29 | 03 | 2024

ТАЕЖНЫЙ АНГЕЛ. РОМАН. ЧАСТЬ 1. ГЛАВА 2.

angel

ЧАСТЬ I

ГЛАВА II

ДЕВУШКА ИЗ ДОЛИНЫ РАДОСТИ

 

КТО В ТАЙГЕ ХОЗЯЙКА?


Где спали остальные, нам было неведомо.
Но утром они нас в спальнике все же зашили.
Стыдно - взрослые мужики, надо катамаран собирать, а у них дурь на уме! На все наши резонные доводы были слышны только мерзкие смешки и бряканье ложек.
Ладно, смешки нам не в новинку, но бряканье ложек!

Первой выбралась Маша, и наши обидчики с позором рванули за золотым корнем, которого здесь оказалось море. Мне тоже приказано было сходить в ближайшую рощицу на предмет анализа ее в качестве стройматериала для палубы корабля.

Поднимаясь на холмик, я увидел, что моя соседка по спальнику уже булькается в речке. Мороз пробежал по коже, ведь водичка десяток минут назад была затаившимся во мхах льдом!
Невольно поежившись, я вдруг представил ее на катамаране среди дикого порога. В том, что она достойно переживет и это, сомнения вроде бы не было, но все же... Чердаком (каской) и купальником (спасжилетом) придется поделиться, а вот насчет гидрокостюма... Впрочем, зачем моржихе гидрач?

Лиственницы в рощице были такие, как надо, рослые и стройные. Только вот далековато от верфи. Ну конечно, если их затесать прямо здесь, а потом сплавить по реке, то будет само то!

Спустившись в лагерь, я увидел записку, что все ушли за Машей на поиски маральего корня. Она по каким-то своим предчувствиям решила, что этот корень здесь должен быть и повела мужиков за самым мужским корнем, как она сказала. А мне приказано приготовить чаек с золотым корнем, чтоб по приходе было чем силы восстановить.

Сунувшись в палатку за чаем, я обнаружил под спальником Олега ружье.

Ушли в тайгу без ружья? Странно.
Вжикая напильником по топору, почувствовал необъяснимую тревогу. Чтобы потрескивание костра не мешало слушать, отошел с ружьем к листвяку. Сидя на корне и с паузами чиркая напильником, начал вслушиваться. Кругом было тихо, только снизу доносился шум речки. Иногда по верхам пробегал ветерок, и снова все стихало.
Тревога не покидала. Это было странным еще и потому, что за годы путешествий по Сибири выработалось устойчивое понимание истинной опасности, потому пустые тревоги уже не донимали, как раньше. Вот и теперь ничего вроде не должно было случиться, но тревога не отступала.
И все же, видимо, случилось. Послышался явно различимый топот ног. По тропе, это было ясно, бежали люди. По тому, что бежали молча, было ясно, что люди убегали и убегали от кого-то.
Взведя курок, я вылетел им навстречу.

Бежали втроем, постоянно оглядываясь.

– Медведь! Заряжай пулю!
Олег подбежал к костру, выхватил головню и крикнул:
– Егор с ружьем вперед, остальные с головнями сзади!
– Маша! Где Маша?
Я понял, что ребята столкнулись с хозяином, но почему прибежали без нее?
Мы рванулись вверх по тропе. Спрашивать было невозможно, все дыхание уходило на бег. В голове мелькали картины одна страшнее другой. Нащупал в кармане еще три патрона, если нужно будет, всажу все.
Тяжело дыша, мы взлетели на взгорок.
– Вон там, внизу!

Вскинув ружье, я хотел рвануться вниз, но неожиданно возле тропы стоявшая кедра звонким Машиным голосом выкрикнула:

– Эй, охотники! Далеко собрались?
Мы оторопело уставились на кедру. Из-за нее выскочила наша проказница, жива и невредима!
– Медведь ушел?
Серега таращился на Маняшку, будто она с того света вернулась.
– А вы уж решили, что он меня жует и голубикой закусывает?

Девчонка так звонко расхохоталась, что невольно и мы заулыбались, а потом тоже стали хохотать. Только я, глядя на лица ребят, понял, что у них это был не смех, а послестрессовая реакция.

Разрядив ружье, нарочито медленно достал трубку и, набивая табак, спросил:
– И все же, что случилось? Когда я увидел трех богатырей без царевны, то решил, что чудо-юдо не наелось и поспешает следом. А тут вдруг все целы, да еще и счастливы как дети. Был медведь или не был?

Оказалось, что эти лопухи, убаюканные тишиной и умиротворенные покорением перевала, потопали за корнем, забыв ружье. А медведь вышел на них из-за скалы. Запахло далеко не мирными переговорами.

Бежать нельзя стоять!

Хозяин явно намекал, что тропа принадлежит ему, и одалживать ее двуногим недотепам он не хочет. Маша шла первой, потому Топтыгину не нужно было даже прыгать, враг стоял прямо перед ним, только лапу протяни.

Из рассказа я понял, что мужики впали в такой ступор, что даже дышать не могли.
Дальше было вот что.

Маша, выйдя из ступора в течение нескольких секунд, еле слышно приказала мужикам пятиться, пока она будет дядьке зубы заговаривать.

И на самом деле – начала уговаривать зверя не трогать бедных людишек! Она выговаривала ему, что зря он вышел на тропу, здесь уже все съедено изюбрами и козами, лучше уйти в чащу, там и малина крупнее, и травка свежее. А сама рукой показывала, чтобы ребята пятились за скалу, и говорила тем же тоном, каким разговаривала с медведем, чтобы все бежали в лагерь и возвращались с ружьем.

Ее поведение было настолько уверенным, а слова настолько убедительными, что мужики так и сделали. Пятились и пятились, а Маша от уговоров перешла к тому, что стала вонючему мужику приказывать уйти в лес, не кликать беду ни себе, ни людям.


Парни зашли за скалу и рванули к костру. И только на бегу сообразили, что оставили Машу одну, а что может с ней случиться, только Богу известно.

Маша добавила, что зверь сначала заупрямился, начал березки ломать, землю рыть. Но потом потихоньку успокоился, видимо просчитал в уме, что с этой пигалицы навару никакого. Порычал, почесался и ушел в тайгу.

Как только я представил, как эта девчонка стоит перед громадным зверем, уговаривая его не шалить, мне тут же стало жутко так, что я начал орать на Олега, мол, как это три здоровых лба могли бросить одну беззащитную девушку на съедение зверю, трусливо сбежали. И, вообще, какого ... ружье с собой не взяли?!


Орал я долго.
Мужики молча курили, опустив глаза долу. А Маша бродила по склону и собирала голубику. Когда я закончил, она подошла ко мне и полную горсть ягод затолкала мне в рот.

– Ну, все, успокоился?
Пока я быстро жевал ягоды, собираясь продолжить свою тираду, Маша будничным голосом спросила:
– А ты что бы сделал на их месте, праведный обвинитель?
– Да я, во-первых, ружье бы взял! – Злость так и перла из меня.
– Ага. А без ружья? – В Машиных глазах заиграли чертенята.
– Ну... Орать бы начал! Да мы хором бы его так пуганули, что он до сих пор бы скакал по горам! – Я воспрял, потому как, вроде, придумал выход из положения. – Неуж-то он нашего крика бы не испугался?!
– Он? – Маша расхохоталась, подошла ко мне и, приобняв, шепнула мне в ухо:
– Это была ОНА!

ТАЙНА ПРИОТКРЫВАЕТСЯ

– Что-о?
Вся злость слетела с меня, как шапка с одуванчика.
– Это была медведиха?!
Я застыл, непристойно разинув рот.

Страшнее, чем встреча с медведихой, в тайге нет ничего. Защищая своих медвежат, медведиха-мать готова даже на танки бросаться. Ее ничего не может остановить, особенно если медвежатам угрожает опасность. Встретиться на тропе с обиженной медведихой – это верная гибель. Даже с ружьем. Всего одним движением она могла...


Я сел. Слова кончились. Трубка потухла.

И вдруг до меня дошло.
– И ты... ее уговорила... уйти?
– Конечно! Мы, женщины, поняли друг дружку. А что ты хотел? Женская солидарность и в этот раз принесла мир на землю!
Мы опять смеялись, качали Машу на руках, Олег даже посадил ее себе на плечи, и вот так, с триумфом, мы вошли в наш лагерь.

Чай выкипел почти до дна. Но ради нашего второго дня рождения мы достали фляжку и опять полная пробка начала делать торжественные круги в честь нашей удивительной женщины.


