08 | 12 | 2024

Успены

УСПЕНЫ

getImage-6-

Егор лыжу сломал сразу.

Если бы она была без крепления, то слетела бы, да и только. А то он привязал ее, такую новенькую и блестящую, к валенку сыромятиной, стал на всей скорости объезжать какого-то шкета, приподнял лыжу, она загребла носком и – хрясь! – половина лыжи отлетела в одну сторону, а Егорка в другую. Шапка слетела с его головы и покатилась вниз. Федька, который ехал за Егоркой, хотел подхватить ее палкой, но только оттолкнул еще дальше.

Раздались голоса: – Егор, смотри, твои мозги по горе катятся! Лови, потом батька тебе их обратно ремнем вколотит! Покатайся пока на ледянках, подрастешь, мамка тебе новые лыжи купит!– Народ любил, когда кто-нибудь слетал «с коньков», потому с удовольствием комментировал такие кульбиты.

Надо сказать, что высшим шиком – лихим спуском на одной лыже – Егорка владел в совершенстве. Среди немногих, кто лихо съезжал вниз, размахивая свободной от лыжи ногой, он мог еще и кого-то другого на лыжу поставить сзади и прокатить того на зависть остальным.

Так-то так, но те, кто шиковали на одной лыже, занимались этим по нужде – лыжи ломались быстро, а денег на новые не было. Мастерство мастерством, но иметь две лыжи хотелось. Вот и Егор, исколовший две телеги дров и получив, наконец, от матери деньги на новые лыжи, хотел нынче прихвастнуть новой парой... но не получилось. Придется по-прежнему лихачить на одной. Зинка, вон, соседка по огороду, тоже хохочет над ним, закрыв рот варежкой. Эх, обидно!

А денек был самый тот! Солнце светило вовсю. Вся Исетская долина, просматривавшаяся с Успенской горы до самой Затечи, сверкала белизной, белая угловая башня монастыря, устремленная своим пиком в небо, будто охраняла этот всеобщий людской лыжный праздник. Укатанный склон Успенов кишел множеством людей, скатывающихся с нее кто поодиночке, кто парами, а то и целыми семьями. Розовощекие, смеющиеся ребятишки и взрослые наслаждались и катанием, и свежим воздухом, и синим небом и неизвестно чем, но радости было, хоть отбавляй!

У кого были лыжи – катались на лыжах, у кого не было лыж – катались, на чем придется. Лишь бы кататься! Конечно, санки, ледянки, отшлифованные доски от бочек и прочая самодельщина были не в моде – лыжи это да! – но спуск вниз со свистом в ушах притягивал, и народ катался, на чем придется. Подбором одежды народ тоже сильно не заморачивался – катались, в том, что было. Конечно, были и такие, кто-то катались в спортивных костюмах, выделяясь среди черных фуфаек яркими цветами, но на них мало обращали внимание, ибо самые отчаянные гонщики были одеты в простецкие одежды, и как раз почему-то только те, у кого и валенки были в заплатах, и одежда не со своего плеча, гоняли так, что даже завидно было.

Съехав вниз, Егорка выбил о штаны снег, забившийся в треух, напялил шапку на голову и тоскливо посмотрел вверх. Было стыдно и обидно – купил новые лыжи, думал всех удивить, а тут такое несчастье...

Между тем народ на Успенах резвился вовсю: со смехом и криками «Берегись!» по склону, придерживая шапки, слетали парни постарше; вертелись, съезжая вниз и боком и задом на почти неуправляемых ледянках лихачи; девчонки, смешно расстопырив руки и расставив ноги в стороны, с единственной мыслью «Лишь бы не упасть!» пытались преодолеть хоть несколько скользких меров; малышня возилась в самом низу; кто посмелее, забирались выше середины, самые-самые скатывались с самого верха – всем было весело и никому не было дела до несчастного Егорки.

Вспомнилось вдруг, что раньше мужики заливали водой из родника (не теперяшнего, а того еще, в овраге) оба противоположных склона, что были рядом с источником, и люди съезжали по этой крутизне на фанерках и картонках, с разгону въезжая чуть ли не до середины другого склона! Некоторые парни отваживались съезжать с такой верхотуры – сейчас это даже представить страшно! - на коньках! Мужики-то были фронтовики, ничего не боялись!

Вот бы сейчас там покататься! Но... склоны водой уже не заливают, да и таких смельчаков, что были раньше, уже нет...

- На, возьми! Дома сколотишь, еще крепче будут! – Федька подъехал к Егорке и отдал ему тот обломок лыжи, что отлетел в сторону при падении. – Ничего, вечером на каток пойдем. Там сегодня лампочки повесили и сказали, что музыка будет. Пойдешь?

Друг подмигнул Егорке и стал «лесенкой» подыматься в гору.

А что – здорово! Надо «дутыши» подточить, шнурки заменить – и на каток! Свет будет, так можно хоть до утра кататься. Зинка тоже придет, они вчера с подругой приходили, катались.

Утерев ладошкой мокрые глаза, Егорка подхватил лыжи и помчался домой точить коньки...

Фото0994

В начале шестидесятых годов, на самом деле, в Далматово был лыжный бум. На Успенских горах с утра до вечера катались и ребятишки и взрослые. Ребята из Москвы (поселок на той стороне железной дороги) катались в дальних оврагах, а горожане гладили лыжами Успены. Петр Васильевич Сулионский, в то время молодой, талантливый учитель физкультуры, с согласия директора школы Истомина Степана Иосифовича даже уроки лыжных катаний с гор на Успенах проводил! Ломаных лыж в школе прибавлялось, но директор школы был неуклонен – катание с гор интересно и полезно, потому, как и сам нередко становился на лыжи и катался вместе с ребятишками. А мы только и ждали, когда пойдем «с горы гонять»!

Потом какие-то «умники» вырыли поперек горы овраг для стрельб, склон зарос бурьяном, дожди промыли по склонам свои русла, понизу, вдоль ручья выросли тополя, и катание с гор постепенно утихло...

Ныне, вроде, и горы те же, и снег не хуже, и болото внизу заросло, еще и стадион рядом – но Успены уже не пестрят детворой и не слышно их радостных и звонких голосов...

А зря! Интернет, конечно, оторвал молодежь от природы, но если сгладить Успенские склоны и провести там зимой пару показательных соревнований по лыжному слалому, то я еще не знаю, пересилит ли интернет желание Далматовских парней и девчонок показать свою удаль и поймать давно забытый, но не менее желанный кураж!

