли сохранила в себе ту живность, какой она могла похвалиться в начале века. Зато, я был уверен, в притоках рыбы было уж точно немеряно.
Вскоре стало заметно холодать. Высокие широты приближались, дыхание зимы уже чувствовалось. Кое-где по берегам уже виднелись стайки лиственничных рощиц, скинувших летние наряды, виднелись белые шапки дальних гор. На воде качались пятна «сала», овальных плиток льда. Они шуршали о борта баржи, будто нашептывали, что скоро власть сменится, лед все приберет к своим рукам.
Сильвестр выходил на мостки, смотрел в небо, хмурился, но по-прежнему уверял, что к тропе выйдем вовремя. Команда катера тоже уверяла нас, что все идет по графику; зима хоть уже и не за горами, но все будет о’кей. Не знаю, догадывались ли они, кто мы такие, но вопросов не задавали, весело пили с нами бражку и завистливо косились на наших девчонок.
- Где вы понабрали таких красавиц? – Моторист Вася тер промасленной ветошью свои навсегда просоляренные клешни и откровенно пялился на мою Оленку. – Подскажи адресок!
-Эх, Вася! Да не мы понабрали, а нас подобрали! – Я прижал к себе мое сокровище, а Оленка, сузив глазки, сурово покачала головой. – Таких, дорогой ты мой моряк, не находят, такие сами приходят. Но для этого…
Я замолчал. Что я ему должен сказать? Что ради моей красавицы мне нужно было пройти сквозь мрак и морок? Сбить не пару сапог? Отринуть все, чем я жил до того?
Думаю, что моторист и сам все понял без слов, только еще раз глянул на девушку и нырнул в урчащую утробу своего провонявшего копотью пакетбота…
НА БЕРЕГУ
Наступило последнее утро нашего речного путешествия. Баржа отошла от очередного причала, оставив на берегу часть контейнеров и погрузив пустые, и вскоре Сильвестр сам встал за штурвал, выискивая на берегу место, где мы должны сойти на берег. Видимо, искусством причаливания к берегу владел только капитан, если вся команда толкача распределилась на носу баржи, готовя сходни. Мы, подтащив тюки к ограждению борта, стояли тут же, готовясь по первому сигналу начать выгрузку.
- Баржу будет разворачивать, течение быстрое, потому будьте осторожны, особенно с детьми и женщинами, - моторист Вася явно красовался перед моей Оленкой, изображая из себя бывалого моряка, но в данной ситуации его указания были вполне уместны.
Сильвестр, было видно сквозь стекло, с величайшей аккуратностью подгонял судно к берегу, постоянно смахивая пот со лба.
Дно здесь было глубокое, потому баржа, мягко ткнувшись носом, замерла и медленно начала разворачиваться. Мужики в мгновение ока спустили сходни и почти бегом перевели на берег детей и женщин. Мы же в это время передавали по цепочке наши тюки.
И все равно не успели! Баржу уже сильно развернуло, и Сильвестр, гуднув, стал отводить ее от берега. Команда вынула сходни, а оставшиеся тюки стала бросать прямо на галечник. Два тюка не долетели, и наши мужики бросились в воду спасать драгоценную поклажу. Юрка тоже кинулся спасать свой мешок, на что Евдокия вдогонку крикнула:
- Да не утонет твое барахло, пустой бочонок не позволит!
Но Юрка истово бултыхался возле тонущего тюка, из всех сил направляя его к берегу, и Дуся снова заметила:
- Видать, не все выхлебал, вон как упирается!
- Тебе не жаль мужика, что ль? – Жена Прола, Степанида, удивленно глянула на ухахатывающуюся Юркину зазнобу. – Да что ему сделается, - крикнула та, - он живуч как мартовский кот! Сам, кого хошь, пожалеет!
Мешки на глазах тяжелели, но все же удалось их дотолкать до берега и с величайшим трудом вытащить.
С удаляющегося катера донесся протяжный прощальный гудок. Сильвестр разворачивал баржу, стараясь управиться до ближайшего бакена. В это время мы перетащили груз под навес, стоящий на берегу, и распалили огромный костер. Женщины принялись готовить перекус, а мужики начали рубить жерди для сушки промокших вещей.
Евдокия же хлопотала вокруг Юрки, будто и забыла про издевку, что кричала ему с берега, и только сейчас я понял, каким страхом было наполнено ее сердечко, когда парень хлебал стуженую воду. Но вместо причитаний она изо всех сил старалась разухарить своего «рэмбо», чтобы он хотя бы со злости вырвал их вещи, да и себя тоже, из ледяных лап водной стихии. Юрка, видно было, тоже это понял, потому гладил руку своей Дусеньки и «успокаивал» ее:
- Да нешто ты, мать, испужалась за меня? Аль подумала, что придется другого геракла подыскивать, если я утопну?
- Да барахло жалела! Че мне за тебя бояться-то, уж знаю, как ты грозен в страхе-то!
Удивительно! Этим двоим ведь удалось найти друг друга! Не думаю, что если б этого не случилось, они были бы счастливы с другими. Да и, вспоминая, с каким радушием и лаской Дуся привечала нас в своем доме, было видно, что любят они друг друга до беспамятства…
Вскоре из леса послышался лошадиный всхрап, и на полянку выехали три всадника, ведя рядом по лошади. Начались обнимания, мужские крякания и женские всхлипы. Прибывшие мужики каждому пожали руки, расцеловали женщин, потискали ребятишек и начали готовить волокуши для транспортировки тюков.
- На заимке еще перезнакомимся, а пока собирайтесь быстрее, чтоб совсем не промокнуть. Наши бабоньки, как заслышали Сильвестров гудок, так сразу кинулись варить да парить, а мужики баню готовят.
- Щас придем и уж тогда попразднуем… Нешто промочили пожитки-то? Да ладно, дома все обсушим, - кряжистый мужик обвязывал сыромятиной жерди, - ладно хоть не потеряли ничего.
НА ЗАИМКЕ
Вскоре караван вытянулся по заросшей высокой травой лесной дороге. Дети парами сидели на спинах двоих лошадей, а остальные, небольшого роста лошадки, фыркали и тянули за собой волокуши с тюками.
Дети непрестанно вертелись, особенно те, что ехали впереди, мальчик с девочкой. Никитка и тут проявил свой характер, позаимствованный у деда Онуфрия:
- Что вы вертитесь, нешто лошадей не видели? Ксанька, ты-то хоть не дури, женчина как никак!
На что «женчина», сверкая круглой конопатой мордашкой, со смехом отвечала:
- Ты-то уж помолчи, мущина тоже еще, раскомандовался тут… Это Оська все вертится, он-то привык только на хрюнделях дома скакать!
Оська тут же развернулся и двинул локтем едкую девчонку так, что она чуть на землю не загремела.
- Сама-то… вместо уздечки только хворостину в руках привыкла держать, которой гусей пасешь! Это она перед тобой корчится, Никитша, чтоб ты на нее глядел…
Само собой, Оська, в свою очередь, тут же получил маленьким кулачком в бок.
Хлопоты с выгрузкой и укладкой вещей на волокуши отвлекли мое внимание от цели нашего приезда сюда, но сейчас, шагая по мягкой влажной земле, я вдруг представил карту Сибири и то место, где мы находимся. Непостижимость дали, в которую занесла меня судьба, вновь наполнила душу таинством и необычностью происходящего. Любуясь ребятишками и взрослыми, сосредоточенно шагающими по мокрой траве, я опять, уже в который раз, поразился, как даже в такой глубинке, куда добраться можно, лишь преодолев немалые расстояния, люди оказываются нисколько не обделенными ни сообразительностью, ни знаниями. Поистине, куда б ты ни попал, ты встретишь людей, не глупее тебя…
Заимка открылась сразу. На взгорке стояло несколько домов, покрытых тесом, один из которых выделялся своей величиной.
- Вот там и будете жить. Кедрошники еще нескоро придут, места много. Все уже натоплено, вода в ручье рядом.
- Если есть не хотите, то пожалте в баню.
Баня по-черному стояла, как тому и надо быть, возле ручья, в котором была сделана большая кутья для омывания.
Евдокия, не долго думая, распорядилась:
- Вы, Финя, Сава и Прол, забирайте свои выводки и дуйте сажу собирать, а мы покамест бражку попьем. А потом поменяемся.
«Выводки», не долго думая, нырнули в баню, а мы распаковали пожитки и стали благоустраиваться.
-Тебе, дружок, рядом стелить, аль дать тебе гребень молодушек местных чесать? – Дуся ехидно обсмотрела выглядывающего в оконце Юрку.
- Стели, матушка, рядом. Я, ить, знашь сама, быстро управлюсь, тут и чесать-то, похоже, некого…
Последнее слово Юрка уже пробормотал, так как из соседнего дома вышла молодка и, зная, что из нашего окна обязательно кто-нибудь на нее глядит, гордо вздернула носик и поплыла, качая коромыслами, к ручью.
- Ку-уда! – Дуся схватила за рубаху сделавшего собачью стойку парня. – Молода она еще для тебя! Запортишь девку, в Долину не попадешь! Сама скоро сюда придет, глаза не вырони!
Спасая положение, Олег крикнул оторопевшему Дон Жуану:
- Юрка, иди сюда, топчан надо подбить. Топор возьми.
Уныло взяв топор, Юрка подошел к Олегу, встал на колени, положил голову на топчан и простонал:
- Руби здесь! – и чиркнул ладонью по своей тонкой шее…
Вскоре хозяева заимки накинули в доме скатерти на столы, снесли к нам все, что наготовили к приезду, и началось знакомство.
ПРАЗДНИК ВСТРЕЧИ
Оказалось, что про нас хозяева уже все знали. В минуту разобравшись, кто есть кто, они сразу же стали величать нас по именам. Знали они и о том, что мы с Сережкой играем на гитаре, потому живо повеселели. Одна из женщин с чуть раскосыми глазами – сказалась близость якутских поселков! – весело воскликнула:
- Мы немного переборщили с закуской. Похоже, нам за вечер все никак не съесть.