В один из моментов мы хором стали просить девчонку сплясать, памятуя о том нашем восхищении после ее выступления на полянке. Машутка, совершенно не кочевряжась, распорядилась подбросить дров в костер, скинула одежду, оставив в руке только свой шарфик, и под ритмические удары моих пальцев по гитарной коробке начала кружить в свете огня.


Сначала мужики дружно хлопали, но постепенно хлопки их стихли, девушка опять ввела их в то состояние, когда оторвать взгляд от танцующей женщины было невозможно, как невозможно было даже шевельнуться.

Освещенное багровым пламенем тело неистовой танцовщицы околдовывало, забирало наши души, соединяя их со своей, наполняло своей жизнью, своим мироощущением, своей болью и радостью. Но в этот раз в танце было много того, чего мы не могли понять, приоткрывался какой-то неизвестный, непонятный нам, мир. Женщина будто бы пыталась что-то объяснить нам, но сказать, что мы сумели понять ее рассказ, было нельзя. Не хватало нашего опыта, знаний.

Наконец, будто поняв безуспешность своей попытки пляской разбудить подспудные наши чувства, Маша втянула нас в хоровод вокруг костра. Мы и так были возбуждены танцем, потому ринулись в пляс со всех наших сил. Конечно, наши корявые телодвижения похожими на священнодействие назвать было нельзя, но зато мы искренне отдались всепоглощающей оргии. Последние лоскутья одежды полетели в сторону, и назвать нас представителями рода человеческого уже было трудно. Дикая сила двигала нами, растворяя в звездной ночи все каноны цивилизованности.


Но вот девушка в последнем движении на вскрике упала в Олеговы объятия. Тяжело дыша, остановились и мы.

Разгоряченное прекрасное женское тело опять светилось и притягивало. Мы сели спиной к нагретой костром скале, положили спальники на колени и бережно уложили на них нашу удивительную плясунью. В священном восторге любуясь этим чудом, мы ждали, когда девушка очнется. Освещенное огнем женское тело притягивало, линии его вызывали необоримый трепет в наших, прямо скажем, далеко не лирических сердцах. Подумалось вдруг, что всю земную красоту мы воспринимаем через красоту женщины, а все наши чувства соизмеряются с чувствами к женщине.

Маша открыла глаза и, будто впервые увидев нас, переводила взгляд с одного на другого.

– Маша, ты не земная женщина, верно?
Юрку переполняли те же чувства, что и каждого из нас, потому мы с нетерпением ждали, что ответит девушка.

Маша расхохоталась.

– Юра, милый, не фантазируй! Я обычная женщина. Но чтобы хоть немного удовлетворить ваше любопытство, попробую рассказать для начала, как я оказалась с вами.
Мы удивленно переглянулись.

Оказывается, то, что Маша попала с нами в тайгу, не было случайностью?


Услышанное далее совсем сбило нас с толку.

Оказывается, Маша увидела нас еще на перроне вокзала. До этого она почти две недели встречала все поезда, приходящие с запада. Только увидев нас, она приняла решение. Маша сопровождала нас до самого аэропорта, приметила, где мы остановились, дождалась дня, когда нелетная погода начала меняться на летную, только потом вышла на нас.
То, как мы встретились, было хладнокровно запрограммировано!

Но почему-то я не чувствовал разочарования, что-то в Машиных словах было такое, от чего загадочность происходящего еще больше усиливалась.

– Только, ребятки, я вас очень прошу не считать меня падшей женщиной! Скоро, когда я вам расскажу еще кое-что, вы поймете, почему и зачем я вышла именно на вас. Я вас полюбила сразу и навсегда. Теперь вы часть моей жизни, и я буду с вами всегда, даже если мы после похода расстанемся.
Мы радостно и облегченно заулыбались, а Маша, расхохотавшись, начала нас тормошить и щекотать.

КОРАБЕЛЫ

Утро было удивительным!
Я полувылез из палатки и наслаждался красотой.
Нежно-голубое небо простиралось над тайгой. Кое-где, в тени гор поднимались из ущелий припозднившиеся клочья тумана. Омытая росой тайга наполняла воздух живительным ароматом, казалось, что этот воздух можно было мазать на хлеб. Костер едва дымился, и этот дымок, не растворяясь, голубым покрывалом стлался над лесом, напоминая таежной живности о нашем присутствии.

Снизу, с реки доносился смех нашей проказницы. Видно было, как Маша, стоя по пояс в ледяной воде, черпала воду и бросала в Сергея, который в оранжевом «купальнике» (спасжилете), одетом поверх гидрокостюма, пытался против течения дотянуться до девушки. Нимфа и слонопотам!

Олег и Юрка раскручивали баллоны.
Следовательно, а это я понял сразу, мне идти вверх рубить палубу. Потому, видно, и не будили меня, давая мне возможность поднакопить сил. А Серегин ярко-оранжевый «купальник» намекал, что ловить сплавляемые жерди будет он.
Глотнув чайку, начал подниматься в рощицу.

Рама катамарана стояла передо мной в виде стройных лиственниц. Оставалось только срубить десяток, ошкурить и отправить вниз по реке в Сережкины объятия. Что я за пару часов и сделал.

Весь процесс лесосплава занял не более получаса. Сережка вместе с Машей не пропустили ни одной жерди, выловили их и разложили на берегу для подсушки.
К этому времени уже и баллоны были вставлены в чехлы, накачаны и как жеребцы лениво развалились на полянке, ожидая, когда их вставят в «оглобли».

Маше все было в диковинку. Судя по тому, как она внимательно присматривалась к процессу вязки рамы, а иногда подавала и советы, можно было понять, что с водой она знакома, весло в руках держала.

Наконец пришел момент спуска на воду нашего судна. Оттолкнув его от берега и удерживая на чалке1, мы осмотрели со стороны. Красавец! Он, можно сказать, порхал над водой!
Но завтра ему придется покряхтеть, когда мы натакелажим его рюкзаками, рассядемся по углам и будем гонять, не жалея лопат своих, между камнями. Судя по крокам, эта «речушка» - сплошной порог, вплоть до впадения в Байгыр.

А сегодня отвальная!

Рыба пошла сразу. Много дней мы не кидали спиннинги, зато сегодня отдались этому удовольствию полностью. Сухая длинная лиственница с примотанной к ней катушкой с леской, на конце которой изображал муху крючок с намотанными на него волосами, беспощадно вырезанными из ...го места - вот и все устройство, на которое клюет голодный и неистовый хозяин таежной реки хариус.
– Вот, теперь, подруга, ты будешь спать на улице. Рыбы столько, что ночной холод тебе будет нипочем! – Юрка хохотнул, напоминая, что Маша говорила недавно.
Мы заулыбались, ожидая, как Машин острый язычок отбреет нашего остряка.

Но девушка неожиданно стала серьезной.

– Мне сейчас нельзя спать на холодной земле. И купаться мне бы нежелательно.
Мы переглянулись. Олег внимательно посмотрел на Машу, приложил ладонь к ее лбу и пожал плечами:
– Температуры нет, но мой гагачий спальник твой. К вечеру малины насобираем.
В ответ Маша так расхохоталась, что мы сначала опешили, а потом, даже не поняв, в чем дело, тоже расхохотались.

После ужина, а точнее, после безрассудного чревоугодия, брюхо так переполнилось, что говорить, а тем более петь, было невозможно. На веслах оставалось лежать еще немало жареного харюзиного «желтого золота», потому каждый, с трудом отползая от костра, надеялся, что когда первые десять порций упадут на «первый этаж», удастся доползти до весел и доесть все остальное.

В основном так все и случилось.
Но втиснуть в спальники раздувшиеся организмы оказалось совсем невозможно.

И тут мы поняли, почему после обильного рыбного ужина таежники спят на льду - потому что в спальники не могут втиснуться!



ОТДАТЬ ШВАРТОВЫ!

Утро оказалось затяжным. Собирали лагерь, паковали рюкзаки с непромокаемыми вставками, привязывали их к раме катамарана, одевались сами, подтесывали черенки весел, подгоняя их по свою руку. Юрка пожертвовал Маше (а куда бы он делся?) свой гидрокостюм, успокаивая себя тем, что сегодня, дай бог, много воды не начерпает, а завтра будет очередь другого «гидрача».
К обеду все было готово. Осмотрели все, каждую травинку, каждый сучок, заглянули под каждый камень. Забыть что-то на сплаве, – это значит, потерять навсегда.

Сергей с Юркой впереди - загребные, мы с Олегом сзади - кормчие, Машутка, наш штурман - в центре.

- Отдать швартовы! – Олег, как и мы все, волнуясь, посмотрел на реку.
Повернули судно против течения, посадили «штурмана» на рюкзаки в центр, загребные оттолкнули нос и запрыгнули на раму, толкнул корму и запрыгнул Олег, наконец и я, сильно оттолкнувшись от берега, вскочил на разворачивающееся судно.