...Недавно мне удалось побывать в Шерегеше (горная Шория) – месте горнолыжной школы олимпийского резерва. Как положено, я нацепил горнолыжные ботинки, поднялся на бугеле вверх, с волнением стал совершать первые виражи... и вдруг понял, что мне это дается легко и просто. Даже спустя много-много десятков лет мои ноги вспомнили те «уроки», что я получил, катаясь на Успенах! Мышечная память сработала. Но опять же, вспоминая тот восторг, то неизгладимое ощущение полета, что овладевало мной в те давние «Успенские» годы, съехав один раз, я почему-то раздумал кататься дальше.

Скажу честно – я испугался. Испугался того, что эта вот замечательная гора, удобные современные подъемники, яркие костюмы и современное лыжное снаряжение ЗАБЬЮТ радостные детские воспоминания, те минуты жизни, которые являются – да и не для меня только! – тем состоянием души, что поднимают нас над окружающей и не всегда радостной действительностью. Я понял, что свои детские минутки счастья я не могу променять на любые нынешние часы удовольствий.

2010 г.

(Другие статьи о Далматово здесь)

Зоренька

ЗОРЕНЬКА

Из серии воспоминаний "Далматовские дали"

zorenka

- Ну что, прогуляемся, посмотрим, какая она такая Пермь? – Саша Авсиевич лукаво подмигивает хористам и танцорам «Зореньки», уже переодевшимся после предварительного концертного прогона. – Театр оперы и балета мы изучили. Неплохой театр, весь в золоте, сцена большая. Нам вполне подойдет, напоемся и напляшемся всласть. А как там, на воле, надо поглядеть. – Он первым направляется к двери, и вся мужская группа ансамбля устремляется за ним.

В семидесятые годы прошлого тысячелетия Галина и Александр Ависевичи были для далматовцев теми людьми, с кем связаны были все праздники города. Галина, всегда бодрая и энергичная, в этой талантливой паре всегда лидерствовала, а Саша, обладавший легким и общительным характером, был тем уверенным плечом, опираясь на которое, Галя сумела создать ту кипящую творческую атмосферу, в которой ярко высвечивались яркие самородки артистов.

Далматовский ансамбль «Зоренька» прибыл в Пермь на всероссийский смотр самодеятельных художественных коллективов с твердым намерением завоевать звание лауреатов. Подбор песенного и танцевального репертуара, труднейшая работа концертмейстера Александра Ивановича Иванова-Балина по подбору солистов и хористов на все хоровые группы, по достижению их созвучия, объединение в единое целое хора и танцевального коллектива, филигранная отделка элементов сценария, месяцы труднейших репетиций, иной раз по 6-8 часов в день, постановочные мучения в Курганской филармонии – все это должно было убедить московское жюри и пермских зрителей в том, что ансамбль «Зоренька» из города Далматово достоин высокого звания «народный».

Завтра конкурсный концерт, а там и домой пора, потому мы хотели успеть осмотреться, насладиться городской жизнью и везде побывать. Звонкий голос Галины Авсиевич тоже быстренько собрал девчонок на прогулку по городу, и мы всей кампанией пошли по улицам, разглядывая витрины магазинов и разношерстную людскую реку на тротуарах широких улиц.

- Смотрите, смотрите, афиши! А на них и фото нашей «Зореньки»!

На стендах с объявлениями были наклеены огромные цветные плакаты, призывающие Пермских зрителей на всероссийский смотр-конкурс лучших коллективов художественной самодеятельности. Плакаты были украшены большой цветной фотографией хора, чем-то похожем на хор нашей «Зореньки», а чуть ниже в списке коллективов ярко значился и наш ансамбль.

Светило солнышко, мы шагали по городу, весело смеясь, радуясь, отчасти еще и тому, что на обратном пути нам улыбался обед в кафе, к которому нас приписали на время пребывания в Перми.

- Не вздумайте пить и есть горячее, холодное, кислое, горькое, берегите горло – Иванов-Балин, наш маэстро, волновался не зря, ибо мы вдруг почувствовали себя необычно свободно. Кто-то потянулся к мороженому, кому-то враз захотелось отведать все напитки, что улыбались с витрин, а мужики уже заметили в сторонке столовку, откуда тянуло пивным духом и запахом вяленой рыбы.

Мало того – наш наставник разузнал, что по городу ходит грипп, и привез с собой связки чеснока, раздал нам, и требовал держать чесночные дольки возле носа, свято полагая, что наивные гриппозные микробы, захватившие Пермь, совершенно не готовы к этому чесночно-психическому оружию. Не знаю, как микробы, но коллеги-хористы из других городов почему-то обходили наши гостиничные номера стороной.

Повторяю, город как назло, к нашему приезду выложил на прилавки всю вкуснятину, какой нам всегда так хотелось в нашем небогатом городишке. Девчонки уже прифартнули конфетами и колбаской, а мужчины... В общем, купили, что смогли. Тем более, что денег особо ни у кого не было.

После обеда артисты разбились на группки и разбежались в разные стороны. Мы же, оставшиеся в небольшом числе, продолжили прогулку. Люди все спешили куда-то, грохотали трамваи, женщины с тяжелыми сумками пытались влезть в переполненные автобусы. Кое-кто из горожан рассматривали плакаты о всероссийском смотре.

3r563467

И тут Виктор Зараменских, неуемный острослов и выдумщик, вдруг резко остановился у рекламного плаката, и, обращаясь к Александру Авсиевичу, заговорщицки ему подмигнул и преувеличенно громким голосом спросил:

- А что это за ансамбль такой – «Зоренька»? Кто-нибудь видел, как они выступают?

Саша тут же подыграл Виктору:

- А как же! Они сегодня такую программу выдали, что все остальные коллективы даже репетировать не стали, мол, все равно за этими не угнаться! Когда Рейнгольд Маркер запел, зрители запаниковали, испугались, что люстра с потолка сорвется!

Все остальные тут же подхватили игру:

- Я тоже их «Свадьбу» видел – фантастика!

- А костюмы! Их, наверное, в Москве шили!

- Женщины, будто в ансамбле «Березка», так и плавают по сцене!

Народу постепенно вокруг нас становилось все больше. Горожане с интересом прислушивались, как мы заливались похвалами «Зореньке». Под шумок мы потихоньку выбирались из толпы, чтобы повторить свои дифирамбы нашему ансамблю у другой афиши.

Не знаю, этот ли рекламный пассаж повлиял, или просто пермяки заждались истинных русских голосов и хороводов, но к началу концерта зал бы забит до отказа. Нам, стоявшим за кулисами и трясущимся от волнения, казалось, что зрители только и ждут, когда наша «Зоренька» выйдет на сцену.