Без букваря читалось, что женщина намекала на ночные посиделки с песнями и плясками.
Когда основные новости были обсказаны и дело дошло до гитары, из бани возвратились наринцы.
- Кто это здесь немытыми лапами за еду хватается? – Сава, распаренный и благодушный, хрякнулся на лавку и тут же вылакал чуть ли не туес брусницы. – Шуруйте в баню, а то там уже иней по стенам висит, простынете ишшо.
- Не слушайте его, в бане жару еще и на хозяев хватит, - Прасковья, жена Савы, смущенно улыбнулась и добавила, - только пусть сначала в кутье вода остынет, а то Савушка довел ее до кипения, пока нырял.
В бане, вправду, жару еще хватало. Мне подумалось, что как и везде в тайге, весть о том, что мы движемся по Лене к этой заимке, бежала далеко впереди нас, потому баня, скорее всего, была затоплена с раннего утра. Это чувствовалось потому, что бревна бани были горячими даже снаружи, то есть баня была протоплена как надо.
Предбанник был большим, рубленым. Видимо, кедрошники – заготовители кедрового ореха, съезжались сюда часто и большими группами.
- Не ошибиться бы, кому спинку парить…
Юрка намекал на то, что мы будем мыться все вместе, на что Варя, уже скинувшая с себя одежду и собирающая волосы в пучок, ответила:
- Не ошибешься, ребята тебе помогут. А париться вместе придется привыкать, в Долине купаться в кальсонах и порознь не принято.
- А, так это меняет дело! – Юрка быстро выскочил из штанов и, сверкая задницей, влетел во внутрь. Тут же раздался дикий вопль, парень вылетел назад, высоко задирая коленки. – Там ступить же нельзя, жжет как на сковородке!
Никитка звонко хохотал, но я думаю, ему казалось, что Юрка прикидывается – нельзя же серьезно относиться к тому, что мужчина испугался жары.
Д
евчонки, глядя на пляшущее перед ними «теловычитание», сгибались от хохота. Стройненькие девичьи фигурки светились в легком сумраке предбанника, тогда как грубо отесанные фигуры мужиков темнели волосатым передком.
- Ладно, тогда мы идем первыми, а вы, если мы долго не вернемся, за нами.
Маша, а за ней и все остальные девчонки шагнули в парную.
Вскоре в двери показалась головка моей Оленки.
- Заходите, мы пол старыми вениками выложили.
А из-за спины девушки раздался голос Евдокии:
- Да поскорее, а то мы уж замерзать стали!
В бане уши мгновенно стали сворачиваться в трубочку. Мы, чтобы не оказаться под пытками первыми, скорее схватили веники и накинулись на наших жриц, распростертых на скамьях. Девчонки хохотали и брызгали в нас водой.
Наконец, мы с гиканьем распахнули дверь в сторону кутьи и низверзнулись в ледяную купель. Девчонки вылетели за нами следом и тоже повалились в воду. Вылетел и Никитка и с криком: «Береги-ись!» - со всего маху плюхнулся между нами. Оленка уселась ко мне на колени и прижалась ко мне своим горячим телом.
- Повторим? – Варя выпорхнула из воды и скрылась в бане. Рванули и мы за ней – но не тут-то было! Девчонка закрылась изнутри, но не учла быстроты реакции Юрчика, который мгновенно обежал дом и вскоре из бани донесся заполошный Варькин крик:
- Спасите, ко мне чужой мужчина пристает! Требует какой-то сиси факции!
Тут всполошился Олег и заорал:
- Если ты, корявый отросток, сделаешь моей жене сиси факцию, - прощайся с жизнью!
Дверь открылась. Это Варя на бегу откинула крючок, и мы увидели, как Юрка гоняется за девушкой по кругу с двумя вениками. Девчонки тут же похватали веники и накинулись на парня.
Бедный оруженосец! Прикрыв кое-как свою «оружию», Юрка подвергся такой ожесточенной атаке безжалостных женщин, что если бы не его Доня, быть бы ему расхристанным раскаленными вениками на раскаленной скамейке.
- Все хватит! Продукт в меру прожарен, пора его консервировать. – Евдокия подхватила бедного дружка и усадила у дверей.
- Я же всего лишь требовал сатисфакции, то есть мести за коварный поступок, а вы… Глухая вы деревенщина… - Юрка сидел у порога и всхлипывал.
И все же мы, видимо, стали привыкать к местным баням. Наши девушки уже вымылись и ушли одеваться, а мы решили еще раз попариться. Нами движило, конечно же, не желание быть чище девчонок, а гонор, мол, мы тоже не лыком щи хлебаем.
Стоя в ряд, как солдаты, мы нахлестывали себя вениками, собираясь через пару мгновений ринуться в воду.
Но тут открылась дверь, на что мы никак не среагировали, думая, что одна из наших девчонок пришла признаться в своем поражении, потом повернули головы к двери и… замерли.
В дверях стояла та самая дивчина, которую Юрка узрел в окошке.
Мы стояли с поднятыми вениками, выставив для полного обзора свои причиндалы, а девушка, совершенно спокойно осмотрев наши достоинства, объявила:
- Завтра, если хотите, банный день повторится, а пока хватит париться, люди уже соскучились о вас.
И так же спокойно, еще раз осмотрев наше хозяйство, она вышла вон.
Хохот стоял по обе стороны двери!
Вот тебе и совмещенная баня!
- Да они тут всю жизнь моются вместе, что им какие-то четыре дистрофика! – Юрка распалялся все больше.
- Да не скажи! – Сережка подмигнул нам. – Что-то она слишком внимательно рассматривала именно твое ниже пояса, на дистрофика она бы и не взглянула!
Юрка тут же приосанился, принял стойку культуриста и фыркнул:
- А что, Евдокия не жалуется!..
Возвратясь в дом, мы ждали, что толпа будет ржать над нами, но хозяева тут же уступили нам место и выставили перед нами довольно неплохую закуску. Мы несколько раз бросали взгляд в сторону той смелой дивчины, но она совершенно спокойно смотрела на нас, будто и в самом деле то, что она видела в бане, примелькалось ей давным-давно.
Да, люди здесь раскрепощены, потому и чисты. Пусть наивны, зато открыты душой и в любую минуту готовы отдать тебе все, в чем ты нуждаешься.
Говорили, вспоминали, обсуждали последние новости Усть-Нары, слушали наши рассказы о большой земле и наши песни.
Помянули погибших. Мне врезалось в память, что, некто Федосий погиб от медведя. Ушел на охоту и не вернулся, Когда нашли, он был мертв, растерзан зверем. Ружье было исковеркано, а по тропе, куда ушел медведь, были видны капли крови…
НА ОРЕХЕ
В один из дней хозяева предложили нам поорешничать, на что мы немедленно согласились, ибо зима задерживалась, и днями сидеть в избе не хотелось.
Заготовители были на подходе, и чтобы не остаться в накладе, нужно было успеть заготовить орех для личных нужд.
Вышли всем составом. Ближайший кедровник был неподалеку, потому взяли с собой и ребятишек.
Пока женщины отаптывали траву под деревьями, мужики-лазальщики уже карабкались по сучкам вверх.
- Берегись! – Первые шишки посыпались сверху. Увернуться от каждой не удавалось, глухие удары в два кулака шишек о землю чередовались с весьма чувствительными шлепками по нашим спинам и головам. Спасибо холодам, а то без шапок да ватников нам бы досталось!
И вот тут, наконец, в полной мере раскрылись Юркины таланты! Этот обезьян, непринужденно прыгая с ветки на ветку, осыпал внизу копошащихся сборщиц кедровым градом.
- Разоришь тайгу, окаянный! – Евдокия хоть и пыталась вразумить своего «орангутана», но как-то неуверенно и не поднимая головы: Юрка, где бы она ни оказывалась, непременно располагался над ней и, раскачивая ветки, вещал:
- Давай, давай, командуй! Шибко мне интересно сверху тебя слушать. Получишь ты у меня на орехи за все, и за «малолетку» тоже! – Дуся уж и не рада была, что работала рядом с той девушкой, Ольгой, на которую Юрка тогда сделал «собачью стойку»: мужик вытворял чудеса акробатики, низвергая вниз ореховый водопад.
Женщины и девчонки работали споро, видно было, что для них это привычное дело. Да и ребятишки не отставали, мы только и успевали кантарить мешки и относить их в кучу. Мешки наполнялись быстро, возчики грузили их на волокуши, отвозили на базу, не успевали, потому иной раз приходилось сначала сбрасывать шишки в гурты, а потом выбирать их в привезенные мешки.
- Вот это работнички, вот это я понимаю! – Кричал с дерева Афонасий, хозяин заимки, - мы бы сами неделю убили, а тут за день столько же наворочали…
Юрка все же сорвался.
Раскачивая одну из веток у самой вершины, где они были тоньше, он неосторожно отпустил ту, за которую держался, раздался треск – и парень полетел вниз.
Все замерли. Тело парня неудобно падало спиной на жесткие сучковатые ветки, потому ему никак не удавалось уцепиться за те, что пролетали мимо. После очередного удара, показалось, что Юрка потерял сознание, он как-то уж слишком мешковато переваливался с ветки на ветку.
Первой закричала Евдокия, она кинулась под дерево и, причитая, подняла руки кверху. Закричали и другие женщины и побежали к Дусе… И все же «обезьян» сумел извернуться и чуть ли не в самый последний момент ухватился за оказавшуюся под руками ветку, но та выскользнула из рук; парень ухватился за следующую… еще за одну… повис на последнем суку… сил уже не было – и полетел к земле… прямо в руки своей Дони…
Девчонки рыдали навзрыд, стоя вокруг Дуси, которая лежала в обмороке; женщины обтирали окровавленное, разодранное Юркино лицо, осторожно расстегивали и снимали с него ватник; мужики готовили волокушу, чтоб доставить несчастного на заимку.
