Байкал-81

• 

Категория: Дневники походов

Просмотров: 1553

БАЙКАЛ - 81

15 июля.
Снова наш 130 поезд Челябинск-Чита, 5 вагон, отправление в 20.28, билеты по 19 руб., плацкартный вагон, рюкзаки по 45 кг.
Ни одной женщины, не считая гитары.
А до этого опять безрежимный режим.. Работа до 5 утра, сон до 12 дня. Продукты, мед, рем, рыб, жор наборы, баллоны, чехлы, палатка, купальники, чердаки, весла, одежда, спирт, спички, курево, чай, деньги, дневники, фото, ит.д. и т.п.
Идем на Дотот (Западный Саян). Машнюк, Истомин, Подгорбунских, Григорович. Кроме нас идут Добровицкий и Иванов, но они идут наоборот вверх по Дототу и ждут нас под водопадом
Без ЧП ни о дин поход не обходится. По дороге на «Жмурик» (р.Урик) Витя вывихнул стопу, а сейчас все взял на себя Игорь. Ночью ему пришлось принять стойку «смирно» из-за боли во рту. Утром пошел в стоматологию, его погнали в другой конец города на рентген, там не было э/энергии, он прибрел обратно. Его всучили двум практиканточкам, кольнули укольчик, посадили в кресло и стали зуб рвать. Во рту скрипело и хрустело. Девочки сменяли друг дружку, потому как зуб оказался крепким ( а, может быть, и здоровым!). Наконец, разломав его на кусочки, уничтожили, и Игорь поплелся домой. Но в пути стало плохо, анестезия прошла. Пришлось лечь на лавочку прощаться с жизнью. И вдруг голоса:
- Ты чего тут разлегся?
- М-м-м- а-а!
- Ага, значит, пива хочешь, а пить не будешь?

Какой черт занес их сюда, но как они оказались вовремя! Как-то и умирать не захотелось!
Но! Вот оно это «НО!».
Как оказалось, во рту произошли необычные изменения. Боль-то вскоре прошла, но рот не раскрывался! 2 миллиметра и все! Плюс к этому во рту будто перцем все усыпано, приличное жжение. А на горле выросли болезненные шишки.
Если в походе на «жмурик» Викторова нога была оперативно и успешно излечена винегретом из Игоревых трусов и его же мочевины, то здесь этот номер не пройдет.
Короче, объект для насмешек есть. Да, к тому же, он еще и экономит на жратве.
Удачное начало.

16 июля.
В поезде опять нарды и сон.

17 июля.
При подъезде к Нижне-Удинску Шурик втайне почистил зубы… Зря мы ему тогда не почистили морду, ведь это же…
Так оно и получилось!!!
Из-за того, что в Алыгджере разбита взлетная полоса, рейсов туда нет.
Нижнеудинск. Лежит подковой вокруг аэропорта. Обычный российский город. Люди такие же, как везде, два уха, два глаза. Лишь одно отличие – чистая река Уда. В магазинах то же самое, только почему-то больше скороварок и сифонов.
Вечер на реке. Юра захлюпал носом, Игорь на диете. По-прежнему рот не раскрывается.

18 июля.
Весь день до ломоты в шее глазели на небо. Полетов нет. Пришли москвичи, выпускники- стоматологи.
И началось!
- Та-ак, больной, что беспокоит?
- Хот не хаскываетта…
- Ну-ка! Ну-ка!
- Э, да у него нерв перебит, стоматит и ангина! Летальный исход обеспечен, однако мы постараемся облегчить его предсмертные страдания. Спирт есть?
- Э-а-у-ы…
- Берите нож, разжимайте зубы. А ты наливай кружку спирта и туда полложки марганцовки. Заливайте!
- А-а-а-а!
- Полощите, больной, не сплевывая!
- ….
- А щас всем по сто для усиления искренности сочувствия!

20 июля.
Утром, едва взошло солнце, враческая банда была уже у костра.
- Как больной? Продолжим?
- …
- Дайте ему гитару! Ага, мычит! Консилиум постановляет – жить будет, а скоро и жрать начнет!

И точно! В этот раз в столовой удалось высосать несколько порций горошницы! Ведь каким передовым методам лечения ныне обучают советских зубодеров! Теперь так и тянет повторить курс лечения!
Ага, один борт все же вылетает. Москвичи, на глазах у сотен несчастных, вразвалочку поднялись на борт… и через полчаса вернулись обратно. В Гутаре аэродром превратился в болото.
Народ стал скупать портвейн. Некоторые ждут летной погоды уже неделю. Дождь не прекращается. Поднимается река. Те, кто расположились на островах, спешно эвакуируются.