432

Наконец, объявили «Зореньку», и как только хоровое многоголосие прорвало тишину зала, сразу же раздались аплодисменты. Зрителей с первых же минут покорили и репертуар, и мастерство хористов, и костюмы ансамбля, но еще больше покоряло то, как четко и слаженно сливаются воедино голоса и души певцов. Да мы и сами чувствовали, что сегодня мы поем как никогда - свободно и раздольно. Еще бы! Александр Иванович - и так имеющий идеальный слух! - с помощью своего изящного маленького камертончика на многочасовых репетициях так отшлифовал наши голосенки, что сфальшивить, а тем более, схалтурить мы никак не могли!

Пчелочка золотая, что же ты жужжишь?

Пчелочка золотая, что же ты жужжишь, жужжишь?

Мощный голос Рейнгольда с хитроватой интонацией ставил перед творительницей меда прямой и недвусмысленный вопрос, мол, хватит летать, когда же ты принесешь свой мед, чтобы смазать им губы любимой и прилипнуть к ним навсегда, и хор тут же поддерживал запев:

Жаль, жаль, жалко мне – что же ты жужжишь?

Эх, жаль, жаль, жалко мне – что же ты жужжишь?

Зрители тоже начинали активно сопереживать певцу, аплодисментами подтверждая, что он на правильном пути – губы у любви должны быть медовыми, и пчелочке просто деваться некуда, как снабжать юношу медом!

Я к губам прилипну – с ними я умру!

Я к губам прилипну – с ними я умру, умру!

Зал одобрительно шумит, будто поддерживая солиста в его решении - правильно, что ходить вокруг да около, слипайтесь губами и помирайте от счастья!

Апофеоз наступил тогда, когда на сцену вплыла хореографическая изюминка нашего конкурсного показа – «Свадьба»! Отсюда и до конца выступления «Зореньки» овации уже не прекращались. Стоя на самой верхней ступеньке хора, мы, басы и баритоны, видели светящиеся счастливые лица зрителей, пространство темного украшенного золотом зала, расцвеченную огнями рампу и наших несравненных артистов, дарящих людям возможность приобщения к самому настоящему празднику – свадебному гулянию. Хор вел свадьбу, очаровательная красавица плыла под венец, а жених таял от счастья, видя неземной красоты невесту…

zorenka1

Потом, когда у нас прошло послеконцертное изнеможение, мы оказались в кругу каких-то официальных представителей, обалдевших от нашего выступления, нас везли на какой-то праздник какого-то огромного завода, мы там снова пели, ели невиданных нами омаров, пили чего-то крепкое и ароматное…

-Девчонки, вы ничего не забыли в гостинице? Сарафаны, сапожки, кокошники все забрали? Мужики, баяны и балалайки не забыли! – Галина Авсиевич, руководитель женской группы хора, как всегда, внимательно и зорко следившая за сохранностью реквизита, давала всем понять, что праздник позади, впереди вагонные полки, стук колес на стыках и торжественная встреча на Далматовском вокзале.

Лауреат Всероссийского смотра самодеятельных коллективов в г. Перми Далматовский – народный! - ансамбль «Зоренька» возвращался домой в приподнятом настроении. Еще бы! Месяцы труднейших репетиций, волнение перед финальным выступлением, напряжение в ходе соревновательного выступления, полное изнеможение после выступления увенчались успехом – ансамбль вошел в число лучших среди множества коллективов, съехавшихся на всероссийский смотр!

…Скажу честно, фамилии всех участников того давнего состава «Зореньки» я уже плохо помню, но те волнующие ощущения, восхитительный полет души в облаке обворожительных звуков оркестра, прекрасные лица артистов и непознаваемое таинство рождения сценического волшебства – всегда со мной!

(Другие статьи о Далматово здесь)

Таганайские зомби

И.Истомин

ТАГАНАЙСКИЕ ЗОМБИ

Из серии «Далматовские дали»

taganai2

К концу восьмидесятых годов прошлого тысячелетия мы с ребятами из далматовского турклуба «Орион» пешком и на лыжах мы исходили весь район, потому новые пространства и впечатления были просто необходимы. Будто подслушав наши мысли, откуда-то появилась магнитофонная запись песни челябинского барда Олега Митяева «Таганай», где строчка «…беспокойная юность уносит меня…» мгновенно определила наш следующий план похода – на Таганай!

На улице потрескивали морозами зимние каникулы, потому основную часть сборов заняли проблемы с одеждой. Богатый опыт зимних путешествий не позволял провести нас на мякине, все было подобрано и упаковано: большой шатер из крепкого капрона, мини-печка с длинной вытяжной трубой, пенополиуретановые ковры, пуховые спальники, теплые куртки, специально сшитые лыжные чуни, а то и просто унты, побольше мороженого сала и чая –основной комплект для выживания в горах.
Надо сказать, что подбор таежной амуниции производился без особых раздумий – сибиряки знают, как бороться с зимой.

В Златоуст мы прибыли поездом ночью, а утром уже ступили на лыжню, ведущую в сторону уральского хребта Таганай. Лыжня была накатана, идти было легко, хоть и в горку. Конечно, рюкзаки были тяжеловаты, но никто не роптал – с подъемом морозец крепчал, что сулило холодную ночь.
Кругом лежала Уральская тайга: горы, что изредка показывались за деревьями, в просветах демонстрировали нам довольно высокие скалы; синее небо и сверкающий на солнце снег создавали то настроение, которое было нам нужно; темные пихты и сосны слегка раздвинулись, и лыжня была видна далеко вперед.