Парень лежал на мешках недвижимо; понять, дышит он или нет, было трудно. Мы стелили полотно, готовясь перевалить на него раненого, и тупая безнадега все более и более овладевала нами.
Девчонки все же привели Евдокию в чувство. Та медленно встала, мутными глазами оглядела всех, но, завидев лежащего неподвижно своего Юраню, дико заголосила, кинулась к нему, встала перед ним на колени и упала головой на грудь.
- Ну что же ты, дурачок, наделал?.. Как же я теперь буду жить без тебя…кровинушка ты моя… любимый ты мой дурачок… Оживи, вставай…
Девушка голосила, и не было сил смотреть, как убивается эта сильная и бесстрашная женщина.
… - не умирай… вернемся в Нару, я тебя вылечу… а в Долину в другой раз сходим… - Дуся отвалилась назад, закрыла лицо руками...
- Ну уж хрен… Эт ты, мать, ерунду спорола… - послышался вдруг слабый голос.
Дуся отняла руки от лица, уставилась на окровавленное лицо парня, и все увидели, что в разодранных губах его едва видна была улыбка человека, разыгравшего очередную шутку.
- Он жив! – закричали все, кто был рядом.
У Дуси окончательно иссякли силы, она упала на землю и зарыдала.
Маша с Оленкой кинулись к ней с кружкой воды, а Варя с Ольгой, смочив концы платков в воде, продолжили смачивать разбитое Юркино лицо…
Юрка кривился от боли, трясясь на волокуше, а Дуся шагала рядом с ним, заботливо поправляла попону, которой он был укрыт, и выговаривала своему неуправляемому:
- Сейчас ты у меня полежишь… уж я тебе покажу, как надо мной измываться… больше ты шагу без меня не шагнешь, совсем распоясался в последнее время, укороту на тебя нет… Когда дурь-то из тебя выйдет?.. Ничего, я в руки-то возьму…
- Так давай прямо сейчас, народ отвернется уж! – Юрка защищался, как мог, хотя в таком состоянии его и муха могла обидеть.
- Он еще и огрызается! Чего хоть болит-то, Юрочка?
- Да совесть моя болит, совесть! Я ж мог зашибить тебя, когда с неба в твои объятья влетел! Ох, и грубо обнимаешься ты, мать! Будто на паровоз наскочил!
Евдокия хохотнула, но тут же посерьезнела.
- А я-то подумала – вот это шишка летит! Обрадовалась, мешок подставила, а на меня куча костей свалилась, чуть мозги не вышибла!
ЗИМА ПРИШЛА
Из-за Юркиного полета пришлось сидеть в заимке еще полмесяца.
А за окном бушевала зима.
Снежная круговерть в один день закрасила белым цветом осенние краски. Ударил и мороз. Печь в доме гудела, но прогреть большую избу до нормального тепла не могла.
Заготовители все же успели заготовить нужную норму ореха и уехали, опередив зиму всего на несколько дней, а мы успели подвезти к домам добавочную порцию сухостоя на дрова.
Юрка, что было удивительно, обошелся без переломов, хотя, видя, как его швыряло на сучки, мы думали, что без переломов не обойдется. Но зато синяков на теле было с избытком, можно сказать, тело его было одним большим синяком. Сильно пострадало лицо. Дуся долго не могла найти место, куда можно было поцеловать незадачливого летчика. Удивительно, что не пострадали глаза.
- Так и я говорю – вслепую, можно сказать, наизусть летел к своей распрекрасной женушке, глаза берег! – острил Юрка после рассказов мужиков о подобных трагедиях во время сбора ореха.
- Ну, ты варнак, однако! – Афонасий протягивал кружку лежащему ободранному ангелу и посмеивался. – Ты ишшо когда стал с ветки на ветку сигать, я подумал, чтоб не сорвался, да смолчал. Но ты кедролаз статейный! У нас редко кто вот так по кедрам-то ползат. То ли сломать тебе пару ребер, чтоб ты остался? Мы б с тобой в другой раз большую деньгу заробили! – Грубая шутка, как видно, понравилась ее автору, и он захохотал, закинув голову.
- Ты еще его не знашь! – кинулась на Афонасия орлицей Евдокия. – Он тебе сам сколь хошь ребер переломает! Видал бы ты, как он мужиков наринских валял по траве, так свои бы ребра втянул от греха подальше!
- А что, вполне допускаю. Якут, вон, тоже невелик росточком, а сцепишься с ним и сам не рад. Жилисты как рыси, на них жо, на рысей на энтих, сами медведи не рыпаются. – Афоня осторожно пощупал Юркину руку под рубахой. – Смотри, и не подумаешь даже.
- Так он еще приемы знат. Немало мужиков покувыркалось, пока не поняли, в чем дело. А он их приемом – гык! – и на пол!
- Так, можа, он потому и не разбился, что приемы знат? – Другой мужик, Федор, почесал в затылке.
- Да не-ет, - протянул Юрка, - попробуй я разбейся, досталось бы тогда мне на орехи от Донюшки моей ненаглядной! В кровать к себе бы не пустила!
Мужики загоготали и разлили бражку по кружкам.
- За здоровье!
Тот же Афонасий в один из дней, вернувшись из разведки, доложил:
- Однако, рано ишшо идти. Хоть мороз и силен, но под снегом болота еще не промерзли.
На вопрос, а почему он с нами не идет в Долину, мужик хохотнул:
- Дык, я там уж сколь раз бывал! Вон и Марию с дочуркой туда провожал. Зима тогда, - помнишь, Марьша? – снежная была, а вот мороз пожалел. Да и пурги не доставали.
- А нынче?
- А вот нынче, врать не буду, чую я, крутить будет, кости ноют. Это к вьюгам. Все же, как- никак, сотню годков уже отбегал. – Мужик засунул руку в унты и помял там левую ногу. – Но у вас провожатых, вон, аж трое. Эти проведут, знаю.
- Ты, Сава, помнишь ту избу, там, за болотом, что кедрой надысь придавило? Ну, там, где Проня в прошлый раз сохатого завалил. Так мы там новую срубили, чуть подале, на полянке. По зарубкам найдешь. – Афонасий задумался. – А вот медведь меня беспокоит. С кровью ушел, злой. Ружья возьмите. Снегоходы у якутов переломаны стоят, пешкодралом придется идти. Но ниче, бог даст – дойдете.
Немного помолчав, он добавил: - А в Долину все одно придется идти. Хоть я и люблю прохладу, но кости в теплицах лечить все равно надо… Теперь, когда обходную дорогу нашли, можно и мне, старику, сбегать погреться.
Ага, значит потому мы и идем не весной, а осенью, что существует какая-то обходная дорога…
ПОРА!
Метель стихла. В морозном чистом воздухе стала видна белая гряда высоченных гор, среди которых и располагалась долгожданная «земля Санникова».
В такой мороз и в окружении совершенно побелевшей тайги с трудом верилось, что где-то там, в этих могучих скалах есть место, где вот именно сейчас люди купаются в теплых озерцах и срывают с зеленых ветвей ароматные ягоды.
Чувствовалось, что все уже думают только о Долине.
Оленка, все эти долгие дни ожидания наряду с помощью Дусе в лечении Юрани, все время что-то подшивала и меняла в нашей одежде. Местные женщины подарили нам несколько выделанных шкур, и девчонки не только дополнительно обшили ими свои и детские капюшоны так, что те далеко выдавались вперед, но и умудрились ребятишкам пришить дополнительно изнутри к шубкам меховые подспинники.
Дети уже старательно испытывали новую одежку, все дни кувыркаясь в снегу. Приходили домой мокрыми насквозь и на вопрос, холодно ли на улице, со смехом отвечали, - Да вы что! В этих шубах - жарко!
Мы уже переделали все, что посчитали нужным, для гостеприимных хозяев заимки. В лабазах висели мешки с орехом, там же висели огромные куски звериного мяса и рыбы, в бочках дожидалась тяжелых зимних вечеров соленая рыба. Само собой, дома в бочках не застаивалась ароматная бражка, моченая брусника и морошка. Рыбная икра, часто используемая здесь вместо хлеба, тоже ждала своего часа в громадных лоханях. Наши гостинцы: картошка, морковка, чеснок и лук, - хранились в сухих опилках в горницах.
Специальные санки, наподобие нарт, были готовы и, конечно же, испытаны ребятишками на ближайшей горе.
Афонасий дотошно проверял все, что мы приготовили для перехода, тщательно выровнял нарты по весу под каждую тягловую силу. Нарты были легки и удобны, с длинными широкими ремнями, даже запасные ремни были, если кому захочется помочь, но вот груз… Жаль, что нельзя было использовать собак - не тундра. Хотя, на ровном месте, надеюсь, тащить будет не так уж тяжело.
- Я буду тебе помогать, - Оленка, я чувствовал, ради того, чтоб попасть в Долину, готова была на все.
Наконец, мужики после наблюдений за погодой, углубленного анализа своих натруженных костей и суставов, долгих рассуждений о предстоящих погодных катаклизмах, с учетом женской интуиции выбрали день отправления…
Финя и Савва, как и все, на камусных лыжах, образовали авангард цепочки, за ними шли их жены, затем снова пара мужчин, за ними жены, и так дальше. Замыкал цепь Прол. Дети расположились на нартах, но вскоре соскочили с них и засеменили под нашими ногами на своих небольших лыжцах.
Афонасий и Федор проводили нас до леса, показали рукой куда-то вперед и вернулись на заимку.
КАРАВАН
Финя и Сава молча топтали лыжню, а идущие сзади готовились их сменить, потому как в лесу снег был мягким, долго топтать лыжню было тяжело.
Я тянул нарты и смотрел на лес. Буран поработал неплохо. Трудно было увидеть темные стволы деревьев, все было окрашено белым снегом. Белесоватое небо над головой и тишина вызывали чувство покоя и умиротворения. Люди шли молча, и только скрип снега под полозьями, да редкие ребячьи голоса не давали мыслям улететь уж слишком далеко.