21 июля.
Осточертело все, но не Игорю. Ему в радость даже и то, что перловку даже жевать уже можно, хотя на это уходит до получаса.
А что, если? Та-ак, Байкал…
Эпопея с военными. Они тоже, оказывается, ходят походами! Одна из их групп улетела, но двое из-за превышения веса не вошли. «Следующим рейсом ждем вас!»- крикнул капитан. И тут же погода испортилась… С тех пор они уже больше недели слоняются по аэродрому, без денег, вещей и палатки! Все их подкармливают и утешают.
Прибыли группы из Гродно, Уфы, Киева, Сургута, Н.Тагила – все на Гутару!
«А вдруг самолет!» – эта мысль не дает покоя и давит на обрывки нервов…

22 июля.
Черту все!

23 июля.
Накось выкуси! А мы уже на вокзале! И билеты в кармане!
Мы смещаемся южнее – в Иркутск.
И ведь как назло – на улице солнце и небо почти синее.
Но нас на мякине не проведешь! Терпеливо сидим, билеты не сдаем. А какие фотографии Саян на стенах зала ожидания! Юра предложил перефотографировать их и выдать за свои.
Ага, тучки набежали! Напокупали карт Иркутской области, ищем варианты.

Машнюк.
Его не покидает оптимизм. Особенно это проявляется после горохового супчика и после сна. Иногда, а это почти ежечасно, он уходит в нирвану. Происходит это так.
Вот у него взгляд медленно начал ошаривать окрестности. Вот он стал тих и глубокопогружен. Вот он присел, потом прилег, мгновение – и его уже нетути! Вроде вот он, весь тута, как оладышек. Губы слегка отвисли, закрытые глаза дышат спокойствием и мудростью, но его уже тю-тю! Он вздрыхает
И так каждую свободную минуту. Он умеет черпать силу, как Антей, из всех попадающихся на пути скамеек, досок, полянок, дружеских плеч и задов –только бы к чему приткнуться. Встает всегда свеж и бодр!

Юра.
Совершенно аллергичен к поездам и ожиданиям. Сразу у него в носу булькает и гундосит. Аэропорт Н-Удинска стенает и взывает о помощи, ибо Юра всего его покрыл… мягко скажем, насморком. Все деревья и углы, заборы и стены, даже трава и земля покрыты культурным слоем насморка. А если учесть, что Юра еще аллергичен к платочкам, то можно ли не жалеть несчастный аэропорт?

Саша.
Пока они в здравии, их лицо обрамляют борода и юмор. Когда они недомогают, лицо их обрамляют тоска и все та же борода. Саша не просто Григорович, он – начфин! Он – наш отец-искуситель. И ведь ни разу не сказал: »Деньги не вода родниковая, а я вам не оазис!». Всегда готов раскрыть свою душу и кошелек страждущему. Даже на водку. Кстати, сам он почти не пьет… один, играет в основном в нарды и в пересмешки. Особых черт не имеет, кроме штанов «Ралли-клуб».

Все, едем в Иркутск.

24 июля.
Добудились нас, когда поезд уже полчаса стоял в Иркутске. А открыли глаза мы на привокзальной площади. А проснулись на берегу Ангары, где ночевали в дебаркадере во время похода на Чаю. Конечно, дебаркадер к этому времени уже стырили.
Пристань нас встретила туманом, билеты на «Ракету» до Листвянки не дали.
Неожиданно удалось впрыгнуть в автобус – и мы на Байкале. Он все тот же, булькает волной. А рудовоз «Комсомолец» уже на свалке. А тогда как хорошо мы на нем прокатились до Н-Ангарска!
А вот сейчас не можем найти ни одного судна. Ну, тянет нас на мыс Покойников, и все тут! А катеров нет.
В Листвянке наши хмурые, заросшие морды явились отличным объектом для иностранцев. Даже японское телевидение не удержалось и долго снимало нам, чтобы на весь мир показать истинное, так скажем, лицо советского человека.
Стоим на пирсе, провожаем и встречаем катера и буксиры. Но никто нас не везет на наш любимый мыс!
А из прибывающих автобусов с криками восторга и радости вываливались толпы туристов и в прямом смысле целовали воду!
… но нам подавай Покойников! (Нередко втемяшившаяся блажь отравляет нам в общем-то интересную, прекрасную жизнь!)
… как попасть к Покойникам?
Зря проболтавшись весь день, разбили палатку возле мусорных свалок. Хорошо, Юра добыл «Бычьей крови», скрасил наше бесПокойницкое существование.

25 июля.
… и проспали! В бухту Покойников ушел «Орион»!
Мы уже сами почти пок…
Да пошло оно все в …! Мы на Байкале!
Переправляемся в порт Байкал, надеваем рюкзаки – и вдоль по Старобайкальской ж.д. – вперед! Настроение отличное, ибо движение – это жизнь! Мы идем вдоль Байкала.
Отошли на 4 км.
Наконец-то! Опять дождь, в палатке лужи, спим в мокре – то, что надо! Дождались: снова сыро, снова грязно, снова ни грамма уюта, снова змеиные супы, мокрые пальники и все остальные прелести.

26 июля.
С утра тепло. Пора ловить омуля!
На за день ни одной рыбешки. Снова надо кудесничать над снастями. Здесь, видно,, рыба тоже со своими прибамбахами.