Пошли!!!

Первые нервные гребки не совсем точно вывели катамаран на струю небольшой пока речушки, потому левый баллон пару раз неприятно посвистел на камнях. Пришлось экипажу спрыгнуть и вытолкать корабль вручную.
Наконец пришло это упоительное состояние, когда чувствуешь под собой только воду, а качание на волнах наполняет душу восторгом.

Сзади мне видно было, что у девушки чувства были совсем другие.

Колыхание корабля хоть и напоминало езду на лошади, но отсутствие твердой земли было непривычным. Гибкая конструкция позволяла каждому баллону по-своему реагировать на речные ухабы, потому, знаю по себе, сидящему в центре катамарана было не так просто держать свое тело в равновесии.
На лице девушки не было страха, но расширенные глаза передавали все ее отношение к этой зыбкой посудине. Скоро она к этому привыкнет, но пока...

Пока все шло нормально.

Редкие валуны мы старались обходить впритирку, чтобы отработать навыки «загребай-табань»2. Каждый раз, когда баллон чиркал о камень, Маша в испуге хваталась руками за ремни и провожала камень глазами, будто удостоверяясь, что все нормально, камень не пострадал.
Олег читал кроки и поглядывал на берег. По опыту, а мы с Олегом прошли немало, я понял, что впереди будет кое-что, и капитан готовится чалиться.

Пока мы ходили на разведку, Маша успела вскипятить чайку, хлебнув которого, мы объяснили ситуацию.

Впереди был многокилометровый порог, а точнее, река ускорялась и влетала в каменный лабиринт.
Нам предстоял виртуозный слалом, где придется потрудиться, решая в одно мгновение задачи, требующие командного единства и твердых (иногда и в прямом смысле!) действий капитана.

ПОНЕСЛАСЬ!

За экипаж я был спокоен, каждый имел за спиной не одну реку, потому в любом случае каждый сработает как надо, а если все же будет оверкиль3, то винить в том будет некого. Наш «крокодил», как мы ласково называли свою посудину, тоже видел немало. Как-то раз он вообще один проходил водопадный участок и справился с этим заданием намного лучше, чем под нашим руководством!
А вот Маша, слушая Олега, как будто сжималась вся. И нас пронзила мысль, что мы теперь должны работать с удвоенными усилиями. Оверкиль нашей девочке был совсем ни к чему! Оставить ее на таежном берегу мы не могли. На воде каждый из нас был занят делом, бояться, в общем, было некогда, а девушке придется переживать за каждый гребок, за каждую ошибку, за каждую ловушку, которых на такой реке в изобилии!

Бодрым тоном Олег произнес:

- Ручеек решил с нами поиграть. Что ж, поиграем! Хватай, народ, лопаты, будем отмахиваться!
Бодро вскочив «на коней», усадив Машу как можно ниже между мешками, мы помчались вперед. За поворотом началось такое, что описывать словами - только портить.

Явно видимый уклон все больше разгонял реку. Вода, как могла, пробила дорогу сквозь это дикое скопище камней и скал, потому вираж следовал за виражом, свалы4 и бочки5 следовали друг за другом, иногда приходилось валить катамаран набок, чтобы протиснуться между скалами.


Летели брызги, весла стучали о гранит, визжали баллоны, скрипела палуба. Команды капитана гремели над головами, иной раз совершенно противоположного смысла. Один раз Серега схлопотал веслом по голове - спасибо каске! - за неверный гребок на карусели.


Мат стоял такой, что некоторые валуны, за всю свою многовековую жизнь не знавшие ничего, кроме водной ласки, ошалело отскакивали в сторону. Сами понимаете, мы были поглощены борьбой со стихией. А без мата... Сами понимаете.


И все же, когда силы уже были на исходе, мы оплошали.

Катамаран, в какое-то мгновение потерявший помощь наших гребков, влетел на огромный валун и замер, задрав нос к верхушкам наблюдавших за нами кедров. Возможно, что он это сделал специально, потому что мы совсем забыли о нашей Маше.

А нашей Маше было совсем плохо. Глаза ее занимали половину лица, руки мертвой хваткой вцепились в ремни рюкзаков, с ее штормовки ручьями стекала вода. Синие губы были перекошены от страха и ужаса.

Мы сгрудились возле девчонки, изощряясь в остроумии, пытались как-то развеселить ее. Наконец, Олег понял, что без релаксации не обойтись.
А что, если!

Дружное «Ура!» было ему в ответ.

- Маша, давай-ка, раскупоривай свою кухню, народ праздновать желает!
Ну, что девушке остается делать в обществе оголтелых авантюристов?
Доставать спирт!

Маша приподнялась, отерла мокрое лицо и, что вы думаете, она сказала?

- А если я уроню фляжку, матом меня не обложите?
Вот это мы хохотали! В азарте борьбы с порогом мы совсем забыли, что среди нас женщина. Много лет мы сплавлялись без женщин, потому в схватке с водой привыкли сбрасывать стресс через крик, то есть, через мат! Бедная Маша, как она все это терпела?
- Машенька, любимая наша, прости!

Мы долго извинялись и обещали бить морды волнам, не сквернословя.

(Надеюсь, вы не поверили нашим обещаниям. В следующих порогах мы снова срывались, опять мат летел над встающей на дыбы водой. Но Маша, кажется, все поняла и больше ни одного укора мы от нее не слышали.

Немецкие ветераны тоже писали в своих мемуарах, что русские шли в атаку далеко не с «Ура!»).


Немного расслабившись, мы стали обдумывать, что же делать дальше. Пошатав катамаран и убедившись, что он сидит крепко, мы решили перебраться на берег и сделать ночевку. Для первого раза хватит. Стало холодать, а Юрке, промокшему насквозь без гидрача, уже пора было зубами орехи колоть.

Но как перебраться? Вода летит лавиной, мостиков нет. Попытки наладить переправу ни к чему не привели.
Впрочем, зря я нагнетаю страсти, решение было найдено, помог немалый опыт.
Трое ухватили чалку, а мы с Олегом, поднатужившись, столкнули катамаран в струю. Вода тут же скинула его в свал, а ребята подтянули плот за камень.
Запрыгнув на корабль, мы в два взмаха подошли к берегу, благо река была неширокой.

Тут же закипела работа. Двое занялись костром, двое катамараном, Машутка посудой.

Скоро костер заполыхал, да так, что подойти близко нельзя было. Топляка6 между валунами хватило бы на месяц непрерывного горения. А отвесная скальная стена, возле которой мы стали, отражала тепло, создавая удивительный таежный уют.
Убедившись, что табор готов, мы ринулись за рыбой.
harius 2
Обилие речной дичи нас взбудоражило! Хариус брал так, будто голодал месяц. Сергей тянул тайменя, а мы не могли ему помочь, потому как сами сражались с дичью. Юркина леска не выдержала, и он в порыве страсти, выхватив из кармана бельевой шнур, привязал крючок к центральной жиле, распушил обмотку – и выловил огромного харюзину! Когда у меня зверь сошел с крючка и прыжками пошел вверх по волнам, я, не долго думая, забросил настрой7 ему вслед, и харюзень, развернувшись, снова, но зато намертво нанизался на крючок!

Пошел дождь, ливень, но рыба все также шла на спиннинг, как на амбразуру, и мы продолжали таскать ее из воды, хотя уже промокли и замерзли сверх всякой меры.
Стало темнеть.

Наконец, заполнив торбы рыбой так, что не стыдно было возвращаться к хозяйке, мы двинулись к костру.

Костер, укрытый дерном, едва дымился. Под клеенкой мы нашли остывший суп и холодный чай. Рядом, залитый маслом и засыпанный сухарями, на камнях стоял наш жарочный лист.
Маша, свернувшись в своем спальнике в форме эмбриона, спала.

Нам сразу стало скучно. Мы почистили рыбу, засолили, наскоро поели и завалились спать

Дождь шуршал по крыше палатки. Лежать было удобно. Ноги были чуть ниже головы, песок постепенно принял форму тела, потому, казалось, лежишь в кресле космонавта. Я слушал шепот дождя, слушал ворчание реки и, наконец, понял, что нахожусь в том состоянии, к которому стремился весь год, – я в тайге!

Сырой, прохладный, таежный, наполненный хвойным ароматом, воздух входил в мои легкие. Река вела бесконечный свой рассказ о тяжелой судьбе воды, сброшенной на горы, и вынужденной пробиваться в теплые края сквозь горные кряжи. И совсем не обязательно, что каждая капля ее успешно доберется до океана. Солнце своими лучами будет стараться притянуть к облакам летящую меж горными кряжами влагу, а ветра, эти атмосферные пастухи, будут собирать ее в тучи и снова гнать к горам, на потеху неотесанным и необразованным хвойникам. Удастся ли воде убежать от них, или придется погибнуть в затхлых болотах, никто знать не может.