Оленка часто подносила руку к глазам, пытаясь, как видно рассмотреть впереди те горы, к которым мы шли, оглядывалась на меня, но я ей показывал, что все нормально, и она скользила на лыжах в своей пестрой шубе.
Вскоре караван встал, Финю с Савой сменили мы с Олегом, и я понял, что наш путь – это совсем не лыжная прогулка по загородному лесу. Снег был по колено и стоило огромных трудов нашагивать на наст и вдавливать снег до уплотнения. Меняясь местами, мы довольно долго торили лыжню, благо здесь, видимо, летом была хорошая тропа, деревья по сторонам были большими и не пересекали дорогу, как это делала тонкая поросль, согнутая под тяжестью снега.
Наконец, Савва скомандовал привал, мы свели нарты в круг и расселись на них. Женщины достали берестяные толстостенные туеса и налили нам по кружке горячего чая. От меня валил пар. Олег тоже распахнул свою доху и выгребал лед из бороды.
- Ниче, за неделю, даст бог, доберемся.
Прол подозвал сынишку, приобнял его.
– Устал?
Кеша, как обычно, серьезно оглядел лес и тонким басом ответил:
- Да не наше это мужское дело – уставать. Это Ксанька, вон, ухряпалась. Она и дома-то про лыжи не вспоминала, и тут тащит их, будто они железные.
- Да ты сам-то, сам-то! Отстал, чуть ли не последний идешь!
- Ну… так я… это… батьке помогаю, чтоб ему не скучно было!
Люди отошли немного от непривычной ходьбы по снегу, и детская перепалка, такая добрая и наивная, вызвала на лицах улыбки.
Вскоре широкая дорога кончилась, и мы вошли в лес, где только затесы на деревьях указывали путь. Идти стало намного труднее, хоть, вроде бы, затесы делались тоже на тропе.
Звериных следов не было совсем, лишь кое-где виднелись отпечатки птичьих лап и крыльев. Снег был глубок, Финя объяснил, что зверье будет на краю леса, возле болот. Там и наст тверже, и корма больше. А ближе к хребту будут попадаться дикие олени, там уже ягель, олений корм, пойдет.
И все же к вечеру мы так измотались, что только и поглядывали на Финю, когда он прикажет ставить лагерь.
- Ниче, еще немного, скоро будут полусрубы, там и станем.
Полусрубы появились, когда темно-синие сумерки накрыли тайгу.
Не отдыхая, мы выгребли снег из этих, как бы недоделанных домиков, натянули на них шатры из оленьих шкур и занялись костром.
Сил хватило только на то, чтобы поесть и улечься в меховые мешки...
ПРИВЫКАЕМ
Как я спал, не помню, но неожиданно почувствовал, что мне в мешке тепло. Оленка посапывала рядом, у другой стены похрапывали Олег с Варей.
От костра слышался скрип снега, глухие голоса и треск сучьев. Кто-то встал раньше всех и разжигал костер.
Боясь впустить в мешок холод, я слегка выпростался из меховой «кровати» и мне показалось, что вокруг не так уж и холодно, хотя борода моя заиндевела.
- Доброе утро! – Олег тоже проснулся и, хотя в «избе» была кромешная темень, он по моей возне понял, что я не сплю. – Как спалось?
- Как спалось, не помню, но, видно, хорошо, если не замерз и в избе не холодно.
Девчонки тоже проснулись, сладко позевывали и выпрастывались из мешков.
Отодвинув полог, я выполз на белый свет.
Утро еще только разгонялось. Костер ярко пылал, возле него уже хлопотали женщины, а из леса «доносился топор дровосека». Отойдя за домик, я почувствовал, что мороз на улице был нешуточный. По моим меркам было далеко за тридцать. Сделав свое дело, я пошел на звук топора.
Оказывается, недалеко от полусрубов была поленница чурбаков, и Прол, Сава и Финя кололи дрова.
- Ты, вот что, хватай дрова, скинь их в костер, и шустро собирай мешки, а то они упрели от вас и на морозе вмиг заколодеют. Мы-то свои уже сложили…
...И снова мы торили дорогу в дремучем лесу, где идти можно было только по затесам, любой другой путь мог привести только в такие дебри, откуда даже по лыжне было бы трудно выбраться.
Болели мышцы, но к полудню мы разошлись, и во время перекуса народ весело вспоминал вчерашний день, перебирал сны, которые кому-то еще и снились. Никто не замерз, а ребятишки, что спали между родителей, так те вообще просили раздеть их, так им было жарко.
Меня это немного удивило, но разгадку тепла в насквозь промерзших домиках я надеялся найти позже, хотя, по моим понятиям, на таком морозе мы не должны были проснуться вовсе. Если бы я вчера не так устал, то вряд ли меня можно было бы уговорить лечь спать в неотапливаемом помещении. Возможно, мешки из оленьих шкур были идеальным вариантом сохранения тепла.
Девчонки чесали языки, а мы с Олегом и Юркой строили предположения, что нас ждет дальше.
- Сегодня мы ночуем в избах, а до них еще неблизко, потому доедайте и допивайте и двинем дальше. – Финя уже нацепил лыжи и впрягался в нарты.
И все же к концу дня мы опять неимоверно устали. Даже Финя с Пролом прежде, чем откапывать вход в один из домиков, стоявших на большой поляне, с размаху уселись на свои нарты и долго отдыхивались, выпуская изо рта белые клубы пара.
В домиках были железные печки, и оказалось, что силенок еще вполне достаточно, чтобы устроить вечерние посиделки. Тесно сгрудившись, мы, кроме тех женщин, кто остался с детьми в других домиках, сидели на нарах и вспоминали прошедший день. На стене в консервной банке тихо потрескивала свечка, в лесу хлопали лопающиеся от мороза стволы деревьев, а мы с Сережкой тихо бренчали на гитаре и пели.
Люди идут по свету, им, вроде, немного надо.
Была бы прочна палатка, да был бы нескучен путь…
Люди слушали, но было видно, что они мысленно были в Долине, душа их страстно рвалась туда, где их, несомненно, ждало счастье.
- Никто не обморозился? Мозолей нет? – Финя прервал песню и оглядел присутствующих. – В лесу ветра нет, но вот на болотах обязательно задует, потому приготовьте на всякий случай медвежий жир, будете лицо мазать.
Перед выходом к болотам сделаем привал, потеплее оденьте робят, чтоб не продуло. Да и сами потеплее приоденьтесь, пойдем небыстро, по насту, потому сильно не вспотеете. Лишь бы ветром не продуло.
- На болотах есть два островка, - продолжал он, - там тоже избушки стоят, но, не дай бог, пурга поднимется, тогда дорога к избушкам нам адом покажется. Затесы там тоже есть, но деревья редко стоят, искать их в пурге будет тяжко.
- Девушки, не пужайтесь, - Сава решил сгладить тяжеловатый стиль речи Фимы, - дорогу мы найдем в любую пургу. А если не дойдем до избушек, то в снегу заночуем, в сугробах даже теплее, чем в полусрубах. Мы с Пролом как-то попали в такую пургу, двое суток в снегу дрыхли. В наших-то мешках да шубах не замерзнем!
Утешил, спасибо! Я представил, как нас с Оленкой заносит снегом, и мы постепенно превращаемся в лед… Бр! Мне холодно стало даже сейчас, в этой натопленной избе. Подобные же переживания я заметил и на лицах моих друзей.
Но тут, как всегда, вмешалась Маша.
- Варсавий, ты, да и Афиноген тоже, что вы пугаете людей? Если задует, я вперед пойду. Дорогу к избам я в любую пургу найду! Считайте, что я вижу сквозь любую завесу.
- Да, Мария это умеет. – Парушка, жена Савы, закивала головой. – Как-то мы с ней, девчонками еще, - помнишь, по ягоды ходили и заблудились? – забрались в такую глухомань, что я напужалась прямо. А Маша закрыла глаза, постояла так немного и показала, куда нужно идти. И мы вышли прямо к тому месту, откуда начали бруснику брать.
- Я сама не знаю, как это у меня получается, но дома и людей я всегда, если очень надо, вижу. – Маша улыбнулась и поправила одеяло на Никитке.
Я сразу вспомнил, как Маша в Саянах находила выход из самых, казалось, безвыходных ситуаций, и мне стало пусть не совсем спокойно за нас, но намного легче, чем после слов Фимы и Савы.
БОЛОТА
Лес поредел, с одного из возвышений мы увидели всю будущую дорогу.
Впереди, почти до самой гряды скал располагалась низина. Это и было то болото, к штурму которого мы готовились.
Представив его размеры, я невольно поежился: представьте себе заметенную снегом плоскость с торчащими тут и там корявыми деревьями, разбросанными как попало островками, заросшими лесом, - и все это голое место, не защищенное ничем от свирепых ветров и снежных бурь, разлеглось перед нами на десятки километров вплоть до скалистой гряды, имеющей вид забеленной вертикальной стены, на первый взгляд казавшейся совершенно неприступной. Пред нами расстилалось белое безмолвие…
Оленка прошла вперед и что-то выспрашивала у Фини. Тот придвинулся к девушке и показал куда-то вперед меховой рукавицей.
Оленка вернулась с сияющими глазами и стала показывать мне, где, как ей объяснил мужик, находится Долина. Я долго вглядывался в то место, которое мне обрисовывала девчонка, но явного отличия его о других таких же неприступных скал не нашел. Хотя, впрочем, до хребта еще было далеко, может быть, подойдем ближе, а там увидим.
Финя уже впрягался в санки, но тут я заметил Машу, которая смотрела в обратную сторону. Взглянув туда же, я не заметил ничего особенного кроме небольшого облачка, выглянувшего из-за верхушек деревьев. Мне это было знакомо: насколько мне подсказывал мой таежный опыт, за таким облачком обычно всегда следовала непогодь. Хотя это было совсем необязательно, тревога могла быть ложной.