27 июля.
Идем дальше.
Идем по железной дороге, по шпалам. Дорога в траве. Когда поезд идет навстречу (а он ходит раз в сутки), то кажется, будто он катится без всяких рельс, скользит над землей, по цветам. Слева обры на 7-8 метров, справа скалы. Много туннелей, ручьев. Все они в прекрасном гранитном оформлении (сказывали, что это пленных немцев работа).
А в туннелях – сталактиты! Свисают с потолка. Снаружи белые, а внутри черные. Судя по черным внутренним кольцам, паровозы раньше сильно коптили. Даже можно точно посчитать, когда забросили дорогу.
Возле одного из тоннелей и стали. Весь Байкал перед нами!

Байкал.
Морем трудно назвать. Отчетливо виден Бурятский берег, катера и пароходы для моря слишком маленькие. Вода очень чистая, у берега мелко, дальше все глубже, как говорят местные: метр от берега – метр глубины, два метра от берега – два метра глубины и т.д. Хотя есть обрывы. Это хорошо видно с крутого берега.
Вода холодная, купаться бр-р. Сильное преломление, сокращает глубину чуть ли не в два раза. Просматривается у берега на 5-6 метров. Купаемся днем – нырнул и сразу на горячие камни.
Ландшафт красивый. Сине- зеленая вода и зеленые гористые берега. Бурятский берег намного выше, там Хамар-Дабан. Над всегда облака и тучи.
Неба очень много.
Рыба: белый и черный хариус, омуль (байкальская селедка), щуки, сорожка, бычки.
Но самое главное – в Байкале живет нерпа!
Находимся вдалеке от жилья, потому Озеро кажется нежилым, хотя с того берега залива слышны глухие удары, шум двигателей, но людей не видно. Лишь появляющиеся на горизонте корабли да тарахтящие моторы оживляют пейзаж.

28-30 июля.
Все дни рыбачим, едим и спим. Имеем мы на это право после стольких дней бедствий?

30 июля.
Записки горовосходителя Юрия.
Ох…Захотелось чего-нибудь этакого, особенного. Например, забраться на гору. Тут этого добра навалом. (Все ощущения вполне можно выразить через тра-та-та, но попытаюсь перевести на наш язык).
Долго всех упрашивал пойти со мной, но слава богу не согласились. Это ж свобода: и перекуришь, с кем хочешь, и побеседуешь с умным человеком!
Пропускаю очарование подъемом…
Наверху- птичье царство. Огромные выводки рябчиков, толпы глухарей и рои мух. Врожденным методом дедукции обнаружил тропу (хотя кому здесь на хрен надо ходить?), изрядно заросшую, но ясно различимую. Туристы, а это скорее всего лоси и кабаны, часто вытягивают ее на карнизы, с которых Байкал виден совсем не как в учебниках.
Вначале я себя чувствовал минимум царем (!). Загнал бурундука на ветку, сфотографировал его с метрового расстояния. Рискнул снять панораму.
Но неожиданно подвергся нападению беркута (назовем его так). Выходя из пике над самой головой, он явно показывал мне, что тут не я царь.
Держа в одной руке фотоаппарат, в другой кепочку, в третьей…, пытался спрятаться от этого летающего вепря, надеялся сфотографировать его. После чего обнаружил отсутствие кисета и присутствие необъяснимых пятен на спине.
После спуска с элементами высшего пилотажа и возвращение в живом виде показалось мне роковой случайностью. Крайнее неуважение ко мне моих товарищей, выразившееся в полном отсутствии интереса к моим рассказам об итогах восхождения, теперь выглядит смешной мелочью. Разве понять им, земноводным, ощущение орла?!
***

СОПАЛАТНИКУ

Мой сосед по палатке, мой спутник ночной,
Как живут твои кости, с кем ты спишь, дорогой?
Мы храпели дуэтом под дождем и в жару,
Мы сбивали дуплетом из ноздрей мошкару.

Пр. Спи, спи, спи, друг мой родной!
В мокрый спальник залезь с головой.
Завтра снова пойдем по земле.
Пусть тебе повезет наяву и во сне.

Помним наши маршруты по стоянкам и дням.
Спины помнят их тоже, по сучкам да камням.
Помню, как-то в болоте залегли мы с тобой,
И в вонючей мокроте ощутили покой.

Сон такой только снится нам в уютных домах.
Как трещит поясница в этих ... мешках!
В тьме бессонного плена вспомни, друг, как тогда
Засыпали мгновенно, и к чертям холода.

Там над нами лишь звезды, за палаткой тайга.
Ты заросшею мордой чуть вздыхал иногда.
Ты храпел откровенно, непокорный судьбе.
Муравьи гоношились у тебя в бороде.

Все ли пролежни вывел, сотаежник ты мой?
Копчик вымыл от пыли? Залечил геморрой?
Так до встречи в палатке, где твой спальный мешок?
К твоей нежной лопатке мне б прижаться разок!