Из сюрпризов, что приготовил нам первый походный день, первый не заставил себя долго ждать.
Рядом с нами по снежной целине по пояс в снегу шагали трое парней. Сначала мы подумали, что они забыли лыжи и буровят снег, чтобы не сломать лыжню, но парни с непонятным упорством, не сворачивая, по-прежнему все также целеустремленно пахали сугробы, попеременно сменяя друг друга. Обогнав их, мы ушли далеко вперед, а упорные создатели собственных трудностей все также пробирались к неведомой нам, но только им одним известной цели.
- Спортсмены… или боксеры, вес сгоняют! – глубокомысленно произнес Санек, в очередной раз возвращая на лыжню опрокинувшиеся салазки, на которых он тащил за собой часть барахла. – Знаю я таких. Им завтра на ринг, а у них вес лишний, вот и сгоняют. Кто в бане сгоняет, а эти вот так, по пояс в снегу.
Мы спорить не стали, так как впереди замаячила уютная полянка, зовущая подвести итог первому дню путешествия.
Вскоре в глубоком снегу был вырыт большой «стакан», в котором расположился шатер с торчащей из него трубой, разносящей по морозной округе синеватый печной дымок, в котелках забулькало варево, а народ, вырезав в плотных снежных стенках всевозможные полочки и стульчики, уютно расположился, щебеча о своих первых таганайских впечатлениях.
- А они в палатке от свечки греются! – Сергей свалился в «стакан», будто медведь. – Я там сосну с сухими ветками приглядел, выхожу, а на снегу палатка стоит. Это эти… любители пешком по сугробам бродить.
Всем вдруг стало зябко – мы тут у костра согреться толком не можем, а они возле свечки спят. Мороз-то уже под тридцать. Бр-р-р!
…Утром Сергей сбегал к палатке «пешников» еще раз, но никого не обнаружил. Ну, и ладно. Значит, живы.
К вечеру мы подошли к подножию горы и опять стали рыть «стаканы» под палатку и костры. Снег здесь оказался еще толще, потому лагерь наш был больше похож на подснежный город – наст был почти в рост человека, и мы из кострового «стакана» переходили в палаточный «стакан» по снежному коридору.
С дровами нам повезло не очень – кругом была одна пихта, отличающаяся от других видов «топлива» тем, что в огне нещадно трещит и стреляет искрами. К утру почти все, кто были одеты в капроновые костюмы, обнаружили на одежде множество больших и маленьких прострелов. Даже палатка в некоторых местах была пробита искрами, от чего стало понятно, почему мы изнутри палатки видели звезды.
Но эти мелкие неприятности вызывали только смех и все существующие в мире виды острот. Следующим днем мы устроили лыжный слалом, скалолазание и конкурсы типа «А ну-ка, поднимись!», по условиям которого нужно было подняться как можно выше по крутому снежному и постоянно осыпающемуся подъему.
Мороз, пока было солнышко, мы не замечали, но к вечеру похолодало основательно. Дрова в костре трещали так, что казалось, будто в лесу проводятся военные учения со стрельбами из всех видов оружия. Правда, это не мешало нам поддерживать прекрасное настроение непомерными дозами чая и исполнением всего нашего богатого песенного репертуара.

fgu4u54y45

И вот, наконец, утром случилось то, предвестниками чего как бы и оказались те «снегопроходцы», что наблюдались нами в первый день похода.
- Кто-то идет. – Оксанка, помешивая кашу в котелке, приподняла свой треух, чтобы лучше слышать. – Там голоса и скрип снега под лыжами.
- Ну, и пусть идут. – Юрка уже деловито нарезал сало, покрошил лук и расставил соль и тарелки. – Война войной, а завтрак по расписанию. – В эти минуты, когда каша в котелке уже умоляла разложить ее по порциям, ему было наплевать на все происходящее.
Но народ уже ломанулся навстречу гостям.
Вылетев из-за деревьев, мы увидели поднимающуюся к нам по склону группу… по очертаниям вроде бы людей, но когда первые из них подошли уже довольно близко, мы вдруг осознали такое… отчего у нас даже… спины вспотели.
К нам шли - з о м б и !
С ног до головы этих «людей» покрывал иней. Вместо лиц у них были куски льда, ниже просматривались тонкие куртки, еще ниже летние трико, трепещущиеся на легком тридцатиградусном морозном ветерке, и вьетнамские кеды, привязанные к лыжам бельевыми веревками.
Можете представить эту картину маслом?
Заиндевевшие трупы на фоне сверкающего утреннего снега и темных лохматых пихт смотрелись так по-космически сюрреалистично, будто Сальватор Дали, уставший от поднадоевших песчаных пространств, решил сменить их на зимний пейзаж и изобразил нечастных квазилюдей в свойственной ему манере.
Один из нас, Андрюшка, первым увидевший призраков, как держал в руке надкушенный кусок сала, так и остался с ним стоять, ошарашенно пялясь на эту живописную группу. Игорь, указывая рукавицей на инопланетян, пытался что-то сказать, но изо рта его слышались только несловораздельные «мэ-э… бэ-э…». Вытаращенные глаза остальных подтверждали лишь одно – такая встреча насквозь поразила их слабые сердца и изо всех сил терзает их неокрепшие умы…

И тут произошло чудо!
Один из зомби, выделявшийся среди других большей массивностью, сломал правой рукой свою ледяную голову, а левой вырвал у Андрюшки кусок сала!
Вместо льда появилось красное лицо и огромный рот, куда и отправилось сало, похищенное у нерасторопного хозяина.
С этого момента началось «раззомбирование»: с лиц срывались покрытые льдом тряпицы, в сторону полетели палки и лыжи – инопланетяне в скоростном темпе превращались в до предела замерзших и до ужаса голодных мальчишек!
Мы, отойдя от шока, потянули их к костру. Отпаивали окоченевших НЛО (неопознанных лоханувшихся объектов) чаем, подкладывали в чашки наш вчерашний суп и сегодняшнюю кашу. Бывшие «зомби» уплетали наш немудреный завтрак так, будто неделю питались одним снегом. Общее наше удивление было усугублено еще и тем, что парни каждое блюдо сопровождали поеданием изрядного количества сала. Даже прихлебывая чай, эти несчастные тут же заедали его… все тем же салом!
Игорь уже что-то просчитал – что значит родиться в нужном месте и в нужное время! – и, обратившись к самому старшему из группы, спросил:
- А вы не с ридной ли Украины будете?

В конце концов, когда, налопавшись, наши гости, как пиявки, отвалились от стола, мы узнали всю историю их приключений.
Группа ПТУшников одного из городов Донбасса в качестве премии за хорошо проваленную сессию удостоилась туристической путевки на Урал. То ли в тамошнем турбюро зло подшутили над будущими шахтерами-станочниками, то ли резкое несоответствие климатов сыграло свою роль, но в списке обязательного снаряжения числились легкие куртки, спортивное трико (да,да, именно то, с пузырями на коленях!) и кеды. Это на зимний-то Урал! Плюс ко всему в путевках было указано, что на Таганае их ждет горячее (!) трехразовое (!!) питание (!!!).
Мы уже ржали в полную силу, а эти несчастные до сих пор так и не поняли, как это смешно – оказаться на Урале в тридцатиградусный мороз в трико и кедах! Мало того, что они еще в поезде прикончили свои шахтерские пайки, так еще и явно просчитались с количеством прихваченного сала! Ведь погибли бы без него ни за грош! Правда говорят: что для москаля смерть, то для хохла - сало!

Провожали мы гостей, утирая слезы. Никогда мы прежде так не смеялись! Своим ржанием мы все же разбудили чувство юмора и у этих несчастных. Перед расставанием хохотали уже в две группы глоток. Сквозь смех славные ПТУшники звали нас к себе в Донбасс, приговаривая при этом, чтобы мы обязательно брали с собой шубы и валенки, мол, посмеемся еще раз!
Рванули они вниз с горы с такой резвостью, что на такой скорости, как нам показалось, они могли, не заметив, пролететь и мимо вокзала и мимо Урала – прямиком на свою ридну Украину!