Почти дойдя до болота, мы остановились, потому как ветерок здесь, не видя препятствий со стороны леса, значительно посвежел. Утеплившись сами, и натянув детям дополнительные меховые поддевки, мы еще раз выслушали лекцию Савы о правилах ходьбы по открытой местности и решили начать движение. И тут Маша подняла руку и, подойдя к Фине, что-то ему сказала. Тот полез в мешок и достал из него моток длинной и крепкой бечевы. При этом он тоже глянул в то место, где я заметил облачко. Засунув бечеву под мешок, Финя скомандовал отход.
Опять заскрипел снег под полозьями, и наш караван двинулся вперед.
Путь шел под уклон. Мелкий лес и кустарник убегали назад, засечек хоть и не было, но Финя вел нас к рощице рослых лиственниц на краю болота.
Санки шли с горки легко, и я задумался о том, как же смогли первопроходцы средь этого безмолвия найти то место, где был подъем в Долину; каким мужеством нужно было обладать, чтобы в дикие морозы и пурги идти туда-не-знаю-куда, поверив всего лишь на слово какому-то дикому проводнику! Возможно, причиной было отчаяние, или бесконечное упорство, вера, страх…
Неожиданно сзади раздался детский вскрик и затем выстрел.
Резко оглянувшись, я увидел Прола, который лежал в снегу и пытался перезарядить ружье, а за ним… огромного медведя, стоявшего на задних лапах и вертевшего головой.
Все в караване замерли.
Кешка продолжал кричать: «Батька, ну стреляй же!», но лежа Прол никак не мог вставить патрон в ствол.
Вдруг раздался громовой голос Фини:
- Все на земь, быстро! Лежать! – И тут же с его стороны поверх голов грянули один за другим два выстрела.
Лежа в снегу, я увидел, как медведь, страшно взревел, сел на снег, еще сильнее завертел головой, но встал и пошел на Прола.
Кешка кинулся к отцу, но тот оттолкнул мальца и всадил медведю в грудь две пули.
Косматое чудовище отвалилось назад и рухнуло в снег.
- Добей его, Прол! – Сава спокойно перезарядил ружье и добавил, - вот ведь как обиделся, косолапый. Видать, Федосий его зело поранил, если он решил мстить. А ты че ж, Проня, вторую-то пулю – пожалел, небось?
- Осечка!
Прол уже встал из снега, вставил новый патрон, подошел к медведю и выстрелом в ухо завершил расправу над бурым мстителем, затем достал нож и хладнокровно вырезал у медведя ноздри, губы и язык.
Также спокойно он расправился с лапами, вырезав подушечки.
– Вечером накормлю вас свежатинкой!
Труп косолапого закидали снегом.
– Пусть подмерзнет, можа кто из Долины пойдет, так подберут, если его допреж лесные друзья-товарищи не растащат.
Проговорил Финя, втыкая ветку в образовавшийся сугроб.
Ужас медленно сползал с души. Женщины запоздало кинулись собирать детей, а те и сами спешили к родителям.
Все произошло так быстро, что не все даже и поняли, как все произошло.
Оказывается, Кешка первый среагировал, когда из-за кустов выскочила громадная туша, а Прол, мгновенно сорвав ружье с плеча и развернувшись, выстрелил медведю в голову, но второй патрон дал осечку, пришлось стрелять Саве. Оказывается, мужики, помня о том, что по тайге шатается раненый медведь, перед уходом с заимки все обговорили и распределились в цепочке так, чтобы быть готовыми в любое мгновение отразить нападение зверя…
Небо заметно побелело. Мы вышли на болото, здесь снег, утрамбованный ветром, был тверже, и мы довольно споро стали продвигаться вперед. Ребятишек усадили на нарты, и они, балуясь, прутиками стали легонько хлестать «коней», тянущих сани.
СНЕЖНОЕ МЕСИВО
На очередном привале мы поняли, что пора мазать лица медвежьим жиром. Усилившийся морозный ветер резал лицо, по низу пролетала снежная поземка. Женщины кутали ребятишек, затягивали капюшоны, мазали их мордашки жиром и увещевали укрываться попонами.
Не раз добрым словом попомнив девчонок, удлинивших нам раструбы капюшонов, я вдруг с очевидностью понял, что начинается пурга. Поняли это и другие. До ближайшей избушки было еще далеко, защиты от пронизывающего ледяного ветра не было никакой, потому скорость движения резко возросла.
Движение воздуха усиливалось. Уже не были видны горы, но на болоте резкие порывы ветра еще не были заполнены снегом, и в раструбы своих меховых капюшонов мы еще видели тот островок, где, по словам Фини, стояла избушка.
Сава показал рукой влево, в наветренную сторону, я глянул – оттуда летела на нас белая стена! Мы еще успели привязать нарты к одинокому дереву и закрыть собой ребятишек, как снежный шквал со всей силы налетел на наш маленький и одинокий на этом болоте лагерь.
Вокруг резко потемнело. Я глянул на Финю и Саву и удивился, что мужики, укрыв собой женщин и детей, держались совершенно спокойно. Финя, заметив мой взгляд, махнул рукой, мол, ерунда – и не такое видали! Успокоился и я, тут же подумав, что к пурге мы готовы, в общем-то, неплохо, лишь бы шквал не достиг такой силы, что смог бы раскидать нарты.
Первый злой порыв ветра немного стих, и Сава махнул рукой вперед, из чего мы поняли, что надо двигаться. Снег все так же летел и кружил возле людей, но сил ему, чтобы сдвинуть тяжелые нарты все же не хватало, потому мы с трудом, но продвигались вперед.
Мы прошли еще не менее полукилометра, как вдруг Финя остановился и стал крутить головой. Похоже, он сомневался, правильно ли мы идем. На самом деле, деревьев с засечками не наблюдалось, плотность снега возросла настолько, что увидеть что-либо в этой серой круговерти было невозможно.
Мужик по вполне очевидной причине – окончательно боясь потерять направление – не решался двигаться вперед, и все тоже стояли, не зная, что предпринять. Мы сдвинули капюшоны, и стали обсуждать создавшуюся ситуацию.
- Надо все равно как-то двигаться, ветер может усилиться, - предлагал Прол.
- Может, идти, как шли – поперек ветра? – Юрка, казалось, нашел верное решение.
- Опасно, ветер мог сменить направление, я ж не просто так потерял дорогу, – Финя скривил занесенное снегом лицо. – Да и разведку опасно проводить, можно разбежаться, хотя я чую, что изба где-то недалеко
Темнота, как назло, сгущалась, а окончательное решение так и не было выработано.
- Маша! – Сергей выпалил имя своей жены так, словно на него снизошло озарение. И тут же бросился к нартам, где женщины укрывали от ветра детей.
Поможет ли нам Мария, или нет, мы не знали, но что-то делать надо было.
Девушка появилась, держа моток бечевы в руках.
- Ты зачем же, детина, так глубоко под мешок веревку засунул? – крикнула она Фине. - Еле достала! Мы с Финей и Савой идем вперед, ты, Прол, привяжи веревку к нартам, намотай ее на руку и жди. Как только почувствуешь резкие рывки, дерни тоже два раза и, не выпуская веревку из рук, веди людей к нам.
Троица скрылась в снеговерти.
Женщины, закрывавшие собой детей, расположились за санями и были почти заметены пургой. Оленка, Варя и Евдокия тоже помогали, прикрывая телами. В этом снежном сугробе женщины прижимали к себе ребятишек, шептали им успокаивающие слова, а мы, стоя рядом с Пролом, ждали.
Бечеву рвал ветер. Прол с отчаянной надеждой тянул на себя намотанную на руку петлю, не без страха опасаясь не почувствовать рывки от ушедших вперед разведчиков.
- Два рывка! – Прол вскочил и стал дергать бечеву на себя. – Поднимайте женщин, выходим!
Мы тянули нарты, – вот тут я первый раз по достоинству оценил преимущества камусных лыж! – а женщины шли, ухватившись за сани, другой рукой крепко сжимая детские ручонки.
Прол шел, вытянув руку вперед, видимо, мужики с того конца выбирали веревку на себя. Видимость по-прежнему была почти нулевая, ребятишек сдувало ветром, они падали, вскакивали и снова семенили рядом с матерями. Наши подружки шагали рядом с ними, готовясь подхватить ребят в случае, если ветер все же оторвет детей от своих мамок.
Вскоре из снежного мрака появились три уже дорогие нам фигуры. Оказывается, они все же нашли дерево с засекой, привязали к нему бечевку и подали нам сигнал.
- Да мы бы и сами, без Марии, нашли бы, - бахвалился Финя, хотя Сава, как казалось, ласково прижимал к себе девушку, давая понять, что главным героем был все же не Финя.
Мы остались отдыхать, а троица снова ушла в пургу.
Все повторилось в том же порядке, как и в первый раз – мы снова шли за бечевой, как сказочный Иван за клубком. Прол старался идти быстро, чтобы разогреть идущих сзади, но все равно женщины и ребятишки продрогли.
И все же мы добрались до избы!
Она стояла почти на краю острова с заветренной стороны редкого леса, стоявшего на этом утлом кусочке твердой земли. Вместо режущей глаза пурги здесь хозяйничал вихрь, но сила ветра значительно поубавилась.
Вскоре в буржуйке загудел огонь. Дрова лежали тут же, под нарами в избе, из которых пара охапок были привязаны к стене, чтобы быть посуше. За окнами бесновалась непогодь, а здесь женщины уже накрывали на стол, раскладывая снедь.
- Ну, попали мы! – Прол повертел головой. - То медведь, то пурга. Эх, а кабы не изба? – Он глянул в темное окно. – А кабы не Маша?
- Слышь, Мария, а ну-ка расскажи, как ты дорогу-то нашла? Ведь не видать было ни зги? – Юрка повернул к девушке свое покарябанное лицо и уставился на нее восторженными глазами.
- Правда, Маш, как это у тебя получается? – Моя Оленка тоже смотрела на девушку так, будто впервые ее видела. – Хотя я тоже как-будто видела этот домик в темноте, но никогда бы не решилась вести за собой людей.