***

Проблема- трудно вести дневник. Дни заполнены однообразной работой – разработкой и освоением ловли рыбы. А это совсем даже не просто! Но и среди этого «однобезобразия» бывают и довольно недурственные эпизоды!
С этого дня дневник трансформируется в:

«Небольшие рассказы большого озера»

Рыбаки и рыба.

Витя и Шурик никогда не останавливаются на достигнутом… способе ловли. Помнится, они еще на Гутаре изготовили целую флотилию корабликов, т.к. каждый очередной встречающийся на реке человек показывал им свой оригинальный способ. Стоило им увидеть, что на Байкале ловят санками, они тут же соорудили свои. Но оказалось, что «любишь рыбу, люби и саночки возить».
И вот целый день мы перебираем ногами валунистые Байкальские берега. А бывает, лазим по огромным глыбам, потому как их ни обойти, ни оплыть.
Рыба? Она иногда подплывает к берегу посмотреть на бурлаков. Это нас и выручает. Отдельные экземпляры самых любопытных из них прощаются с жизнью на нашем столе.
Игорь соорудил бокоплав и на сем остановился. Правда, ему хватает работы и с такой снастью, но эта работа мелкая, ближе к искусству, потому она, как это часто бывает в искусстве, не всегда (далеко!) добычлива.
Юра в основном пытается применить против рыбы бактериологическое оружие. Иметь в себе инфекцию гриппа, ангины, фарингита, ларингита, бронхита, коклюша и рядового насморка, грех этим не воспользоваться! Потому он чихает и кашляет во все, что проплывает мимо. Но у природы поразительная противобактериологическая защищенность!
Вечером обитые конечности пышут жаром и мозжат.
Но жареха, добытая с таким трудом, вдвойне вкуснее.

Нечто.
Однажды Шурик упустил в озеро выуженного с огромным трудом омуля! Эхо еще долго носило по Сибири их взаимные проклятия!

Режим.
Опять нам приходится всем объяснять, почему у нас костер гаснет в 3 ч. ночи, а загорается в 11 утра. В нас тикает Курганское время! Если отнять два декретных пояса, то все как надо! НЛО мы!

Экология.
Мыши, бурундуки и пищухи прогрызли у нас все мешки с провизией. Вот тебе и экологическое равновесие! Мы природе мстим за то, что она придумала нас, а она упорно исправляет свою ошибку!

Креозот.
Это такое специально-железнодорожное вещество, коим пропитывают шпалы, железнодорожников, вокзалы, тоннели, а так же всех, кто ненароком поимел их всех скопом или поодиночке.
Наш бивак у самого полотна, топливом для костра стали старые шпалы (гайки, Чехов был бы доволен, мы складируем…, короче, они идут на грузила). Что за чудный аромат! Он вышибает слезы, сопли и вопли одновременно!

* Наш покой частенько тревожат. То в туннеле гудит заблудившийся поезд, то браконьеры на моторках спозаранку спешат на промысел; то мотоциклисты, браконьеры пожиже, спешат на отлов заблудшего омуля; то туристы, бредущие из Слюдянки, почуяв запах чая, ломятся к костру. А сегодня, когда Витя и Юра ушли рубить стрингеры (думаем делать катамаран и идти по воде до Слюдянки), Саша сидел у костра, а Игорь писал (для богохульников– ударение на «а»!), в нашу сторону направились два экскурсионных теплохода. С борта орет музыка, а любопытные блестят биноклями. Дикарей им подавай! Нам это ну никак не надо! Выход прост и проверен. Игорь берет бумажку и идет на высокий изумрудный берег… Бинокли вмиг угасают, а теплоходы будто Баргузином сдувает! (Здесь ударение – где хотите!)

* Об охране природы. Байкал загажен основательно. В общем, этого не увидишь сразу, вроде и вода чистая, и небо синее, и берега живописные. Но нагнись ниже и увидишь россыпи битого стекла, скелеты банок, полиэтилен, тряпки. Этого же много и в воде. Не зря говорят, что когда подводные аппараты лимнологического института опустились на дно, то первое, что ученые там увидели, была бутылка. Мы решили написать об этом безобразии в газету и внести предложение: водку и спирт привозить только во фляжках! Эффект одинаков, засорения никакого!

* Об изменении отношения к Байкалу. Вначале мы его не чувствовали. Много было злости, ведь сорвался наш маршрут в Саяны, и вынужденность путешествия на Байкал вносила в наше общение оттенок раздраженности. Мы готовились к привычной ежедневной речной смене ощущений, а здесь приходится видеть каждое утро одно и то же! Как сказал один турист: «Движение – большая вещь!» Так оно и получилось. Смены ощущений, как это обычно бывает на водном сплаве, нет. Если бы не рыбалка, было бы тяжко. Поиск рыбы и забота о снастях отвлекает от умиротворенного ничегонеделания. Но постепенно мы начали привыкать. Байкал все время меняется. То штиль, то вдруг зашумят волны, то затянет непогодой, то вдруг брызнет солнце; то свинцовые волны, то розовая от заката гладь. Да и рыбы постепенно стало прибавляться. И постепенно мы стали вживаться. Теперь уже даже иногда прорываются всплески удивления красотой. Стали видеть звезды и начали философствовать у костра. Утром здороваемся с Байкалом! Собираемся строить катамаран с парусом. Это еще одна забота, а, значит, еще одно ожидание новых ощущений.