…Теперь вы понимаете, с каким прекрасным настроением мы возвращались домой. Мало того, что посетили красивейшую вершину Урала, накатались вдоволь на лыжах, так еще встретили зомби, спасли людей от голодной смерти и нахохотались вволю!

taganai1

 

(Другие статьи о Далматово здесь)

Весенний фейерверк

ВЕСЕННИЙ ФЕЙЕРВЕРК

Из цикла воспоминаний «Далматовские дали»

shkola1

Старожилы помнят, что раньше на Исети на месте нынешнего бетонного моста над рекой стоял высокий бревенчатый мост. От того, что ширина реки немалая, мост был довольно сложной конструкцией и возвышался над рекой, красуясь ажурной системой из бревен и досок. От весенних ледяных набегов мост охраняли два «быка» - льдореза, утяжеленных гравием и оборудованных массивным стальным уголком. Мост и «быки» были священным местом, мы плескались возле них все лето, ползали по бревнам внутри моста, а смельчаки ныряли в Исеть чуть ли не с самой верхотуры. А еще помню даже, как одно время мы толпами ходили к киоску за морсом, расплачиваясь позеленевшими медяками, нарытыми под мостом из донного ила... Но самым запоминающимся событием, связанным со старым мостом, было спасение моста от паводка.

Весна!
Школа стоит на взгорке, и наш класс на втором этаже, направленный окнами на юг, освещен до самого дальнего уголка. Школяры зевают – ласковое солнышко заметно пригревает, вызывая сон и дрему. Слова учителя вяло вползают в уши, не оставляя в памяти ни малейшего следа.
Гораздо интереснее смотреть за окно, оторваться от которого невозможно, несмотря на все старания несчастного педагога призвать нас в свои чертоги познания...
Панорама из окошка открывается во всю ширь Исетской поймы, куда апрель согнал все весенние ручейки. «Быки» перед большим деревянным мостом, что соединяет две половины района, уже собрали перед собой белые ворочающиеся ледяные заторы, а это значит, что наступило половодье – вода залила уже почти всё пространство до самого села Затечи.
Хочется вон туда, на ту дорогу, что тонкой ниткой вьется среди моря воды. Где-то, наверное, дорогу уже прорвало, если на ней не видно ни телег, ни людей. Стоя на этой дороге, представляешь себя на палубе корабля, затерявшегося среди безбрежного океана, а промоина кажется мощным буруном, поднимаемым острым носовым форштевнем. Кусты и группы деревьев, там и сям торчащие из воды, представляются затерянными в океане островами, где водятся хищные звери и дикие племена аборигенов... Эх, туда бы сейчас!
Неожиданно сквозь пелену неги я вижу, как над рекой вырастает столб воды, а затем через какое-то время оттуда доносится глухое протяжное буханье.
Сон мгновенно исчезает. Мы толпимся у окна, и смотрим в сторону моста, куда с таким же восхищением смотрит и учитель. Через какое-то время над рекой вырастает новый столб, и мы слышим очередное глухое уханье.
Нетерпение преодолевает все запреты, и школа начинает гудеть. Самые отчаянные, не дождавшись звонка, уже скатываются с крыльца и во весь опор мчатся к реке. Срываемся и мы.
Такой праздник мы никак не можем пропустить!
На реке рвут лед!

4wf35f46

Это ежегодное весеннее зрелище было настолько завораживающим, что люди, стекавшиеся к мосту и берегу, часами зачарованно смотрели на водно-ледяную феерию, от которой захватывало дух.
В эти часы никакой силой нельзя было отогнать народ от реки. Милиционеры уговорами и угрозами пытались уговорить народ разойтись, но - куда там! – все новые и новые толпы прибывали к реке поглазеть на это незабываемое представление, происходившее во время половодья.
...Каждой весной поднятый рекой лед скапливался перед «быками», охранявшими мост, запружал реку, и вода поднималась настолько, что заполняла не только пойму, но нередко входила и в город. В иные годы вода затопляла всю Первомайскую площадь (стадион), а половодьем перемывало единственную дорогу, соединяющую город с Затечей и сёлами, расположенными за рекой, а там все же живет почти половина района, потому взрывные работы по расчистке ледяных заторов производились ежегодно.
Взрывы, конечно, вызывали восхищение и ажиотаж, но не менее волнующим было и то, как происходила подготовка к взрыву.

...Ребятишки первыми начинали голосить, когда от небольшого бревенчатого дома в небольшом отдалении от реки, в сторону лодки, привязанной к забору – к тому времени вода подступала уже к ближним домам – начинала двигаться фигура человека в сером незаметном плаще. Вроде бы ничего в этой фигуре не было особенного, но толпа безошибочно определяла, что это взрывник, и в сумке, а чаще и в ведре, через плечо он нес динамит, чтобы заложить его в ту самую большую льдину, что не пропускала между быков льдины поменьше.
Человек, конечно же, чувствовал внимание толп людей, заполнивших берега и мост, потому вышагивал медленно и важно. Мы уже знали, что этот взрывник взорвет как надо, а вот другой, который в фуфайке и треухе, рвал не так, как нравилось толпе. Но пока шли пересуды о взрывниках, человек в плаще все так же уверенно приближался к срезу воды.
Подойдя к лодке, он укладывал сумку на дно, подтягивал длинные резиновые сапоги, влезал в лодку, отталкивался от берега и, работая веслом, медленно выруливал в ту сторону, где хозяйски расположилась громадная льдина. За каждым движением взрывника народ следил со щемящим восхищением: вот лодка проскользнула между небольшими льдинами, вот она обошла глыбу, поджатую сзади напирающими ледяными полями, кое-как увернулась от обломка, вынырнувшего из-под ледяного навала, преодолела струю воды, огибавшую ледяной торос...
Наконец, человек, найдя нужное место, подгребал к краю льдины, выходил из лодки, вытягивал ее на лед, брал сумку и начинал шагать к тому месту, где он решил произвести взрыв. Всегда почему-то он выбирал место совсем не там, где, как казалось зрителям, нужно было бы рвануть. То ли с воды было виднее, то ли между взрывниками это обговаривалось заранее, но человек уверенно шагал туда, где, по его мнению, можно было заложить заряд. Чаще это была щель между огромными льдинами. Взрывник становился на колени и начинал колдовать. Отовсюду слышались возгласы: «Сейчас шашку в воду опустит и шнур подпалит!», или «Гляди, подпалил уже, дым пошел!», «Бежать-то далёко, хоть бы шнура хватило!».
Народ начинал гудеть, уже заранее высматривая те места, куда могли бы упасть льдины, подброшенные взрывом. Милиционеры в очередной раз начинали покрикивать, отгоняя зевак, но люди и сами чувствовали, что в этот раз от взрыва надо держаться подальше, и темная людская масса вприпрыжку стекала с моста и предмостных возвышений на берег.
И вот оно! Человек на льдине бежит к лодке, а позади надо льдом курится легкий дымок – запал подожжен! Люди волнуются все больше – вот-вот грянет взрыв!
Человек бежит, не оглядываясь, отталкивает лодку, прыгает внутрь и взмахами весла гонит челнок подальше от льдины. Успеет – не успеет? Люди с берега завороженно смотрят на лодку, мысленно подталкивая ее подальше от жуткого места...