- Вижу и все. Ни лес, ни остров не вижу, а вот домик вижу, даже могу рассказать, как он выглядит. – Маша улыбнулась. - Раньше я сомневалась, а теперь даже не сомневаюсь, что иду туда, куда надо. А вот объяснить, как это у меня получается, не могу.
- Ну и ладно. Главное, что видишь. Теперь и я в это поверил, – Финя ласково погладил Машу по голове, и продолжил, - ну, как там наши робятенки? Ничего не отморозили?
- Робята-то ничего, а вот у женушки твоей пальцы на ноге, похоже, померзли, да и у меня руки побаливают, - ответила Стеша, жена Прола.
- Давайте-ка, девушки, смажьте, где надо, себя и детей медвежьим жиром, он махом все вылечит, да будем спать налаживаться. Завтра еще неизвестно, что нам преподнесет тайга.
Спали вповалку, потому как изба была рассчитана на меньшее число людей.
Перед сном я подумал – а как же ходили здесь ходоки в те времена, когда избушек тут и в помине не было? Где они спасались от леденящей метели? Как они без ружей шли, ожидая, что в любой момент на них может выскочить бурый хозяин тайги? Меня разобрала жуть и одновременно какая-то гордость за них, будто я уже был одним из их соплеменников.
Впрочем, так оно, похоже, и было. Это лето, а особенно этот поход, настолько породнили меня с радостинцами, что прежняя моя жизнь казалась уже очень далекой и будто бы даже и не существовавшей вовсе…
Оленка прижималась ко мне, не убирая руку с моей груди, будто до сих пор боялась, что ветер унесет ее от меня.
НАС ЖДУТ
Метель бесновалась всю ночь и весь следующий день, будто бы получила приказ неведомых сил закрыть для нас путь в долину Радости.
Никто, в общем-то, и не переживал по этому поводу, понимая, что надо дать природе порезвиться.
Вместе с природой резвился и наш «квазимодо» - Юрка. До сих пор его физиономия выглядела так, что… в общем, Дуся не советовала ему смотреться в зеркало: «Спать с перепугу не будешь, красавчик!». Да он и сам особо не тянулся к зеркалу, защищаясь фразой, что настоящий мужчина вызывает уважение хотя бы потому, что он не похож на обезьяну.
Когда он начинал перепалку со своей Доней, то удержаться от смеха было невозможно. Ребятишки, те просто ухахатывались!
Все начиналось обычно с простенького вопроса Юрки, обращенного к даме сердца своего.
Вот и в этот раз, копаясь в своем мешке, он озабоченно выпрямился и спросил:
- Донюшка, ты, случаем, не видела, куда я девал свою зубную щетку?
Дуся мгновенно приняла боевую стойку.
- Опять ты за свое? Ты ж сам сказал, что будешь чистить зубы только чесноком, как и мы, чтоб болячки отпугивать?
- Любимая моя, так то ж в Усть-Наре было, там этот сногсшибающий переработанный организмом аромат ветерком сдувало, а здесь, в условиях замкнутого пространства… сама понимаешь…
- И что?
- Я придумал, как сделать, чтобы одной щеткой чистить зубы всем здесь присутствующим, включая и тебя, Дульсинею мою ненаглядную!
Народ, чувствуя, что начинается потеха, отрывался от своих дел и вступал в игру.
- Дядя Юра, а что ты придумал, расскажи? – Ксанька уже заранее начинала хихикать и ерзать на месте.
И тут Юрка расцветал!
- Эге-ге! Да я сто способов знаю. Например, первый из них: я привязываю к потолку шнур, к нему камень, к камню свою зубную щетку и отвожу камень в сторону. В это время вы все выстраиваетесь в ряд, разеваете рты, выставляете зубы, я отпускаю камень и – вжик, вжик! – зубы ваши блестят, как у якута задница!
Пока народ валяется от смеха, Юрка успевает выдать еще один способ поголовной чистки зубов.
- Есть второй способ, не оставляющий следов на голове: я привязываю щетку к дверному косяку, а вы, перед тем как выбежать «по малому», а тем более, «по большому», намыливаете зубы, разеваете рот и, пробегая мимо щетки, на ходу чистите свои провонявшие чесноком клыки! И себе хорошо, и другим приятно! Как тебе, Дусенька, мое ноу-хау?
Девушка, вытирая выступившие от смеха слеза, выдает:
- Уговорил, будем нухавать по первому способу, только камень буду раскачивать я, а первым будешь стоять ты. Чище зубов, чем у тебя, мы вряд ли увидим, только собирать их придется по всей избе!
Люди не менее получаса ничего не могут делать от смеха, снова и снова представляя, как Дуся булыжником вышибает выставившему свои зубы Юрке, а ребятишкам придумывать другие способы чистки зубов одной щеткой хватает на полдня.
Мы знали эту Юркину шутку, но в этот раз она была исполнена под гримасы его нынешнего, мягко скажем, лица, потому приобрела новые краски…
К вечеру второго дня буря, наконец, угомонилась.
Мы с Оленкой вышли на улицу и… звезды упали к нашим ногам! В свете Луны серебряными искрами сверкал снег, а над нами, прибитый к небу большими сверкающими гвоздиками, висел черный громадный небесный купол.
Девушка зачарованно таращилась в небо.
- Смотри, как вьюга вычистила воздух, ни одного облачка нет! Егорушка, а ты, наверное, все про звезды знаешь? Расскажи!
- Оленушка, дорогая, я знаю много легенд про звезды, но они все чужие, не наши. А о том, что наука знает о звездах, тебе еще рано понимать. Тем более, что, скорее всего, там, в Долине звезд будет не видно. Но я тебе обещаю, что как только вернемся в Нару, я тебе все-все на небе покажу и многое расскажу.
- А если не вернемся?
- Ну, как это не вернемся, хоть в гости да будем наезжать, ведь там твоя родина… Пойдем-ка в дом, там Юрка, наверное, новую байку рассказывает, да и простывать тебе ни к чему.
На самом деле, мороз резко усилился, как это обычно и бывает после непогоды…
Утром наш караван пошел дальше.
Стоял настолько сильный мороз, что казалось, будто пар, вылетавший клубами изо рта, мгновенно замерзал и падал на снег. Женщины и дети укутались так, что только глазенки сверкали из-под капюшонов, а бороды мужиков выбелил осевший на них иней.
- Не останавливайтесь, отдохнем в избе! – Финя все также шел впереди, ведя караван к избушке, но держал умеренную скорость, чтобы дети, которых ссадили с саней, согревались в движении, поспевая за нами.
- Ты смотри, как нас тайга мытарит! – Удивлялся Сава. – Видать, мстит за хозяина, которого мы прихлопнули. Но тут уж он сам виноват, хотя… и Федосий, думаю, чего-то упустил, раз и сам погиб и бурого не убил. Вот из-за этого вся катавасия и происходит… Но ничего, уже немного осталось. Если нас радостинцы встренут, то мы в Долину мигом добежим.
- А как они узнают, что мы идем? – Серьезный и допытливый Кеша, как всегда, решил все прояснить до конца.
- Так они же видят нас сверху! Мы ж на этом болоте – как мухи на блюде. Точно знаю, что уже ждут нас, поди, и домик у горы протопили.
Ночевали мы снова в избушке. К нашей радости на столе мы увидели записку – первую весточку от радостинцев.
Явно женским почерком было написано следующее:
«Ждем вас. Возле горы вас встренут. Там будут Прокл и Гордей. Оне вас приведут к нам. Веда тоже ждет».
А внизу детской рукой была сделана маленькая приписка, до слез взволновавшая Машу:
«Маменька приходи скорее. Веда».
- Сереженька, моя Веда написала! Как же я о ней соскучилась!
Маша уткнулась головой в плечо Сергея, он поглаживал ее по голове и успокаивал:
- Ничего, еще немного и мы встретим нашу дочурку.
Никитка дернул маму за рукав: - Как ты думаешь, Ведка узнает меня?
- Так как же не узнает, чай, похожи мы все друг на друга!
У Сережки уже двое. Видя, как они дружат с Никиткой, думаю, что и с дочкой они подружатся с первого мгновения. Вообще, Сергей сильно изменился. Я помню его всегдашние метания, частые смены настроения, нередкие минуты подавленности. Здесь же, с момента, как я его увидел, меня поразила его необычная уверенность во всем, будто он отыскал тот стержень, что стал основой его жизни. Маша, несомненно, отыскала в нем лучшие черты характера и старается сделать так, чтобы мужчина не распылял свои по-настоящему достойные качества…
- Егорушка, ты не печалься, у нас тоже будут ребятки. Ты у меня такой красивый, и детки наши краше всех будут! Оленка вытерла свои губки, боясь, что на них остался еще медвежий жир, и жарко прильнула ко мне.
Эта маленькая приписка Машиной дочки, похоже, растрогала всех женщин. Промокнули слезу и Варя с Дусей, да и другие тоже.
Медвежий жир спас их лица от диких ветров и морозов, но все равно раскрасневшаяся кожа на щечках и носиках говорила, что наш нынешний поход дается им с большим трудом. Да что уж говорить – всем нам досталось, но главное, что ребятишек уберегли. В Долине, надеюсь, все придет в норму…
ДЫХАНИЕ ЛЕТА
- Смотрите, над избушкой дым! Там кто-то есть!
Люди зашумели, заулыбались, ребятишки запрыгали и уж хотели бежать к домику, что, казалось, стоял рядом со скалами. Пришлось родителям цыкнуть на них, но все равно Ксаньку с Оськой приходилось постоянно придерживать, чтоб не убежали. Лишь серьезные наши Никитка и Кеша все также вразвалочку шагали между нами, показывая, что не к лицу настоящим мужчинам спешить и суетиться.
Вскоре мы увидели, как от избушки отделилась маленькая фигурка и заспешила в нашу сторону. Прибавили шагу и мы.