Судьба рек тяжела.

Чувство возвращения наполняло мою душу. Продолжая философствовать, я сделал глубочайший вывод о том, что если вода должна жить в океане, то я должен жить здесь, среди первозданной природы.
Бросить, что ли, города и перебраться в тайгу?
Думы плавно перешли в сонные видения, и я со счастливой улыбкой погрузился в негу.

ПОТОП

Разбудил меня плеск воды.
Подняв голову, я в ужасе увидел, что палатка, нижняя ее часть, наполовину плавала в воде!
Мужики спали. Маши не было.
В одно мгновение я выскочил из спальника, начал тормошить безмятежно спящих ребят. Едва растолкав Олега, я вылетел из палатки и увидел вокруг море.

Ночной дождь переполнил болота, и они подняли реку.

Хорошо, что мы интуитивно поставили табор повыше и дальше от воды, но все равно такой потоп предусмотреть было невозможно. В горах вода поднимается мгновенно, сливаясь из переполненных озерков, болот и марей8.
Первая мысль – где катамаран?!

То, что я, стоя уже по пояс в воде, увидел, вызвало во мне победное чувство - мы спасены!

Маша, вытянув чалку к берегу, насколько было возможно, привязывала катамаран к толстому листвяку!
Мы в страшной спешке стали собирать барахло, которое уже плавало вокруг нас.
Кое-как втолкав в мешки все, что смогли выловить из воды, мы ринулись к стене. Помогая друг другу, стали карабкаться вверх. Олег, уже ныряя, подсаживал Машу, которая цепляясь за сброшенную веревку, поднималась, скользя по мокрой отвесной стене.

Наконец, подняв и Олега, мы распластались на траве.

Возбуждение постепенно стихало, и мы, закурив, стали осматривать окрестности. Непромокаемые курительные наборы были у каждого, потому, вопреки происходящему, синий дымок окончательно вернул на место наши трепещущие сердца.

Тучи ползли прямо между деревьями, холод от реки прокрадывался под мокрые штормовки, будто понимая, что костер появится еще совсем нескоро. Было довольно сумрачно, раннее утро и дождь вызывали дрожь и тоску.

Внизу под могучим напором взбесившейся реки грохотали валуны, неслись вывороченные с корнем деревья. Грязные водяные валы со всей своей силой и злостью бросались на упорно сопротивлявшиеся им скалы. Казалось, в этой битве вода решила раз и навсегда одержать победу, пробив себе прямой путь к свободе. С противоположного крутого берега в воду свалился скальный выступ, вызвав бурный восторг неуемной стихии.

Маша очнулась первой.

Повернувшись к нам лицом, она заскорузлыми пальцами достала из-за пазухи какой-то мешочек, похожий на кисет.
- Маша, минздрав предупреждает!
Девушка же, таинственно зажмурившись, сунула ладошку в мешочек и вынула... горсть сухих веточек!
Мы взлетели как ужаленные! Ну, Маша! Ну, молодец!
Костер, скорей костер!

Почти час мы тщетно лазили по кустам в поисках сухих веток, крошили топором замшелые пеньки, перетряхивали мешки в поисках чего-нибудь сухого.

Наконец, уже изрядно вспотевшие и уставшие, в одной из расщелин нашли охапку более-менее сухого хвороста.

Нагнувшись и закрывшись штормовками так, чтобы дождь не залил огонь, мы со священным трепетом внимали каждому движению Машенькиных пальчиков, колдующими над горкой сухих веточек из мешочка.

И вот, когда, вначале робкий, а потом все более разгорающийся огонек стал выкуривать из наших легких залежавшийся там кислород, мы взревели от радости!
Наша прекрасная колдунья опять совершила чудо!

Белый дым поплыл на землей, доказывая непогоде, что человек все же не так беспомощен, как ей хотелось бы.

Хоть мы долго еще выполняли все капризные прихоти костра, но все же он разгорелся, и мы добились того, что наша одежда запарила, выгоняя из-под себя мерзкий холод.

БАНЯ!

Крышка от фляжки, традиционно совершив почетный круг, окончательно подтвердила, что мы согреты и готовы искать место для бивака.
Спустившись по берегу вдоль по течению, мы нашли замечательное место в виде ровной полянки, покрытой мелкой травой. Река в этом месте сменила ярость на кротость, будто извиняясь за причиненные неудобства.
Между камешками журчала мирная и вполне приличная водичка, совсем не напоминавшая ту дикую реку, что хотела нас утопить. Три огромных кедры обрамляли ровную и мягкую полянку, где наша палатка встала, будто алмаз в оправе.
Совершенно неожиданно возникло решение.
- Баня! Нам пора попариться!
Маша вначале начала хохотать над нами, мол, у нас тазиков не хватит на всех, да и пару столько не надышать, чтобы хоть не замерзнуть!
Но мы-то знали, что делали!

Постепенно вырос каменный грот, сооруженный из валявшихся без дела валунов, внутри запылал жаркий костер, безмерно глотающий все, что могло гореть. Надо сказать, что горючего материала вокруг было достаточно. Сухостоины стояли рядами и колоннами – руби, не хочу!

А мы в это время делали юшку. Кто не знает, что это за банная принадлежность, тот, думаю, много потерял.
Я вам потом, после бани, расскажу о ней.
А пока подготовка бани входила в завершающую фазу.
Маша бегала вокруг нас, сыпала вопросами, недоверчиво косилась на потрескавшиеся от страшного жара валуны.
Уже из жердей был сделан каркас, обтянут пленкой. В реке был огорожен бассейн для омывания, а на траве разложены пихтовые венички.
Баня в тайге – что бывает прекрасней!
04-pohodnaya-banya
Наконец, угли выгребены, грот свален в середину, сверху водружен каркас - пора!

Ну что, Мария Батьковна, сбегаем, погреемся!
Юрка скинул одежду, схватил котелок с водой, зажал в зубах веник и шмыгнул внутрь.
Маша взвизгнула, мгновенно разделась и влетела в баню вслед за Юркой.
Юрка, сразу было видно по раздувшейся конструкции, плеснул на камни. Потом еще раз.
Маша восторженно завизжала, Юрка закрякал, раздались шлепки веником, а через несколько минут Маша вылетела из бани и кинулась в реку. Вслед за ней вылетел и Юрка. Вода в бассейне вскипела! Оба плескались и хохотали так, что эхо в страхе юркнуло за скалы.
Второй раз визги восторга из бани уже не прекращались!

Наконец, Юрка вылез, вытащил Машу, схватил ее на руки, поднес и кинул в бассейн.

И за борт ее бросает в набежавшую волну!
Боясь, что так до нас очередь может и не дойти, мы втроем ринулись в парную.
Камни изо всей силы шипели на воду, раздували жаром хлипкое сооружение, пихтовый дух заполнял наши надсаженные махрой легкие. Колючие венички с остервенением хлестали человеческие тела, вымещая на них свою обиду за разлуку с пихтой-мамой, а нам радость переполняла сердце. Оно уже почти собралось выскочить, когда мы с гиканьем ринулись в воду.

Маша уже оделась и с блаженным восторгом хлебала юшку. А Юрка истязал себя в бане, крича во всю глотку: «Я от баньки торчу! Отхлестать себя хочу! Чертыхайся, преисподняя, безгрешным жить хочу!».

Мы тоже полезли в баню, лупили друг друга вениками, орали, обливались горячей водой.
Серега вылетел из бани и вдруг заорал и заохал, будто получил в поддых.
За ним вылетел Олег и повторил то же самое.
Юрка вообще зашелся в крике.
Когда я в перепуге вылетел следом, даже понять не успел, что случилось. Только теряя сознание, остатками зрения увидел Машу с котелком в руках.
Когда тебя обливают ледяной водой, а ты этого не ждешь, то эффект утраивается!

Мы подхватили Машу на руки и потащили к реке совершать законное возмездие.

Но неожиданно Олег рявкнул:
Осторожно! Поставьте ее на землю!
Мы послушно исполнили приказ, но на всякий случай пожали плечами, мол, мы согласны, но...
Олег пялился на девушку так, что, казалось, глаза его начинают отделяться от лица. Чему он так удивился, мы не могли сообразить, да и соображать было уже невтерпеж, погода изо всех сил вытягивала из нас банное тепло, и мы опять поскакали к ласковым камням.

Постепенно в бане стало холодать, надо было завершать мероприятие фляжкой со всеми вытекающими из нее последствиями.