getImage

А-а-ах!
В том месте, где курился дымок, беззвучно взлетает вверх месиво льда и воды. Звук взрыва долетает до нас чуть позже, довершая видимый эффект звучным сочным буханьем, но сначала взлет воды сопровождается общим людским возгласом.
Люди, следя за летящими льдинами, вместе с тем не забывают наблюдать и за маленькой фигуркой в лодке, вокруг которой рушатся в воду ледяные снаряды.
...Конечно, взрослые понимали - мужики, что взрывают лед, подвергаются большой опасности и рискуют жизнью. В любой момент обломок льда может попасть в лодку, а, не дай бог, и в самого человека – и... Но общий ажиотаж захватывал людей настолько, что мысли дальше не идут – все внимание взрыву!
Столб, в котором поблескивают обломки льда, вздымается все выше и выше, а ледяные глыбы, вскинутые взрывом над рекой, постепенно вываливаются из столба и меняют свой полет на обратный, но теперь уже каждая из них превращается в ужасающую бомбу, готовую разрушить все, что не успело покинуть место бомбежки. Разорванный на куски лед походит на стаю летящих к земле хищников, готовых в ярости накинуться на все, что могло встретиться на пути. Глыбы с ужасающим грохотом и хрустом со всего размаху сыплются на ледяные поля, с громким плеском ахаются в воду, шлепаются на мелководье, разбрасывая воду и грязь, рассыпаются на берегу, залетают в огороды, а то и проламывают бревна настила моста. Иной год льдины падали на дома у реки, но это было тогда, когда ледяной затор был уж слишком большим.
Если взрывник угадывал необходимое место взрыва, то лед, взломанный и взбудораженный взрывным толчком, начинал вползать между быками и уплывал за мост, постепенно расчищая фарватер. Чаще же нужно было произвести несколько подрывов, чтобы ликвидировать затор, а это нисколько не огорчало зрителей, готовых, побросав дела, часами глазеть на бесплатный концерт.
Некоторое время после взрыва народ громко обсуждает увиденное: кое-кто бежит к тому месту на берегу, куда упал ледяной обломок, кто-то обозревает реку, подмечая, как к быкам приближается очередная льдина, явно не вписывающаяся в предназначенный для нее проход, или радостно извещает окружающих, что лед все так же недвижим, несмотря на взрыв. Ребятишки же, найдя льдину, свободно плавающую у берега, подбирают намытые водой палки и жерди и запрыгивают на борт импровизированного корабля. (Автор сего воспоминания и сам однажды чуть не отправился в дальнее плавание на льдине, которую, увлекшись, ребята отогнали от берега слишком уж далеко...).
Наконец, спустя какое-то время, народ снова приходит в возбуждение, заметив человека в плаще, шагающего с сумкой через плечо к лодке, привязанной к забору, и все начинается сначала...

getImage 3

Событий этого дня хватало надолго. Народ несколько последующих дней снова и снова вспоминал весенний фейерверк. Еще бы – не каждый день увидишь такое! Ребятишки потом долго еще искали свои разбросанные по берегу сумки, шапки и пальтишки, потому как в азарте побросали все это, куда попало.
Весна же! Ледяной салют в честь пробуждения природы встряхивал людей, как бы говоря – всё, зима позади, пора жить иначе! Сошел снег, вскрылась река, вон и травка уже покрыла склоны Успенского монастыря. Просыпайтесь, начинайте новую жизнь!
...В школе продолжались уроки, но возникало новое ощущение – скоро конец школьным делам, лето впереди! Оно представлялось огромным, цветным и праздничным, хотелось столько всего успеть сделать, столько всего испытать.
...Мы и думать тогда не могли, что лето как жизнь – такое же коротенькое и быстролетящее. А за ним совсем быстро приходят унылая осень и зябкая зима...

А пока – половодье! На реке рвут лед! А это значит – живи и радуйся!

(Другие статьи о Далматово здесь)

Далматовский футбол

И.Истомин

Далматовский футбол

(Из серии «Далматовские дали»)

dalm footbal2

- Ну, что, врежем сегодня друзьям-товарищам? – Внештатный тренер, ветеран футбола, по совместительству футбольный арбитр, Петя Воронин, покручивая на пальце судейский свисток, хитро оглядывает нашу команду, готовящуюся к игре. Мы, городская футбольная команда, сидим на лавках, сколоченных по периметру помещения, пристраивая поудобнее щитки на голени и обтаптывая бутсы. Ребята уже почти готовы, только Яшка рыжий (Устинов Женька, за свое мастерство получивший гордую кличку по имени Льва Яшина) еще натягивает гетры на свои чуть кривоватые ноги, да центровик Патрон – кумир мальчишек (время выдуло из памяти его имя-отчество, будто бы Толя Новоселов), топает по полу, пробуя шипы на новых бутсах.
–А? Как думаешь? – Петро подмигивает стоящему тут же с нами Ивану Лашову, тоже ветерану нашей Далматовской команды, дающему последние напутствия игрокам Иван пожимает плечами, как бы говоря – трудно, мол, сказать, игра покажет.
Володька Коуров, наш правый нападающий, заправляя футболку, говорит, ни к кому не обращаясь: - Пас будет - разнесем катаезов. Не будет - просадим.
Защитник Юрка, несколько раз подпрыгнув, на выдохе выдает: - Ниче, надо косоглазого выбить (нападающий катайцев), тогда они по верхам стрелять начнут, а там-то им ловить нечего – небо наш, небо наш родимый дом!