Между тем с приближением к хребту панорама перед нами все более укрупнялась. Забеленные снегом отвесные скалы закрывали уже полнеба. Они начинались сразу же за пологими гривами. Казалось, что они стоят сплошной стеной, и нам придется карабкаться по этим многокилометровым стенам. Мне показалось, что над одной из расщелин вьется туман…
Человек, что двигался в нашу сторону, уже видно было, одет был в доху до самых пят, а с приближением его мы увидели, что и лицо под капюшоном было закрыто мехом. Огромные рукавицы и толстые меховые чуни дополняли его сверхукутанный вид.
- Сразу видно, человек не привык к морозам… - Юрка тоже вглядывался в человека.
Наконец, мы сошлись!
- Ты Гордей или Прокл? – Финя уже тискал вестника Долины.
Мужик на мгновение открыл меховую задвижку, и Финя заорал:
- Гордик! Это Гордик, - кричал он, показывая на человека, - им нельзя рта открывать, могут простудиться! Не спрашивайте его ни о чем, в избушке поговорим!
Человек притянул к себе Финю за капюшон и что-то спросил, на что наш лидер завопил:
- Все целы и здоровы, все! А вы уж там переполошились, поди, когда буран поднялся? Э, да мы и не такие пурги видали, скажи Сава!
Вестник Долины подошел и обнял каждого, затем взял у Прола ружье и сделал выстрел в воздух. На охотничьем языке это означало, что все нормально. Звук выстрела ушел к скалам и не вернулся от них.
Да уж, пора бы и запомнить, что в горах расстояния обманчивы, до скал еще идти и идти…
Изба оказалась просторней, чем те, в которых мы останавливались до этого. Видно, это про нее говорил Афонасий на заимке.
В избе было жарко. Может быть, нам казалось, что жарко, а Гордею с Проклом, может быть, казалось наоборот?
-Ну, как вы, не обморозились ли? А то мы только в избе и спасаемся, мороз-то нынче вон какой, до полусотни доходил! А когда пурга задула, мы уж хотели бежать вас спасать, но Гордей успокоил, мол, если с ними, с вами, то есть, Финя, Сава и Прол, то лучше сидеть в доме и ждать. – Прокл разгладил бороду и, как нам показалось, внимательно осмотрел нас - меня и моих друзей.
После объятий и кратких расспросов о Долине, о переходе, Гордей с загадочной улыбкой сказал, обратившись к детям:
- А ну-ка, кто из вас самый смелый, откиньте попону на топчане!
Ребятишки кинулись к топчану, откинули одеяло, схватили и подняли над головой то, что там лежало…
Вот тут я понял, что мечта, которая нас все эти годы гнала сюда, в эти северные края, сбылась!
Дети держали в руках именно то, во что более всего хотелось поверить, когда об этом рассказывала Маша – райские фрукты!
Никитка принес и положил на колени Сергея огромное яблоко, какого я никогда не видел, Ксанка держала в каждой руке по огромной ягоде крыжовника, Оська поднял обеими руками нечто зеленое и овальное – это оказалась ягода винограда… Мы видели перед собой невиданных размеров ягоды и фрукты! При этом волнение моих друзей, как я заметил, было беспредельным!
Мы были поражены в самое сердце, потому как, признаюсь, где-то внутри все равно сидело сомнение в том, что долина с горячими реками и райскими плодами существует на самом деле. Мечта ее увидеть казалась нам несбыточной. Тем более, невероятным оказалось то, что она существует на самом деле! Теперь уже на преодоление последнего, горного, рубежа мы были готовы на все сто, каким бы неприступным он ни казался…
Ребятишки уминали плоды райской долины, женщины вывешивали для просушки одежду, а мужчины засели за стол обсуждать завтрашний день.
Эта последняя часть пути была даже более опасной, чем та, что мы уже преодолели. Прокл и Гордей хотели провести нас по новому пути, открытому людьми долины совсем недавно. Об этой дороге не знали даже наринцы, потому что путь этот был проходим только в начале зимы, когда и снега было еще не так много, и вода, протекающая в некоторых местах замерзала.
- Взобраться-то мы взберемся, и пещерой пройдем, только вот в одном месте придется по стенке идти, тут уж глаз да глаз нужен, особенно за детьми, - Прокл оглядел резвящихся ребятишек, будто уже примеривал, как и кого сторожить на опасном переходе.
ПО КРАЮ ПРОПАСТИ
С утра небо закрыли тучи, потеплело и пошел снег, скрыв от нас все подходы к скалам, но Прокл и Гордей уверенно вели нас среди скальных нагромождений к ущелью, с которого начинался наш горный участок пути.
В ущелье было тихо, только сверху бесшумно сыпался снег. Мы шли по замерзшему ручью, потому путь постоянно шел в гору. Шли довольно долго, потому что идти вверх было тяжело, да еще мешала меховая и довольно тяжелая одежда, хотя большую часть вещей за их ненадобностью, сани, например, мы оставили в избе. Снега в ущелье было уже много, он был таким же мягким, как и в лесу, потому мужчины, постоянно меняясь, торили лыжню.
Наконец, после нескольких привалов, в том месте, где, перед нами вырисовался замерзший водопад, Гордей скомандовал табориться.
Дальше, с его слов, нам придется идти по естественному уступу на стене ущелья, поднимаясь к тому месту, где начинается пещера.
Оглядев сидящих на снегу людей, он собрал совет.
- Надо еще часть вещей оставить здесь, да снять лишнее, потому что мороз спал, доберемся до Долины, а там уж совсем разденемся. Тем более, что в пещере ветра нет совсем.
В разведку ушли Прокл, Сава и Олег. В это время женщины разбирались с одеждой, а мы паковали мешки, которые понесем с собой.
Мужики вернулись нескоро. И тут мы увидели, что Олег каким-то неизвестным способом взял власть в свои руки. Но, видя, какие распоряжения он начал отдавать, мы поняли, что лидерство в группе он захватил, используя свои альпинистские навыки.
Продвигаться по тропе, тянущейся вверх по стене ущелья, без альпинистской связки будет крайне опасно, потому Олег с нашей помощью начал готовить альпинистские тройки, используя все веревки и шнуры, какие у нас были.
Ну, уж тут-то мы были в своей тарелке! Мы разбили людей на тройки и четверки, связали людей по всем правилам горного альпинизма, рассказали и показали, как действовать группам в опасных случаях, приказали запомнить сигналы при движении шеренгой, запретили женщинам ойкать по пустякам и вышли в путь.
«Тибетская тропа», как мы ее назвали между собой, то ныряла за скальные выступы на стене, то нависала над самым ущельем. Жуть брала, когда мы представляли, как люди ходили по ней без страховки.
Но все обошлось без срывов, да и женщины молодцы – ни одна не впала в панику при виде бездонного ущелья внизу, хотя здесь, возможно, помог снег, скрывший весь ужас страшного провала.
- Ой, я до сих пор вся дрожу, - призналась Ксанька, когда мы сошли с тропы и расположились на отдых на небольшом плоском выступе. А моя Оленка так и сидела, с расширившимися глазами, с какими она шла позади меня.
Люди устали больше от страха, чем от трудной дороги.
Решено было поесть, чем все и занялись.
- Ничего, девочки, привыкнете, когда несколько раз за одежкой в ущелье сбегаете. Моя Доня хоть сейчас готова бежать обратно, верно, сударушка? – Юрка развязывал узлы на Евдокие, а та, будто все еще шла по стене - не могла даже слова сказать в ответ.
- Да, вовремя вы подошли к горе, - Гордей покачал головой. – Чуть позже бы, и не пролезли бы мы в пещеру, снегом бы ее засыпало. Потому ее раньше и не видели, что она в снегу пряталась, а весной и летом по ней река бушует. А сейчас вход еще свободен.
В пещеру мы пробрались по узкому лазу, что был сбоку от основного входа, обрывающегося прямо в пропасть.
Проводники зажгли факелы и повели нас вперед. Ручей, пробегавший здесь, замерз, потому мы продвигались вперед, стараясь двигаться по берегам ручья, иначе удержаться на скользком льду не было никакой возможности.
Петляние по лабиринтам пещеры заняло так много времени, что ночевку мы сделали прямо в пещере, погасив факелы. Сморившиеся люди, лежа в мешках, жевали строганину в полной темноте, слушая Юркин треп, а тот будто ждал этой темени, чтоб до предела распустить язык. Но, не смотря, если можно так сказать, на темноту, он все же, как ни менял свою дислокацию, получил пару подзатыльников Донюшкиной рукой, не ведающей промаха.
Утром, если мы правильно определили время, наш поход продолжился. Мужики запалили факелы и по едва заметным пометкам на стенах уверенно повели нас к выходу из лабиринта. Пришлось еще немало пройти, прежде чем впереди появился слабый свет.
Выход из пещеры был таким же, как и вход, - обычным провалом в горной породе, но здесь нам пришлось поработать – дыру уже завалило снегом. Выбравшись на белый свет, щурясь от яркого солнца, мы были ошарашены красотой, открывшейся перед нами: с одной стороны были сплошные горы - и Ленская долина с другой. Снежные тучи разошлись, солнце заливало окружающую панораму, а впереди…
… а впереди было огромное сплошное облако!
- Вот это наша Долина Радости и есть!
Маша указывала варежкой как раз на этот туман.
Спускались в Долину мы тоже трудно и долго, но то, что происходило с нами при этом трудно передать словами!
Становилось все теплее. Двигаясь в сплошном облаке, мы постепенно начали улавливать новые запахи; потом кое-кто из нас начал сбрасывать шубы; люди уже не шли, а бежали. Довольно натоптанная тропа петляла, и вскоре мы начали различать то, что было внизу…
…а внизу была – зеленая трава!
ПОГРАНИЧНЫЙ КОНТРОЛЬ
Добежав до первых кустиков травы, я остановился. То же самое сделали и мои спутники. Мы уселись на траву и от волнения не могли сказать ни слова. Да и какие слова здесь можно было найти, если перед нами простирался неведомый фантастический зеленый оазис, окруженный дикими заснеженными скалами.