* О затмении солнца. Не обошлось без недоразумений. Как-то утром Витя говорит: «Ну, как? Видели затмение?». Пауза… Все слегка взволновались. «Вчера рыбаки сказали, что сегодня 31 июля». Вторая пауза… Потом легкая паника. Ведь 31 июля в 7 утра на Байкале затмение солнца! Вот те на! Проспали! Но, поев и завалившись на «послезавтракчный» отлет, решили все же вычислить, какое сегодня число. Сделать это было далеко не просто. Вспомнили, какими методами и способами ловили рыбу в прошедшие дни (ведь способы каждый день разные!), высчитали день недели по очередности дежурства, Юра привлек свои воспоминания о днях лазания на гору, Саша пересчитал свои сны, Игорь высчитывал дни по скорости сгорания шпал… Решили – затмение завтра! Мы решили его, затмение, перенести на завтра. И день нас в этом не разочаровал. Утром, как обычно, проспали. Проснулись, небо в тучах, темно (хотя на часах уже полдень). Разбрелись кто куда. Юра был активнее всех, он спал. Витя философски курил, Саша прозаически черпал воду, Игорь, натянув гидрач, лазил в воде, доставал нырнувшую запчасть от спиннинга. Вдруг слышим Сашин (позднее историки исправили – Витин) крик: «Затмение!» И впрямь – сквозь серое небо, как сквозь закопченное стекло, все увидели серп, рогами вверх. Сразу стало ясно, почему Байкал такой темный, сиренево- серый, хмурый. Ни ветра, ни волн. Т и ш и н а… Тишина в порту. Все серо, мрачно, горы в тумане. А в неприветливом небе сквозь тучи – яркий узкий серп! А вдали, на севере Байкала, черно-сиреневая темень (там, ближе к Северобайкальску, полное затмение). Впечатление завораживающее… Постепенно стало светлеть. Появились звуки. Заработал порт. Вот так мы передвинули затмение и использовали тучи вместо закопченного стекла. И все же мы его видели!

* Да!!! Мы все же изготовили настоящий бадановый чай! Сколько лет на это ушло! В наших справочниках, где описаны более сотни видов чаев, бадановый чай (отмеченный и Сибирским, и Алтайским, и Монгольским эпосами) упоминается до десятка раз. Но никак он не открывался нам! Еще в прошлом году Леша писал: «Разбаданило с бадана, Витя, дай бумажку!» А ведь как все просто! Не из корней, не из зеленых листьев – а из старых. ВЫСУШЕННЫХ И ВЫДУБЛЕННЫХ СОЛНЦЕМ И ВЕТРОМ, ЧЕРНЫХ, ОТМЕРШИХ, ХРУСТЯЩИХ ЛИСТЬЕВ! Случайно Игорь, очарованный бездельем, полез на скалку, залез в бадановые джунгли и – совершенно случайно! – получил озарение в мозги –чаеносными должны быть сухие листья! Тут же они были сварены в кипятке, добавлена смородина - и вот он аромат! Сколько мы пережили, один раз задыхаясь от разбухшего языка после опробования разваренного баданового корня, другой раз страдая урчанием обиженных кишок на бульон из зеленых листьев. Но чудо свершилось! И помогло этому (как, не переставая, учит история!) безделье.

* Начали делать катамаран под парусом. Сегодняшнее наше состояние души можно где-то назвать даже восторженным. Ведь мы как-то - экипаж, а какой же экипаж без корабля? Собираем не торопясь, любовно. Витя вяжет прелестные бантики из киперленты, правда, с теми же мозолями, но любовными. Юра, томно глядя на баллон, вдувает в него свое горячее дыхание вместе с ошметками со стенок прокуренных легких (как часто случается, забыли клапан от помпы). Саша обстругивает стрингеры, он готов их лизать, до того у него умильная борода. Упоение работой. Игорь симулирует болезнь, говорит, что у него от волнения поднялось давление, а на самом деле вносит в анналы истории это пиршество творчества. Пир духа! И вот к вечеру рама и один баллон готовы. Но – куда плыть?

* Небольшое наблюдение. Над озером тишина, штиль, чистое небо. Вдруг проносится шквал ветра - и снова тишина… Спустя час на берег обрушиваются волны. Среди тишины и полного безветрия, чистого неба и неподвижных сосен грохотание волн, разбивающихся о прибрежные валуны, довольно удивительно. И длится это довольно долго.