Чистое белье было всегда на нас. То есть я хочу сказать, что хоть оно и было в единственном экземпляре, зато по причине ежедневного полоскания в порогах, шиверах и щеках9 было промыто до... ну, в общем, протерлось кое-где. Тем более, что если какая-то деталь одежды казалась нам не вполне стерильной, мы ее стерилизовали способом, не указанным в научной литературе – раскладывали на утонувшем валуне, прижимали камнями и оставляли на ночь. Полоскание в ледяной, кристально чистой воде под звездами усмиряло неистребимое желание одежды впитывать в себя всяческую нечисть настолько, что все последующие дни она становилась грязеотталкивающей и только лишь светлела с каждым днем.

Вытекающие из фляжки последствия, бесподобная ароматная харюзиная юшка и моршанская махра ввели нас в такое томное состояние, что, казалось, население далекого и непонятного Рая залилось слезами от зависти к нам.

Такая необычайная благодать окутывала душу!
Машенька, сидя на коленях у Олега, умиротворенно дремала.

Я вспомнил, как Олег приказал нам опустить девушку на землю, какие у него при этом были глаза, и легкая ревность кольнула сердце. Но вместе с тем я уловил в себе что-то такое, что заставило меня внимательно присмотреться к ним обоим.


Машино лицо было спокойно. Она как ребенок прижалась к Олеговой груди и тихонько посапывала. Лицо ее выражало, что ничего не случилось, все идет как обычно.

Но поведение Олега было совсем иным. Стараясь не шевелиться, он обнимал девушку, прикрывая ее штормовкой, лицо его отражало мучительную работу мозга. Парень, это было видно и без бинокля, напряженно о чем-то думал. Глаза его смотрели вдаль, что-то он там видел такое, что пока было скрыто от других.
Похоже, эти двое знали то, что нам еще придется вскоре узнать.

Темнело. Дождь затих. Последние капли падали на остывающие камни костра, изредка стучали по палатке. Наши спальники, висевшие на жердях перед костром, высохли, и я решил, что пора укладываться. За мной потянулись и Сергей с Юркой.

Олег принес Машу в палатку, укрыл ее своим спальником, задул свечу и улегся рядом, укрывшись штормовкой.
Сон мгновенно оставил позади и потоп, и баню, и мои размышления о Маше.

РЕЧНЫЕ МЕТАМОРФОЗЫ

Утро плеснуло в палатку солнечным светом, да так, что вчерашняя оставшаяся влага сконденсировалась на наших организмах.
Потихоньку просыпаясь, мы выползли из палатки.

Фантастическое утро! Совершенно голубое беспредельное небо обрамляло вечнозеленую тайгу. Последние клочья тумана трусливо удирали вверх по скалам, но, взлетая над ними, тут же попадали под прицельный огонь солнечных лучей и мгновенно растворялись в небесной синеве.


И тут раздался удивленный Машин голосок:

- А где река???
Мы уставились на то место, где вчера плескались после бани.
Реки не было!
Ее не было не только около нас, ее не было вообще!
Ни капли!
Берег был, русло было, даже оставленный с вечера моечный набор лежал на камне, где вчера я мыл посуду. А река пропала.
Местность просматривалась далеко вперед, но реки не было нигде!
Фантастика!

Наскоро поев, мы рванули туда, где вчера вели спасработы.

Поднимаясь по тропе, сообразили, что главное русло уходит далеко в сторону, а мы вчера творили баню возле одной из проток, которая, видимо, наполняется водой только во время весеннего половодья и во время летнего дождевого разлива. При спаде воды в русле протока мгновенно обезвоживается.
Дойдя до того места, где мы вчера разжигали костер из Машиного кисета, сверху разглядели наш катамаран, сиротливо дремавший возле дерева. На другом дереве призывно махал завязками Юркин спасжилет, а в древесном хламе, намытом возле скалы, синел Сережкин шлем.
Надо было спускаться. Но как? По веревке не хотелось, пошли искать спуск. Пришлось вернуться на километр вниз и подняться по руслу к катамарану.
Все было на месте. Я нашел даже свой дневник, обернутый в пленку. Автоматически перед наводнением привязав его к ветке, я вернул себе возможность в старости баловаться писанием походных мемуаров.

И тут опять Машин голосок отвлек нас от поисков утерянного барахла:

- А как мы забрались наверх???
Изучая отвесную скалу в том месте, где в жуткой спешке ползли наверх, волоча за собой тяжеленные мокрые рюкзаки, мы не нашли ни малейшей зацепки не то, что для ног, но и для рук!
Перед нами высилась восьмиметровая отвесная стена и ехидно молчала.
Юрка с упорством барана пялился на стену, пытаясь увидеть себя ползущим вверх с мешком за плечами (!) и с веслами в руках (!!), а Сережка попробовал хоть на полметра подняться по стене, но с позором свалился на песок под дружный хохот болельщиков.
Немыслимо!

Решить эту загадку мы не смогли ни в последующие дни, ни позже. Олег привел пример старушки, что во время пожара вытащила из огня неподъемный сундук, и мы навсегда решили, что это дело сторонних сил или... нашей маленькой колдуньи по имени Маша!


Маша не спорила, хотя добавила, что лично она вообще не помнит, как оказалась наверху. А когда мы стали хвалить ее за то, что она привязала катамаран, то Маша в удивлении вытаращила глаза и стала убеждать нас, будто проснулась только тогда, когда вспомнила, что у нее в кисете есть растопка для костра.

Нахохотавшись вволю и еще несколько раз безуспешно попробовав взять приступом стену, мы приступили к проводке катамарана.

Это пишется просто, а на самом деле ползать с веревкой по огромным обточенным водой валунам, протискиваться между ними, скатываться в ледяную воду, стараясь не упустить рвущегося на волю двухбаллонного скакуна было непросто. Настолько непросто, что когда пришла пора идти к палатке за барахлом, оказалось, что желающих не оказалось. Тем более, что даже по ускоренным расчетам до лагеря было не менее двух километров.


А жара стояла!

Бухточка, где колыхался на волнах наш крокодил, была так упоительно ласкова, так хотелось растянуться на травке, что... мы и сделали, отчаянно отбрасывая всякие, даже самые вредные мысли о многих километрах сплава впереди.
Все так и было бы со знаком бесконечности, но Маша...
Эта вредная девчонка совершенно по-хамски выжала свою майку прямо на блаженствующих под ласковым солнышком Серегу и меня!
Такого рева тайга не слышала с тех пор, как года два назад мы из-под самого носа осерчавшего медведя сиганули с обрыва в бурлящую реку. Ненароком заняли его место на берегу, откуда тот любовался природой, и Миша обиделся.
А теперь так же взревел Сергуля!

И началось!

Кто за кем гонялся, история записей не сохранила, но кутерьма была великая! Олег с Юркой защищали Маруську, зато мы с Серегой вовремя перехватили котелки и поливали врагов всем имеющимся в реке оружием.
Экологическое равновесие в этом районе было нарушено раз и навсегда! Крика было столько, что редкая птица долетела до середины...

Закончилось все мирно. Олег с Юркой, связанные чалкой, со ртами, полными мха, тихо отдыхали в сторонке.

Затем мы, окончательно помирившись, расположились на отдых возле нагретого солнцем валуна, и реке ничего не оставалось, как совершить над нами обряд миропомазания.
Три дня, грубо говоря, сплава, а столько неожиданностей!

СТРАШНАЯ ПОБЕДА

Опять, уже в который раз, прелюбодеяние с нашей подружкой вызвало такой трудовой энтузиазм, что мы уже спустя два с небольшим часа летели по реке, суматошно размахивая веслами.

По-прежнему гранитные медведи вылетали из воды и стремились опрокинуть наше суденышко. Вода сбыла, но ее оставалось еще достаточно много.

Впрочем, это было нам на руку, река поднялась над валунами, многие из них проносились под нами, скаля зубы в бессильной ярости.
Но скорость возросла намного.

Маша с широко раскрытыми глазами смотрела вперед, внутренне молясь, чтобы этот ад поскорей закончился. Пальцы девушки, сжимавшие ремни обвязки, посинели от холодной воды, постоянно взлетающей перед судном и окатывающей нас с ног до головы.

Наконец Олег показал веслом вперед, и мы увидели далеко впереди горный кряж, перед которым наша Ама должна влиться в Байгыр.

Последние километры верхом на Батыр-мустанге измотали нас так, что ни загребать, ни табанить в полную силу мы уже не могли.

На последнем повороте испуганный Машин вскрик вернул нас к действительности.