Еще скрытая туманом, Долина овевала наши лица теплым дуновением, наполненным ароматом цветущей земли. Подумалось, что она, как и наша Земля во вселенной, была единственной теплой, живой планетой во всем пространстве укрытой холодным снегом бескрайней Сибири. Здесь, где на сотни и тысячи километров вечная мерзлота мертвой хваткой держала в своей власти все живое, этот зеленый и благоухающий мир, неведомо как возникший, вопреки всему существовал и не собирался сдаваться на волю промерзшего севера.
- Вот она, наша Радо’сть, - с ударением на втором слоге в волнении вымолвил Финя. – Каждый раз, когда я иду сюда, я не верю, что она есть, а она, глянь – перед нами!
Красноречие кудлатого мужика можно было понять. Люди всеми порами обмороженных и обветренных лиц втягивали в себя тепло родины, ее животворную благость.
Ребятишки уже кувыркались в траве, женщины скидывали и связывали в рулоны меховую одежду, взваливали их на мужчин.
Чуть ниже пошел кустарник, и было странно увидеть, как мужики сняли с плеч ружья.
- Не ровен час, выскочит кто на нас. Держитесь кучно, не расползайтесь, - поводя вокруг глазами, крикнул идущий впереди Гордей. – Тут зверья немеряно!
Он оказался прав. Через какое-то время по нашему ходу на тропу неожиданно вышел белый тигр; он немигающим взглядом осмотрел толпу людей и сел, укрыв задние лапы своим полосатым хвостом.
Люди испуганно отступили и прижались друг к другу. Молчание длилось минуту.
- Э, да это, никак, Матрос?! Я вспомнил - точно, он самый! Матрос, Матрос, отойди, дай людям пройти! – Прокл уже сделал шаг по направлению к тигру, но тот, коротко взрыкнув, не сдвинулся с места.
Вот тебе и местное гостеприимство! Что у Матроса на уме, было не понять.
- А, может, это и не Матрос вовсе? – Парушка, пожала плечами.
- Да нет, он! Точно он! Видишь, не кидается на нас. Только почему не уходит?
- Да он и не собирается кидаться, глянь на его хвост, он ждет кого-то. – Юрка тоже решил показать свои охотничьи познания.
- Хэ, так он же охраняет нас! Помнишь, отец Тарас сказывал, что Матрос не одну людскую жизнь спас от всякого зверья, - прогрохотал Финя. – Стойте и ждите, скоро все выяснится.
И вправду, оказалось, что Матрос не охранял, а ждал. Через какое-то время за спиной тигра появился человек, почесал зверя за ушами и подошел к нам.
- С возвращением, люди добрые! – Мужчина радостно и открыто улыбался, обнимая нас и пожимая руки. – А я как увидел, что Матрос сорвался и пошел в горы, сразу понял, что вы недалеко где-то. – А вы что же, смолчали? – обратился он к Проклу.
- Дык, сами растерялись. Матрос-то будто нас и не узнал, сел на дорогу и сидит.
- Ага, вон оно что, - Силантий, так звали хозяина Матроса, снял ружье с плеча и спросил тигра, - кто-то бродит недалече? Кто?
Тигр все также, не торопясь, повернул голову в сторону и снова взрыкнул.
- Понятно, - Силантий щелкнул предохранителем и вернул ружье на плечо, - там его подруга бродит, он и пришел, чтобы она не надумала с вами поиграть. Перепугала бы до смерти. Мужик хохотнул и обратился к нам:
- Вы уж извиняйте нас за порядки наши, мы исправимся, правда, Матрос?
Тигр встал, вытянул спину, зевнул и медленно пошел вниз по тропе.
Пошли и мы за ним.
Эта нечаянная встреча подсказала мне, что удивляться придется еще очень часто, потому надо принимать все, как есть. Со временем новизна постепенно спадет, вот тогда и можно приступить к анализу своих впечатлений...
ВСТРЕЧА С РАДОСТИНЦАМИ
Спустя, примерно, час тропа постепенно перешла в дорожку, потом в дорогу, и вот, наконец, туман оказался выше головы, и мы увидели внизу, среди деревьев первые дома.
Силантий выстрелил в воздух, и из всех концов Долины к нам устремились люди.
Пока мы преодолевали последнюю сотню метров по дресвяной дороге, возле первого дома уже собралась большая толпа. На людях были простые обычные одежды, зато все были босиком. Рослые, статные мужчины были сплошь бородатыми, а такие же статные, прекрасноокие женщины носили разноцветные сарафаны. Дети были одеты кто во что горазд, большинство щеголяли в одних портках и платьицах, а то и без них.
Волнение с обеих сторон было нешуточное, потому, видимо, начало торжественной речи хозяев Долины несколько задерживалось. Мы успели снять с себя теплые наряды, приосаниться и ждали начала приема.
Причина небольшой задержки выяснилась совсем скоро; толпа вдруг загомонила, и мы увидели, как от последней избы двинулась к нам группа людей.
- Ждали старшего отца Леонида, он здесь все вершает, - Прол многозначительно поднял палец вверх.
Выйдя перед всеми, отец Леонид немного помолчал, выравнивая дыхание, и низким негромким голосом произнес:
- Что ж вы молчите, гости драгоценные? С возвращением вас к святым землям Радости, к праху отцов наших, к чистым источникам нашим! Пусть Долина будет благодатной землей для вас и ваших деток! Обнимемся же, дети мои!
После этих слов люди обеих групп перекрестились и... началось буйство встречи!
Люди обнимались, восторженно кричали, завидев родные лица, шло беспрерывное целование. Подбегали все новые группы людей от дальних домов, они тут же включались в процесс объятий и радостных криков. Уже откуда-то появились рожки, гусли и бубны – праздник разворачивался нешуточный! Никакого сценария встречи не было, народ просто на пределе чувств радовался: люди Долины были счастливы видеть нас, а мы счастливы были видеть их. Нас так же, как и всех, тискали в объятьях, совали нам в руки кружки с бражкой, предлагали закусить фруктами и ягодами.
- Мама, мама! – стройная девчушка, раскинув руки, со всех ног бежала к Маше.
- Доченька, Веда моя! Никитка, смотри, наша Веда пришла! – Маша подхватила девочку и закружилась с ней. – Сережка, это Веда!
Девочка вырвалась из маминых рук и кинулась к Сергею, подпрыгнула, обняла его за шею.
– Мамка, это батька мой пришел, да?!
Она изо всей силы обняла опешившего отца, прижалась к нему и крикнула:
- Ты у меня самый красивый, я так и думала! А где мой брат?
Девочка подскочила к Никитке, подхватила его и радостно залепетала:
- Никитка, да ты уже совсем большой! И такой же светлый как папка! Сейчас мы с тобой на те’плицы пойдем,
искупаемся. Вот только папку еще раз обниму и пойдем.
Энергии у Веды было столько, что она в один миг сроднила всю семью, впервые встретившуюся только здесь.
– Папка, я теперь с тобой никогда не расстанусь, я вам с Никиткой всю Долину покажу, со всеми познакомлю!
И без всякого перехода предложила:
- Мамуленька, пойдемте все на те’плицы, а? Я вам фруктов принесу, купаться будем и праздновать!
Народ будто ждал этого предложения Веды. Большими группами все двинули к проблескивающими за деревьями озерцам воды. Местные парни и девчонки подхватили нас под руки и потащили к прудам. Из домов выбегали остальные жители Долины с корзинками и бочонками, с радостными криками присоединялись к группам и тут же, на ходу, угощали бражкой и фруктами.
Нас тоже закружило искреннее гостеприимство радостинцев. Оленка сверкала глазами, тянула меня за рукав и щебетала:
- Егорушка, мы дошли! Мы дошли! Я столько лет ждала! Я верила, что только с тобой я смогу попасть сюда, и мечта моя сбылась! Я счастлива, Егорушка!..
Там и сям люди сбрасывали с себя одежду и плюхались в теплицы.
- Купать их, купать! – к нам подлетели Финя с Пролом и Сава с Гордеем и, раскачав, зашвырнули в воду. Когда я вынырнул, то увидел, что таким же образом полетели в воду Олег с Варей и Юрка с Дусей. Мужики к тому же швырнули нам бочонок с бражкой и туесок с ягодами. На них не было ни клочка одежды, спешно от одежды освобождались и мы.
В соседнем озерке резвилась семья Сергея. Никитка с Ведой висли на отце, а Маша брызгала в них водой и смеялась.
Вода была настолько теплая и чистая, что праздник вполне можно было назвать водным. Люди до самой ночи купались, жгли на берегах костры, пересказывали друг другу новости Долины и Нары. Музыканты при этом переходили от группы к группе, почти беспрерывно звучала музыка, люди поочередно пели и плясали, купались и снова праздновали.
Несколько раз танцевала наш таежный ангел - Мария, и я нисколько не удивился, когда вслед за ней в круг вышла моя Оленка, и люди зачарованно наблюдали за обнаженной фигуркой, взлетами рук и невероятными изгибами стройного тела рассказывавшей радостинцам о любви, что наполняла ее и уносила над землей.
Все то, что происходило вокруг, не умещалось в голове.
Я сплю! Мне все это снится! Вот сейчас я проснусь и...
Это невозможно!
Ведь еще сегодня я брел по ледяной реке в беспросветной пещере, еще вчера жуткий мороз сдирал кожу с лица, еще совсем недавно мы прощались с жизнью под дикую пляску пурги.
Я вновь и вновь проводил рукой по горячей воде, окунал в нее саднящее от недавней стужи лицо, смотрел на резвящуюся в теплице мою прекрасную Оленку, – и моя жизнь расслаивалась на две части: на ту, что до сих пор сидела во мне вместе с морозами, снежными кошмарами и предсмертным воем вьюги; и эту, с плавным течением живой воды, с обнаженными и счастливыми людьми, с детьми, сигающими в реку с берегов, покрытых нежной и пахучей травой...
По поводу скачки архива романа пишите Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.
Дальше
У вас недостаточно прав на комментирование