* Мужской интим. То, что без женщин мы чувствуем себя совсем неплохо, это без комментариев. Конечно, естество постоянно чего-то нашептывает, но мы гоним эти мысли и ничуть не жалеем. За все это время, пока мы на берегу, нас не терзает нервозность, и мы с радостью воспринимаем, как все же хорошо говорить не только все, что думаешь, но и так, как думаешь, и языком, каким хочется! И, оказывается, это совсем не мешает делу. Если б женщины понимали, что каждый должен говорить и делать только то, что ему свойственно и необходимо, то это только способствовало бы прогрессу. Любое ЦУ женщины мужчине – это насилие (но не наоборот!). Человек, а мы с неиссякаемой уверенностью причисляем себя к этому понятию, натура саморазвивающаяся и подталкивать его, значит сбивать с толку. А мы! Саша мотает мушки и шепотом чертыхается – и это его забота на это время. Он может делать мушки – сколько хочет! Юра ничего не делает - и это его нынешнее желание. Никто слова ему не скажет, ибо после этого «ничего» он вдруг, когда всем уже захочется своими боками округлять камни, возьмет снасти и пойдет сбивать ноги в многокилометровом поиске пищи. Витя может часами обозревать Байкал, но зато потом он выдает такие перлы, что великие мыслители рядом с ним рта не откроют. Игорь…, но с ним все ясно. А если бы нас з а с т а в л я л и это делать?!

* Хариус. Дома об этом забывается, но здесь мы говорим твердо: в Сибирь, в тайгу идти стоит даже только за тем, чтобы попробовать жареного хариуса! Это неимоверно трудно – порвать путы условностей и уйти в тайгу ради какой-то (!) рыбы. Но хариус возместит все лишения и невзгоды! Ведь хариус – это не только то, что лежит перед вами на сковородке, это еще и адская тяжесть рюкзака на таежной тропе к реке; это и горный воздух, и прозрачные реки; это поминутные заботы с изучением его вкуса на мушки и изготовлением оных; это и поиск места лова; и ежеминутное многочасовое напряжение перед возможным рывком. Но хариус – это и долгожданный рывок лески, блеск его упругого тела в кипящей воде, страх – а вдруг сойдет! Это и удивление его силой и упорством. И, наконец, восхищение холодной мускулистостью его плоти. Вспоминаешь вялую покорность наших рыбешек и со страхом держишь его двумя руками, а он бьется с удесятеренной силой и страстью. Выпусти его, и он мощными прыжками уйдет вверх по воде. Хариус – наш праздник!

* «Почему в борьбе с мочевым пузырем не бывает побежденных?!» В.Машнюк.

* Нерпа. Однажды, когда после утомительной борьбы с жареным хариусом мы толкали в оставшиеся щели в организме дым Моршанской махорки, к нам в гости приплыл... мужик. Над водой привстал, топорща усы, Тарас Бульба. Без одежды, загорелый до черноты, лысый, с мудрым взглядом. Правда, Машнюк его обозвал Машкой, вероятно с перепугу или в соответствии с потаенным. Машка Бульба нырнул и всплыл метрах в двухстах. Потом еще несколько дней он изучал наше общество, возможно, на предмет пригласить поплавать, но, так и не дождавшись взаимности, исчез.

* Российский турслет. В этом году Всероссийский школьный турслет проводили на Байкале. Мимо нас в один день прошли несколько десятков групп. Группы в фирменных шмотках шлепали всегда мимо, не чалясь. Обычно они шли раздельно, посильнее впереди, слабаки далеко сзади. Но вот однажды подошла привычная глазу группа, в обычных зеленых хэбэшках и под брезентовыми мешками. Они сразу подтянулись к костру, испили чайку, пожевали рыбешку, слегка потрепались – ну, наши в доску мужики! Потом узнали, что они и победили в турслете. А разве могло быть иначе?

* Тоннели. На этой Старобайкальской железной дороге, которая в царевы времена была проложена по берегу Байкала от Иркутска до Слюдянки, по которой сейчас ходит всего один поезд, раньше было могучее движение. Все берега речушек в граните, в граните виадуки, гранитом выложены и тоннели. Но в 1936 году страшный шторм разбил молы, защищавшие дорогу, и путь спрямили. Теперь он идет напрямую на Слюдянку. Множество тоннелей свято хранят память о тех временах. Это легко определяется по сталагмитам, висящим с потолков тоннелей. Сломив один из них, мы по кольцам легко подсчитали, сколько лет тоннелям (много), в каком году прекратилась активная их эксплуатация (кольца, загаженные дымом, окончились в пятидесятых годах).

* Комары. Их не было вообще! Плохо с болотами на скалах... Но мух, муравьев и бурундуков хватало. На муравьях мы спали, ели и совершали моционы. Утром их вычесывали из бород и прочих волосистых мест.

* Кислуха. Рядом на скале, стоял огромный, в три человеческих роста, куст красной смородины. Все, что на нем краснело, ушло в компоты.