7il9l

Река со всего размаху налетала на стену, стоявшую поперек русла, и громадным отбойным валом уходила в сторону. Миновать этот ад не было никакой возможности. Струя, убыстряясь, не выпустила бы нас из своих объятий. Мгновенно в голове стали скакать варианты спасения девушки, но ни один из них не давал ни малейшего шанса, вал в любом случае подминал нас под себя.

Громовой голос Олега заставил нас с огромной скоростью махать веслами, смещая катамаран в сторону, но струя упрямо возвращала нас обратно.
Стена приближалась, и ужас жутким холодом стал подбираться к горлу.
Мы много повидали, но вот такую смерть предположить не смогли.
Весла вдруг стали валиться из рук.

И вдруг:

- Работать! Работать! Все - табань!
В эти страшные минуты Олег каким-то наитием увидел то, что, я знаю, многим, даже самым опытным сплавщикам было не под силу: в то время, как вся масса воды с ужасным напором перла на стену в лоб, верхний слой под напором отбойного вала замедлялся и скатывался в сторону.
Нужно было только остановить катамаран, не дать ему войти в вал.
Но как это было трудно выполнить!

Мы упирались так, что трещали черенки. А мат стоял! Мы такими, прощу прощения, словами обкладывали и стену, и реку, и друг друга, что ни в сказке сказать, ни два пальца описать!

И ведь получилось!
Вал заливал Юрку с Сергеем, казалось, еще чуть-чуть и клокочущая вода поднимет нос катамарана, и мы ахнем спиной туда, в кипящее ее нутро.
- Сидеть! Табанить всем!
Олег верил в победу. Он всегда в нее верил. А в него верили мы.

Но нам очень нужно было, чтобы в победу поверила Маша. Этого хватило бы, чтобы вода выплюнула нас, пусть не жалея, но отвергая, как инородное тело.

-Маша, встань! Навались на нос!

И Маша, перепуганная до бесчувствия наша девочка, сделал то, что останется в нашей памяти навсегда, – она кинулась вперед и, ухватившись руками за палубу, навалилась на нос катамарана!

Вода бешеным напором старалась опрокинуть ненавистную развалину, но у нее это не получалось, потому что наша мышка-норушка, наша маленькая волшебница мертвой хваткой держала корабль на плаву, утверждая победу жизни над смертью!

Так и стояли друг против друга огромный водяной кипящий вал и хлипкое сооружение, удерживаемое слабенькими Машенькими ручками.

Еле заметно суденышко уходило в сторону и, наконец, скатилось за стену.
За стеной перед нами предстала огромная без единой волны заводь, а глухой рокот с той стороны означал, что река осталась неудовлетворенной и осталась ждать очередную жертву, чтобы в безрассудной ярости выместить на ней свою злобу.

Сергей с Юркой уже подняли Машу, посадили ее на рюкзак и колдовали над ней, приводя в чувство.

А чуть дальше, играя волнами как мышцами, мимо летел Байгыр.
Мы победили!

А если бы не Маша? Если бы не ее любовь, вызвавшая в нас незнаемый до этого прилив сил? Если бы не ее последний отчаянный порыв, преодолевший дикую ярость взбешенной воды?

Еле шевеля порванными мышцами, мы сползли на берег.

Сидя у мирно хлюпающей воды, я смотрел на Машу. Она молчала и как-будто прислушивалась к себе. Ребята, опасливо поглядывая в ее сторону, не решались прервать ее задумчивость, но готовые в любую секунду кинуться ей на помощь.

- Маша, ты сильно испугалась?
Сергей пытался как-то нарушить тяжелое молчание.
- Ты знаешь, нет! 
Маша вздохнула, посветлела лицом.

Почему-то мне сейчас кажется, что я навсегда перестала бояться воды. Когда я заглянула в ее холодные глаза, то дикая жуть пронзила меня. Но я должна была спасти вас, потому страх не смог достать до сердца. И мне стало ясно, что я ее не боюсь. Теперь я воды не боюсь.
Маша встала, подошла к реке, зачерпнула воды и, подбросив ее вверх, крикнула:
- Я не боюсь тебя, вода!
Мы заулыбались.
Невероятная девушка!
Уже в который раз она спасла нас от беды.
Наша колдунья осталась верна себе. Она любила все и всех, и никакая сила не могла ее в этом переубедить!

ДВОРЕЦ «У ВОДОПАДА»

До вечера время еще оставалось, и мы решили дойти до Байгырского водопада.
Теперь под килем у нас были только волны, ласково покачивая нас на себе и окатывая нежными ледяными каплями.
Разноцветные камни пролетали внизу, мелкие облачка на синем небе и изумрудная тайга, как бы извиняясь за недавнюю Батырскую грубость, стыдливо скользили мимо.
Неожиданно, спустя какое-то время, среди умиротворяющей тишины, прерываемой только всплеском волн, мы услышали звук работающего трактора.
Распаханных полей не наблюдалось, потому мы в быстром темпе рванули к берегу.
И вовремя!

За поворотом река резко ускорялась под горку и сваливалась в огромную дыру.

Когда мы подошли поближе, то звук трактора сменился на грозный рев. Вода срывалась вниз, грохоча по выступам, а грозный ее рев, как из трубы, рвался вверх.
После мыса нам бы осталось жить меньше минуты.
Обнос грозил обернуться тяжелейшим испытанием. Но не хотелось терять на него день, и мы решились. В быстром темпе собрали рюкзаки, а катамаран и амуницию оставили до завтра.
Обход оказался не слишком сложным, но в конце нас ждал невероятный сюрприз.

Олег рванул вперед, приказав нам не торопиться, потому как он хочет, мол, поискать место получше.

Мы согласились, ибо дни были богатыми на события, и мы хотели хорошенько отдохнуть.
Не спеша, пройдя около километра, мы услышали свист. Олег нашел место и звал нас к себе. Маша пошла вперед, ориентируясь на свист, но мелкий кустарник закрывал тропу и все, что было впереди.

Наконец мы услышали совсем недалеко голос Олега. Он был где-то за кустами, но мы никак не могли его найти. Маша рыскала по сторонам, но Олега нигде не было. Мы кричали и звали его, а вместо этого слышали совсем рядом: «Идите вперед и увидите»!

Вдруг мы услышали Машин вскрик: «Боже мой!»
Кусты кончились, и мы оказались...

Представьте: за многие тысячи лет вода вымыла в скалах огромный стакан, метров сорок глубиной и полсотни метров в диаметре; половина дна его была усыпана камешником и топляком; вторая половина была красивейшей заводью, в которую из огромной дыры в скале вылетал двадцатиметровый водопад.

А рядом с водопадом (!) красовался огромный грот, в котором мог бы устроиться на ночлег, например, взвод солдат!
Олега мы еле разглядели – на дне стакана маленький муравей копошился возле миниатюрного костерка.
Но голос его звучал совсем рядом! Звук поднимался вверх, не меняя громкости!
Мы ему орали, как нам спуститься вниз, а он совершенно нормальным голосом, будто стоял в шаге от нас, отвечал, что тропа идет вниз по спирали.

ty4j6454

Еще больше нас удивила Маша. Она так хохотала, так радовалась, так скакала по тропе, будто всю жизнь ждала встречи с этим чудом природы! И опять мы услышали знакомую фразу:

- Я дома!
Мы спустились вниз и оказались в удивительном месте, какого нет ни в одном уголке мира.
Сережка уже летел к заводи, на ходу разматывая спиннинг. Первый же заброс с тремя мушками принес трех огромных харюзей. Рыбы в заводи было немеряно!
Расположившись в гроте, мы запалили по всей длине входа костер, благо топляка было море, тем самым надежно отгородившись от ночного холода.

Радость Маши была неописуемой! Она бегала по берегу, кидала в воду камушки, свистела птичкам и, не переставая, пела.


Весь вечер мы праздновали!
Все: и спасработы, и баня, и победа в борьбе со стеной, и прохождение Батыр-амы, и наше открытие этого удивительного места - было отмечено пробками под нескончаемые тосты.

Рядом ворчал водопад, дым тепловой стеной поднимался вверх, скользя по сводам грота, а мы возлегали на коврах мелкого топляка и болтали без умолку. Харюзиные скелеты сверкали увесистыми горками, животы слегка потрескивали, ложки стояли в крепчайшем чае, махра потрескивала в самокрутках и трубках.

И тут Юрка, скорее всего даже и не почувствовав до конца ценность содеянного, спросил:

- Машенька, а где твой дом?

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 1.

Девушка посмотрела на Юрика, потом на каждого из нас и спросила:
- А сколько нам осталось до финиша?
- Примерно неделю. – Олег вопросительно поднял брови.
- Порогов больше не будет? – Маша показала руками, как ее вертело на реке.
- Нет, таких уже не будет. Воды уже много, но на волнах еще покачает.
- Тогда я расскажу вам, откуда я и зачем пошла с вами. А то до разлуки могу и не успеть.