Наконец, сгрудившись вокруг Адика Малышева, нашего тренера, мы выслушиваем «план» игры. – Не лезьте на рожон! Растягивайте защиту по углам. Патрон, не суйся в толпу – отрывайся. Получишь пас – обводи и бей. Не дадут, откидывай Володьке. А ты – уже обращаясь к тому – гуляй недалече, будь на подхвате. Бейте под левую руку, у них ловила косоглазый, левый угол не тянет. Защита – ноги не жалеть! Свои – тем более!
За стенами шум все сильней. Народ собрался у выходных дверей часовни, готовясь встретить своих кумиров. Выйдя из раздевалки, мы тут же попадаем в плотное окружение своих фанатов. Мужики, смоля цыгарками, дружески улыбаются и тепло напутствуют игроков, а мальчишки, с рудом пролезая сквозь плотные ряды болельщиков, мечтают только об одном – прикоснуться к своим кумирам.

Важно вышагивая по зеленой траве, мы видим катайцев, что уже выстроились полукругом у ворот и пытаются разминать своего вратаря, пуляя в него единственным мячом, доставшимся им еще, видимо, от прежней команды, ибо траектория его полета больше похожа на след бычьей струи после водопоя. У нас мяч тоже не лучше, но где же в те годы их было взять? За воротами ребятишки восторженно ждут промахов бьющих, чтобы толпой ринуться туда, куда улетает мяч после удара какого-нибудь мазилы.
- Давай, Петро, свисти, а то на мыло отправим!
Самые нетерпеливые болельщики уже не могут усидеть, влезают на скамейки, и дымя самокрутками, начинают выкрикивать призывы судье, уложившему мяч в центре поля и готовящемуся впустить его в игру.
Но вот свисток – и игра началась!

dalm footbal1

Встреча давних друзей-соперников Катайцы – Далматовцы как всегда собрала полный стадион. Все скамейки заполнены народом. Мужики почем зря смолят цыгарками, женщины щелкают семечки, а пацанва вся сгрудилась за воротами катайской команды, ожидая, что именно в эти ворота будет забиваться большинство голов. Тут и там слышны выкрики:
- Покажите им, братцы! Патро-он, закати им пару-тройку банок! Петро, поверни свисток к гостям, продуй им уши! Зыря, ты у жонки своей трусы занял? Подвяжи под мышками!
Игра идет с переменным успехом, но вот наша полузащита выцарапала мяч, удачно провела распасовку и вывела на ударную позицию Патрона.
- Патро-о-он! Уходи влево! Ну... ну...! Го-о-ол! Во дает - прямо в «паутину»!
Свист, крики... Народ на скамейках радостно шумит, в воздух летят фуражки и шляпы, за воротами ребятишки, подносчики мячей, прыгают и кричат от радости, галки, напуганные шумом со стадиона, взлетают в синее небо над сборочным цехом, и тоже керкают, будто радуются забитому голу. Кто-то не удержался и выбежал на поле, чтоб благодарно пожать голеадору руку, и тут же подхватил мяч и установил в центре поля, мол, хватит праздновать, давайте играть дальше!
(Непосредственность игры и болельщиков привносили такой незабываемый колорит, что впоследствии, бывая в больших городах, я обязательно спешил на футбол, чтобы опять окунуться в эту обворожительную атмосферу всеобщей радости, неудержимого острословия и полной свободы излияния эмоций!).

Стадион тех времен располагался на месте нынешнего сквера, у часовни. Там же были сооружены волейбольная, баскетбольная и городошная площадки. Не пустовали они никогда! Как только заводской гудок объявлял конец рабочего дня, как тут же разгорались неофициальные турниры всех мастей и уровней. Сражения шли «на вылет» - проигравшая команда тут же меняла состав за счет болельщиков, а тех всегда было огромное число, потому игры заканчивались обычно затемно. Площадки были вытоптаны так, что иной раз в пыли было и не разобрать, кто с кем играет. Играли «на честное слово», потому как судить редко кто осмеливался, иной раз за ошибки ему так перепадало, что браться за свисток желание пропадало навсегда.

getImage 5


Но уж футбольный матч всегда был всеобщим праздником! К этому дню и часовня, где была устроена футбольная раздевалка, оживала за счет толпящихся возле нее болельщиков, на углу стадиона начинал работать киоск с пряниками и морсом, а энтузиасты прихватывали с собой топоры и молотки с гвоздями, чтобы перед ходом действа отремонтировать скамейки, вкопанные вокруг поля. Мало кого волновало то, что поле было далеко не ровным, то там, то сям темнели коровьи «мины», а с угла на угол была протоптана тропинка, на которой нет-нет да и появлялась какая-нибудь просочившаяся сквозь дыру в ограде и торопящаяся в магазин нерасторопная бабка с кошелкой.

Игра меж тем становилась все злее, удары по ногам и толчки в спину все чаще заставляли судью хвататься за свисток. Доставалось и ему – за каждый взмах рукой в нашу сторону зрители начинали неистовствовать. Все – кроме судьи, конечно! – знали футбольные правила назубок.
- Ты, судила, смотри, куда свистишь! Мыларня по тебе плачет! Не можешь, дай другому посвистеть.
И ведь доводили своими выкриками рефери-самоучку до бешества! Все чаще и чаще Петро свистел в сторону гостей, тем самым добавляя своей - и так немалой популярности! - еще один балл.
Проигрывая по ходу битвы, мы все же прижали гостей к их воротам, но мяч никак не находил дороги в сетку. Защитники противника штабелями ложились под мяч, пошла игра «кость в кость», судья метался между игроками, пытаясь разглядеть, кто кого бьет по ногам, но азарт игры захватил и его, свисток был возле рта, но дуть в него не давала скорость смены событий.
Наконец уж совсем откровенный тупой подкат в ноги Патрону судья не мог пропустить «мимо рта».
- Гони его с поля! – Кричит разъяренная торсида свистящему вершителю матча, справедливо – по их мнению! – полагая, что защитник катайцев только и вышел на поле затем, чтобы переломать ноги хозяевам игры. – Задолбай их пеналями, пусть забудут про Яшкины ворота! – Зрители горячатся, страсти на поле вызывают в них бурное сопереживание. Все, что происходит на поле, находит в болельщицких сердцах самый активный отклик. Каждому кажется – будь он на месте этих кривоногих и дебильных кустарей, счет бы стал расти намного быстрее и только в нашу пользу. Зато каждый гол в ворота катайцев вызывает такой бурный восторг, будто мяч был запущен не в ворота, а в космос.
Но вот мяч установлен на «точке» (место одиннадцатиметрового шрафного удара), пострадавший – Патрон, естественно! – встает с земли, где он до этого прохлаждался, изображая зверя, убитого наповал, лениво поправляет мяч, отходит…
Стадион замирает. Вратарь, дико вращая глазами, пытается угадать место удара, но Патрон, будто никуда не торопясь, подходит к мячу… замах… и…
Буря восторга вздымает торсиду со своих мест! Го-о-о-ол!!! В то время, как вратарь кинулся в тот угол, куда вроде бы, судя по замаху, должен был влететь мяч, Патрон, придержав ногу всего лишь на мгновение, носком бутсы мягко переправляет мяч точно туда, где только что обретался несчастный хозяин ворот!
Трибуны беснуются! Любое искусство вызывает восхищение, но когда это происходит на родном футбольном поле, то тут зрители разворачиваются на всю катушку!
- Вставай, ловила, простынешь! Иди, лучше, в своей калитке свиней лови!
Народ счастлив! Не ради ли этого счастья они шли сюда – увидеть футбольные чудеса? Праздник на трибунах достиг своего апогея, зрители гнали нас вперед, к чужим воротам, ожидая очередных чудес.
Нам же на поле было не до выкриков болельщиков. После несправедливого, как ему казалось, одиннадцатиметрового, противник озлился, настырно наседал, не проявляя к хозяевам поля никакого уважения, а вырвать победу было ну просто необходимо! Ничья нас никак не устраивала. Ведь следующая игра в Катайске, а там торсида тоже не молчит. Там и судья будет другой, он так же, как и Петро, повернет свисток в одну сторону, да и тамошние «тиффози» тоже будут шумно приветствовать каждый удар по нашим ногам. Два проигранных матча наши болелы нам ни за что не простят! Потому бей, терпи и беги!
И мы били, терпели и бежали.... как бы ни казалось, что сил уже нет совсем.
Победный гол Володька Коуров посвятил самому себе: сколько сотен раз он тренировал хитрющий финт, сколько потратил сил несчастного Яшки, раз за разом вызывая его на дуэль, причем голкипер должен был каждый раз изо всех сил мешать гелеадору исполнить его сумасшедший прием.
И вот оно – случилось! До финального свистка оставалось совсем уже ничего, и Володька решился – подхватил мяч, обвел одного, второго, вытянул вратаря соперника на себя и…