* Коптильня. Никогда не делайте коптильню из шпал! Это советуем мы, насквозь пропитавшиеся и пропитавшие все и вся креозотом. (Потом, по возвращении, во время причального пира, в условиях экологически чистой дачи, Витя торжественно достал скомканный кусок клеенки, в котором мы хранили копченую рыбу, и медленно ее развернул... Мгновенно, как джинн из бутылки, из этого серого комка встал запах!!!) А ведь мы эту рыбу ели!

А Байкал шумит зеленою волной,
И над ним сияет купол голубой.
Мы как-будто там прожили века.
Мы о нем споем песню, а пока...

Пр. Лишь запах креозота,
Знакомый до икоты,
Знакомы до тошноты
И до «мозгов костей»!
Какая нам забота
До запахов природы,
Коль запах креозота
Нам всего родней!

* Омулевый вал и наше фиаско. (3 августа 1981 г.) К вечеру вдруг по тропе вдоль железки затарахтели мопеды, мотоциклы, а следом за ними двинулись пешие со спиннингами. К чему бы это? Игорь решил узнать. Двигаясь по берегу туда, куда двигал рыбацкий люд, он наткнулся на человека, занятому шашлыками. На вопрос – куда все спешат? – он недоуменно поднял голову. Так вал же омулевый! – и опять за шашлыки. Знаний не прибавилось, но вернувшись, уговорил взять спиннинги и пойти за всеми. Пришли на мол, коих вдоль дороги для защиты берега от волн было возведено во времена оны много. Народ уже встал на мол и лениво макал поплавки в воду, до которой в том месте было до 6-7 метров. Ждем, чего будет дальше. Ага, вот оно! Пришла волна, стала бить со страшной силой в мол, брызги взлетали вдоль бетонной стены выше головы. Началось! Восторг расширялся, рыбаки уже поймавшие омуля, в спешке снимали его, складывали в полевые сумки, убегали куда-то в кусты, прибегали с пустыми сумками, наполняли их по-новой, снова убегали. Бросали наживки в сумасшедшую кипень валов, чего-то там подсекали... А вы чего стоите, скоро вал уйдет! – это сосед слева. Бросаем. А чего там можно увидеть, в этом бурлящем и вздымающемся аду? Ну-ка, бери мой спиннинг, давай твой, - и он опять омуль за омулем, а мы ни с чем... Наконец, вал стал стихать и скоро стих совсем. Вода снова тихо бьется о стенку мола, народ падает на технику и постепенно берег пустеет. Вот это и есть – омулевый вал! Волны вымывают из-под камней мормыша, и омуль подходит к берегу, хватая все, что оказывается перед носом. Но только гораздо позднее мы поняли, что клюет он вверх, нужен специальный поплавок, всплывающий при поклевке, и, конечно, опыт. Его-то у нас не было совсем, потому мы видели только вздымающиеся валы, а как там поплавок, разумения уже не хватало. Вот уж в следующий раз! А будет ли он? (Оказалось, что норма на человека – десять омулей за раз. Ага, щас! У каждого где-то в скалах зарыты бочки, туда-то и бегали мужики, сбрасывали улов. А домой возвращались, как и положено, с десятком омулей в подсумках!).

* История болезни. Витя распорол ладонь. Впервые видели, как здоровый мужик упал в обморок от потери крови. Егерь увез его в больницу, руку успешно заштопали. Но потом!
Царапнутая рука легла на наши плечи тяжелой ношей:
- Забеременел рукой. Носит его, как живот, тоже спереди и с таким же лицом.
- Совсем перестал рыбачить, чего нельзя сказать про аппетит.
- Распоротая рука обострила ум. ЦУ сыплются как из рога, точнее не скажешь.
- Сборы на перевязку стали для всех непосильным напряжением воли и нервов.
- Родил руку. Разговаривает с ней, баюкает и напевает колыбельные.
- Пропах героизмом. Хватается за ту работу, какую ну никак такой рукой не сделаешь. Хотя вполне мог бы воды принести, на худой конец (руки) суп помешать. Нет, вот дай ему топор. Ай, не получается! А какая жертвенность!

* Юра ушел на охоту. После стольких советов, обменов опытом и авторитетных наставлений уже можно было и не ходить. Дичь должна уже сама в нервном срыве прийти и сдаться на милость повара. Но... Нет ведь, поперся! А там высоко и трудно! Вот уже четыре часа позади, а выстрелов не слыхать. Возможно мы переусердствовали, и Юра с перепугу стал защитником природы.

Между пихтами, елями
Пели мы, млели мы...

* В том, что рыбы стало больше, виноват Юра. Он, возможно, стал мыслить по-харюзиному. Что волка кормит? Ноги. А рыбу? Верно, хвосты. А рыбака? Юра со своим корабликом (самодуром) уходит в такую даль, что сапог уже почти не имеет. Приходит в ночь, и мы в кромешной темноте ковыряемся в харюзиных внутренностях, студим руки в ледяной байкальской воде, карабкаемся по осыпающейся тропе к костру и, глотая слюни, бросаем рыбу на сковородку... Едим, спя...