Странно, но почему-то я разволновался. Возникло ощущение, что мы сейчас прикоснемся к чему-то таинственному и непонятному. Маша и так нас завораживала своей необычностью, а теперь, когда мы ее все же уговорили прервать обет молчания, мне почудилось, что ей стоило большого труда решиться на откровения.

Парни тоже, как и я, воззрились на девушку, их пронизывали чувства сродни моим.

Мы расположились вокруг рассказчицы, и Маша начала говорить.


«Примерно четыреста лет тому назад пять семей, жителей Архангельских земель, решили уйти в дальние земли искать счастья. В те времена поморы уже ходили по северным морям и привозили домой рассказы, будто бы услышанные ими от заполярных племен, о местах, где зимой так же тепло как летом. Там и деревья растут невиданные, и звери живут незнаемые».

Столь необычное начало в таком необычном месте, среди ночной тайги, в гроте, где за стенкой глухо бубнил водопад, подействовало на нас так сильно, что мы внимали голосу девушки, затаив дыхание. А она смотрела сквозь дым костра и вела рассказ не спеша, как бы намекая на то, что придется узнать много такого, что принесет нам удивительное впечатление.

«На Руси было неспокойно, и свободолюбивым людям, какими были мои предки, хотелось уйти туда, куда не дотянутся государевы указы, где можно было жить так, как бог на душу положит.
Иного пути в дальние земли не было, кроме как водного. На трех карбасах, взяв с собой продовольствия на месяцы вперед, уложив нехитрый скарб, ранней весной вышли они в море, направив свой путь на восток. Пуще всего хранили они семена злаков, чтобы на новых землях развернуть свое хозяйство.
Двигаясь по картам поморов, они за лето сумели заплыть за Уральскую границу. Ближе к зиме стали разведывать земли у моря, надеясь найти те`плицы. Так они называли места, где предполагали найти места, не занятые снегом. Не найдя их, люди стали на зимовку. Зима случилась лютая, но не она мучила путников. Их настигла болезнь, не знаемая ими ранее. Стали умирать дети, потом болезнь добралась до старших. Спасли их северные люди, они гнали оленей и увидели необычное стойбище. Олений жир и пареная хвоя помогли спасти оставшихся людей. Болезнь эта зовется цынга».

Я вдруг вспомнил наш зимний поход на северный Урал, вспомнил жуткий пронизывающий северик, летящий в лицо сорванный им лед, кошмарные беспредельные ночи, и мне враз стало холодно. Представил людей в заметенных неприспособленных к северным зимам жилищах, детей, корчащихся от холода и болезней, и мне стало жутко.


«В писаниях отцов сказывается, какой тяжелой была первая зима в тундре. Многому их научили северные люди, которые живут там испокон веков и другой жизни не знают. Но никто из них не слыхал о теплых землях. Оленьи пастбища у них были до огромной реки Йленья, дальше жил другой северный народ. Может быть этому народу было известно про теплые земли, но, однако, уже давно не были у них и не говорили об этом. Уже настолько умеют жить в зиме, что иной жизни и не ищут».


Маша, видно было, будто сама переживала те события, о каких говорила. Она тоже как и мы закуталась в свитер и подбросила дров в огонь.

Костер освещал своды нашего убежища, тени колыхались на стенах, одна из ярких звезд заглядывала через расщелину к нам под свод, будто удивляясь, что за причина не дает сна странным пришельцам.
Маша продолжала.

«Второе лето люди также посвятили поиску теплой земли, но ее не было. Никто из северных людей не знал про те`плицы. Дорога была настолько трудная, что смерть всегда ходила рядом. Хорошо, что к тому времени мужчины научились охотиться на морских животных, научились ловить рыбу, вызнали про съедобные растения, иначе бы путникам было бы не выжить в тех суровых краях. Но никто никогда не роптал на тяжелую долю, которую они сами выбрали себе. Вопреки всему они верили, что найдут землю, что часто виделась им в снах.
Зимовка прошла не так тяжело, как прошлая, но все же силы были неравны, и еще несколько человек были похоронены в мерзлой тундре. Люди уже совсем были похожи на северных людей, только большие глаза выдавали в них русичей.
Слух про них разошелся по тундре, те племена, что встречались им по пути, давали им оленей и мясо в дорогу, проводники вели их от стойбища к стойбищу.
Третьим летом вышли к Йленье. Из более чем полусотни человек, начавших движение к теплым землям, осталось менее двадцати. Кое-кто стал поговаривать о том, что пора обживаться здесь, в этих суровых местах, потому как впереди опять может оказаться только тундра и более ничего.
Неожиданно к ним вышел северный человек, который услышал от других, что ищут эти люди. Он рассказал, как слышал от деда, будто вверх по Йленье тот видел горный хребет, где в одном месте кружились стаи неизвестных птиц. Старик дойти туда теперь не смог, уж слишком трудным был путь. Но этот молодой северянин мог проводить до того места, а там пусть сами решают, как им быть.
Выбирать было не из чего, и люди решили идти за северным человеком.
Путь оказался еще труднее, чем был раньше. К морозам и метелям добавился непроходимый лес. Но все же спустя какое-то время люди увидели горный хребет, неприступной белой стеной вставший у них на пути».

Маша замолчала, а мы, взволнованные ее рассказом, даже не подумали о том, зачем она подняла давнюю историю о переселении людей. Хотя она и называла их своими предками, но все остальное было далеко не ясно. Видно было, что девушка волновалась, будто все, что пережили эти люди, происходило с ней.
Сделав пару глотков из кружки, Маша продолжала.

«Проводник при виде неприступных суровых гор, решил вернуться обратно, а моим прадедам только и осталось, что двигаться вдоль хребта в поисках неизвестно чего.
Через немалое число дней один из молодых, ходивших на разведку, вернулся с вестью о том, что сквозь пролом в горах видел стаи птиц.
На самом деле, в том месте летали птицы, тогда как вокруг птиц не было совсем.
Но горы были такими высокими, а скалы казались такими неприступными, что решиться их покорить было немыслимо.
Двое все же вызвались подняться и ушли, взяв с собой все веревки, что были у людей.
Не было их так долго, что некоторые стали думать, будто они погибли.
Но мужики вернулись.
Еле-еле дойдя до стоянки, повалились в снег.
В руках одного из них был зеленый плод, от одного вида которого людей охватил восторг.
Неужели дошли?
Как они поднимались по диким скалам, как они сумели выдержать последний экзамен, это отдельный рассказ, но то, что они испытали, дойдя до цели, описать невозможно.
Им предстала долина, покрытая зеленью. Небольшие озерки, над которыми кружились несметные стаи птиц, соединялись ручьями. Неба не было видно почти совсем, потому что оно было закрыто туманом, поднимающимся из долины.
Люди впервые за долгие годы ужасных странствий шли по теплой земле, срывали зеленые листья, пробовали ягоды на кустах, омывали лица чистой теплой водой из ручьев».

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 2.

Олег взял котелок и ушел к реке за водой. Да, чай нам понадобится. Рассказчица, как видно, еще нескоро закончит свою удивительную повесть, а нам, чтобы все это переварить, надо восполнить свои силы.
Маша подвесила котелок, пошурудила костер и приготовилась говорить дальше, но Сергей решил уточнить некоторые моменты.
- Йленья, я так понимаю, это река Лена, которая впадает в Ледовитый океан, да?
- Верно.
- Но ведь, насколько я могу судить по описанию маршрута, ваши предки ушли от Полярного круга совсем недалеко, то есть там, куда они пришли, была лесотундра, где никак не должно быть лето зимой.

Маша потрепала его по волосам и, смеясь, сказала:

- Так в том-то все и дело, что не должно быть! А все равно есть!
- А как ты это можешь доказать?
- Так ведь я оттуда и пришла к вам!

Мы разинули рты.

- То есть ты хочешь сказать, что такое место существует до сих пор?
- Конечно!

Такой невероятный ответ подействовал на нас так, что мы, чувствуя, что уже не в силах воспринимать Машин дальнейший рассказ, решили попить чайку.

- Машенька, ну-ка завари-ка нам своего!
- Нравится мой чай? – Маша хитро прищурила один глаз.
- Да! Аромат неземной, прям будто и не чай вовсе, а бальзам на душу!
- Так ведь он как раз из трав нашей долины Радости! И вино тоже!

Я чуть не захлебнулся от неожиданности.