4564574


Рев на трибунах после забитого последнего гола был таким, что местное воронье окончательно уверовало в конец света и навсегда покинуло родные башни Успенского монастыря. Не дожидаясь, пока судья вытянет длинный свист по случаю окончания матча, народ повалил на поле, обнимаясь и целуясь с каждым, кто носил футболку, невзирая на ее цвет.
Но вот и финальный свисток. Петро, вначале безуспешно пытаясь вернуть торсиду на скамейки, в конце концов махнул рукой и объявил окончание матча. Тренер Малышев зазывает нас в кучу у центра поля, мы устало бредем к центральному кругу и думать о том, что мы все же выцарапали победу, сил нет совсем.
Меж тем народ вовсю чествует своих героев. Вовка, забивший победный гол, уже летает над поднятыми руками, Патрона мужики, звеня стаканами, уже потащили за угол часовни, откуда-то появились банки с морсом, кто-то из женщин дарит изрядно побитому защитнику Зыре букетик тут же сорванных цветов, мужики делятся с футболистами «беломором», Яшку обливают водой прямо из ведра – люди празднуют победу! Во имя чего, зачем и над кем, неважно, главное – победа!

4-56456

В раздевалке футболисты устало стягивают с себя промокшую насквозь форму и вяло переговариваются по поводу поездки в Катайск. Нынешняя игра уже сделана – что о ней говорить? Через неделю ехать, а бутсы почти развалились, гетры надо штопать, у щитков резинка сгнила... Послеигровая аппатия сбивает настроение почти до уныния, но постепенно усталость проходит, кто-то уже хохочет, вспоминая как Володька Коуров своим финтом – перебросом мяча из-за своей спины вперед через голову вратаря - ввел того в полный ступор – мяч был и нету! – и спокойно закатил пузырь в ворота. А катайский хавбек так и пробегал всю игру с коровьим навозом на боку!
Выходим из часовни. На волейбольной и баскетбольной площадках опять клубится пыль – это возобновились бесконечные турниры, на футбольном поле ребятишки общей толпой гоняются за детским резиновым мячиком, тут же пасутся невесть откуда взявшиеся козы, на городошном поле старцы морщат лбы, прикидывая так и эдак, как одним ударом выбить из «конверта» центральный городок, на скамейках возле футбольного поля уже расположились шахматисты и картежники.
Мы выходим за ворота стадиона и не успеваем проститься друг с другом, как нас тут же расхватывают девчонки. Еще бы – мы для них были… ну, не рыцарями на белом коне… но вполне состоявшимися героями! Пройтись с парнем, которому только что рукоплескали сотни людей, а вслед оглядываются чуть ли не все, кто проходят мимо – чем не гордость?!

…Как-то однажды, устраиваясь после армии на временную работу в Кургане, неожиданно услышал предложение поработать учителем физики в школе ИТК №1 (исправительно-трудовой колонии).
А почему бы и нет?
В первый же день после прохождения всех контрольных ворот, слегка волнуясь, я подхожу к двухэтажному кирпичному зданию школы, вхожу в кабинет физики и первым, кого я встречаю в лаборантской… Патрона! Собственной персоной!
- И ты тоже?! – удивлению моего бывшего члена команды нет предела. – За что?!
Бывший центральный нападающий, а теперь заключенный ИТК №1, лаборант кабинета физики, обалдело таращил на меня глаза – вот это встреча!
Мы засиделись допоздна. Пили чай и вспоминали наш футбол. Патрон сбегал в свой корпус, принес альбом с фотографиями. И тут я - поверьте, как меня ошарашила эта новость! – узнал, что моя родная футбольная команда чуть ли не в полном составе «отдыхает» на местном «курорте»!
Такой оборот событий потряс меня до глубины души…
Но… поработать в колонии мне пришлось недолго. Через пару недель утром в проходной колонии мне объявили, что школа не работает и мне нужно идти в гороно за увольнением.
Оказалось, что в колонии в выходные дни была большая буза, школу сожгли. Всех заключенных, кто прирабатывал при школе, наказали по своим лагерным порядкам. Живых осталось мало.
Патрон остался жив. Намного позже я узнал, что, когда горела школа, он, чем мог, забаррикадировал железную дверь кабинета физики, и тушил прорывающийся огонь водой из крана из соседнего помещения лаборантской.
Все дальнейшие известия о судьбах моих футбольных корешей мне добыть не удалось, школьная суета не оставила для этого ни времени, ни возможностей.

…И все же, нет-нет да и всплывет в душе старое, давно вроде бы забытое ощущение – аромат! – того восторга, что взрывался во мне вместе с восторгом людей, бросающих кепки в синее небо и вопящих на все Далматово:


- Го-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-л!!!

(Другие статьи о Далматово здесь)

.