Хорошо на Байкале.
Шум воды, да туман.
Все спокойствием дышит.
Спит Хамар-Дабан.
Чай заварен вкрутую
На Байкальской воде.
Но о чем же молчишь ты?
Твои мысли где?

Хорошо на Байкале,
Только все не так.
Мы не это искали,
Нам покой как враг.
Нам Саянские реки
Режут сердце в кровь.
Нам ДВИЖЕНИЕ ближе
И таежный кров.

...Радость схватки с водою –
Там покоя не жди!
И извечность вопроса –
Что там, впереди?
Необжитость стоянок,
Утро в новых краях,
Шум реки постоянный,
Хариус в сухарях.

Это мы и искали.
И родился ответ –
Хорошо на Байкале,
Только... радости нет.

* И вот наступает этот долгожданный момент. Юра, - и это опять он! – начинает шуровать угли для жарки. Вот в сковородку из бутылки через дырку, прогрызенную мышами, заливается масло. А небо такое звездное! (Час ночи!). Юра складирует рыбу на сковородку и ставит на огонь. Сначала от костра слишны только булькание и крякание Юркиного носа, матюки по поводу дыма, шипение масла, вонь обгорелых рыбьих костей (странно, рановато вроде!). И вот, когда Юркина слезы вытекают уже непосредственно через нос, расширившийся от нагревания и угарного ОВ до размеров и окраски спелой сливы, мы своими ссохнувшимися от принюхивания носами вдруг ощущаем ЗАПАХ! Желудки рефлекторно расширяются. И вот он уже в наших руках! (Про Юрку уже никто не вспоминает. Да и вообще, зачем он здесь?) Жареный хариус! (Все, писать уже нет возможностей, сегодня Санькина очередь обсасывать пальцы, а он даже ногтей не оставляет).

Если кто-то свысока
Начинает про рыбалку,
Мол, когда-то и на что-то
Он начерпалпол ведра,
Я спрошу его тихонько
(Мой вопрос совсем не смел),
Мол, скажи-ка, друг мой милый,
А ты хариуса ел?

Пр. И если скиснет он
И станет чуть пониже,
Прикусит свой язык,
Проглотит часть слюны,
Так, значит, он еще
Богами не обижен,
И, может быть, вполне
Полезен для страны.

Если выскочит другой
И зайдется про охоту,
Мол, однажды всентябре,
Он пальнул разок- другой,
И набил рюкзак чирками,
То есть взял, чего хотел,
Я спрошу его спокойно:
А кабарожку ты не ел?

Пр.

Тут совсем уж ни к чему
О Сочах затянет третий.
Ах, там море! Ах, там солнце!
Пиво, бары, варьете!
Вспомню в инее тюльпаны
И оленей на рассвете,
И прерву без сожаленья:
А ты спал на мерзлоте?

* Пора ехать домой. Мысленно, да и в разговорах иногда проскальзывают прощальные интонации. Катамаран уже разобран, так и не попробовавший Байкальской водички.
* Как уезжают с Байкала ( в противовес приезжанию). ... С утра сборы. Они скорее всего похожи на умственную работу, допреж физической. Очень медленно, исподволь обсосав, осмотрев, обнюхав (на это есть конкреиные причины – креозот!)каждую вещь, хозяин старается оценить ее ценность в дальнейшей жизни и найти ей (по степени мягкости) достойное место в рюкзаке. Постепенно общая разбросанность барахла на биваке превращается в локальную, постепенно кучки тают как снег, но вместе с тем твердеют айсберги рюкзаков. Страшно интересно, как в эти четыре небольших саквояжа вместилось столько мануфактуры, макулатуры и другой рухляди. Сборы длятся часов пять, а то и больше. Наконец, когда уже все собрано и осмотрен каждый сантиметр территории на всех этажах, объявляется перекур. Вот это уж настоящее - ВСЕ!!! И – вперед! Кэп сразу задает темп – четыре км в час, и четыре зеленых глыбы, мерно подставляя под себя наши ноги, качаясь, скользят вдоль железной дороги к порту. Идем до изнеможения, до тех пор, пока все разом, не сговариваясь, отваливаются назад, навзничь. О, блаженство освобожденных плеч! И насколько мил и ласков рюкзак, лежащий на спине. У него мокрая от трудов великих спина и зеленое от счастья лицо. Вот про наши спины и лица он не напишет! И ведь как бывает! На пределе сил мы влетели на последний, отходящий уже паром до Листвянки, потом удалось сесть на “Ракету” до Иркутска, там, долго не ожидая, сесть в поезд – и домой! И все в один день! Ну, вот, началось везение. Наконец-то! “Чем длиннее дорога из дома, тем короче дорога домой!”

ЭПИЛОГ

... По приезде домой от москвичей узнали, что в то самое время, как мы из Н-Удинска уезжали на Байкал, открылся перевал и всех (!) туристов ускоренными рейсами развезли по маршрутам...

P.S. К этим записям прилагаются записи, выполеннные группой С.Добровицкого, не дождавшихся нас в низовьях Хамсары.