И ты нас уже несколько недель травишь своими снадобьями?
Юрка захохотал, и всем вдруг стало весело. Сережка принюхался к парившему чаю и высказался:
- То-то я вижу, у меня всегда кайф какой-то необычный после твоего чайку! И как назваются травки, которыми ты дурманишь нас иногда?
- Обычные – шиповник, мята, смородина, немного чепыжки10.
- Так уж и обычные?
- Они обычные с виду, но размеры намного больше и вкус чуть другой. Например, ягоды смородины размером с теннисный шарик, а шиповник с небольшой арбуз. Я, когда первый раз увидела арбуз, удивилась – какой большой шиповник!

Маша засмеялась, потом отхлебнула чайку и смешливо спросила:

- Ну, как? Интересный мой рассказ?
- Да, конечно, конечно! Рассказывай дальше!
- Допивайте и продолжим. Только у меня к вам просьба верить тому, что я говорю. Я далеко не всем рассказываю о нашей Радости, и если рассказываю и вижу, что мне не верят, то всегда прекращаю говорить, как бы меня не просили продолжить.
- Маша, можешь говорить спокойно. Мы не так уж мало бродили по Сибири, видели иногда такое, чему бы раньше ни за что не поверили.

Олег придвинулся к девушке поближе, как бы говоря, что он ее самый доверчивый слушатель.

Маша продолжила.

«Первые дни и даже недели люди отдыхали, лечились и отъедались, благо все растения были знакомы им по прежней жизни. Ягоды и плоды были гораздо большего размера, чем на родине, вкус немного был не такой, но то, что они были те же, подтвердили и ощущения пробовавших их. Название долине, да и будущему поселению дали сразу – Радо`сть, от слов «достигать» и «ра», солнце, значит. Ударение здесь, на большой земле, я ставлю на «а», а у нас на «о».
Первые дома люди решили делать из лиственницы, уже зная о ее долголетии, и не ошиблись. Даже во влажном климате, который в Радости происходил от горячих источников и теплой земли, дома не гнили и многие стоят до сих пор».

Юрка облизнул губы и недоверчиво пробормотал:
- Четыре сотни лет деревянным домам? Невероятно!
- Да. У нас в первом доме, который появился в Радости, сейчас никто не живет, там хранятся рукописи и «Книга отцов», некоторая утварь и вещи, которые принесли ходоки с большой земли.

«Несколько раз молодые мужики искали путь из долины, но каждый раз безуспешно возвращались обратно. Летом внизу сплошное болото и таежные завалы были совсем непроходимыми, а зимой из-за снежных провалов выйти из долины тоже было почти невозможно. Но все же путь был найден, но пройти по нему можно было только ранней солнечной весной, когда снег сверху промерзал и покрывался ледяной корочкой. Но об этом позже.
Жизнь постепенно настраивалась. Ужасный поход уже стал казаться сном, хотя все подробности о нем были описаны в «Книге отцов». Поселение росло. Как бы в отместку за столько смертей при поисках этой долины стало рождаться много ребятишек, болезней не было почти совсем. Дети купались в теплых озерах, еды было вдоволь. Взрослые приручили горных козлов, горных тигров, жил свой медведь с медведихой. Найденные больными и вылеченные, звери стали ручными. Пытливые мужчины научились плавить серебро, золото, медь и другие металлы. Хотя большой нужды в них не было, но мудрые отцы всегда говорили, что рай не будет вечен, будут трудности, нужно быть к ним готовыми.
С тех пор, как один их ходоков принес с большой земли радио, люди догадались, что долина Радости лежит в жерле бывшего вулкана. Это подтверждалось иногда глухим рокотом изнутри земли и волнениями почвы под селением. Разрушений ни разу не было, но опасения про них были.
Все было хорошо. Люди уже несколько поколений жили в долине, про поход своих предков стали даже легенды складывать. Жили безбедно, весело, дружно. Дети умели читать и писать».

Маша замолчала и засмеялась:

- Предлагаю немного поспать, а то уже светает, а Юрчик вообще кимарит.
И правда, мы не заметили, как пришло утро. Расщелина на той стороне «стакана» просветлела, звезды пропали.
Уговорив Машу продолжить ее рассказ днем, потому как мы решили делать дневку, все уклались спать.

Снилась мне «Земля Санникова», на деревьях висели арбузы, а в озере плескались мамонты...


45456y454

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 3.

Проснулись мы, когда солнце высветило нашу келью.
Был почти полдень, но в «стакане» было еще сыровато.
Маша уже стучала ножом, и мы рванули за рыбой. Мне пришлось в срочном порядке снимать лишние мушки, потому как вытянуть одновременно уцепившихся за приманки и упорно сопротивляющихся трех харюзов было невозможно.

За спиной послышался восхищенный Машин голос, – Смотрите!

Мы посмотрели туда, куда она показывала.
Брызги водопада в лучах солнца образовали огромную яркую радугу, и мы только сейчас заметили, какая кругом красота! Здесь природа решила сотворить настоящее чудо: вырывающийся из ущелья водопад, рядом удивительный грот, причудливые скалы с лиственичной бахромой, окаймляющие нашу стоянку, белоснежные мраморные и кварцевые валуны под ногами, прозрачная голубоватая вода...

Неуемная Машутка опять что-то увидела, и опять ее радостный крик оторвал нас от любимейшего дела.

Она нашла вернисаж!

ermitage2

На скале, испещренной трещинами, кто-то до нас создал галерею природных поделок из топляка. Всевозможные фигурки, выбранные из валяющихся повсюду остатков древесных корней и веток, были разложены на скальных уступах. Забавные речные поделки удивительным образом дополняли необычность всего комплекса чудес этого природного образования. Мы долго перебирали выставку, а потом и сами дополнили ее своими находками. Маша как ребенок бегала по берегу в поисках самых удивительных фигурок, раскладывала их по стене и ругала нас за то, что у нас нет фотоаппарата. На наши оправдания, что мы ценим только то, что остается в памяти, она, подумав, ответила: «Наверное, вы правы. Я сама такая».

И вот жареный хариус, прижатый сверху немалой порцией чая, занял свое привычное место, махорка принесла блаженное умиротворение, и мы приготовились слушать продолжение Машиного повествования.

Машутка расположилась на спальнике, подставив солнышку свои прелести, а мы, изготовив из валунов некие подобия кресел, уселись рядом в предвкушении радости познавания неведомой жизни.

«Беда все же пришла, и совершенно не оттуда, откуда ждали.
Стали рождаться дети, у которых не сворачивалась кровь. Потом люди заметили, что изредка ребятишки рождаются маленького роста, плохо учатся, вялые и застенчивые. Много детей умирало.
Люди долго искали причину и нашли.
В «Книге отцов» были записаны слова одного из северных людей, где он объясняет, почему их стойбище не стоит на месте, а постоянно перемещается. Это, он сказал, делается для того, чтобы обновлять кровь. Мало того, у северных людей есть такое правило, пусть оно совсем не понравится странникам, если в стойбище заявится гость, то в качестве уважения к нему хозяин стойбища предлагает тому на ночь одну из своих женщин, включая жену и дочерей.
Жители Радости долго размышляли над этими записями. И так и этак примеряли на себя слова северного человека. Но делать было нечего, надо было что-то решать.
К тому времени ходоки уже довольно часто хаживали на большую землю, оставаясь там на год и больше. Изучая жизнь людей на большой земле, они всегда приносили с собой новые знания, новые предметы, но никогда не оставались там насовсем. Слишком сложно было в большом мире для людей, выросших в райских условиях. Очень многое было непонятно, многое не нравилось, в большие города ходоки не заходили совсем, боясь диких нравов большого скопища народа.
Имея запасы золота, которое они брали с собой из Радости, ходоки могли жить на большой земле долго, покупать нужные вещи для селения и собирать новости, которые были интересны нашим жителям.
Путь от долины Радости был очень труден.
Ранней весной, по наледям, где по ступеням, где по веревке, где скользя по льду, мужчины добирались до низа хребта. Дальше на лыжах за много-много дней они доходили до реки Лены, а затем от нее до Байкала. Иногда двух-трех месяцев не хватало, чтоб дойти от Радости до обжитых мест.
Были и беды. Метели и Байкальские шторма были основным препятствием для ходоков. Не имея никакой связи с селением, иногда ходоки погибали, оставив, если получалось, в приметных местах записки.
В долине радости люди вносят их имена в «Книгу отцов», как своих героев.
Возвращение домой было еще труднее, чем уход из дома.
Подъем в долину по-прежнему очень тяжел и опасен. Сделать его более легким невозможно, потому что весенние потоки разрушают все, что люди успевают сделать за зиму. Скалы настолько сложны для прохода, что по ним еще никто не смог дойти до подножия летом».

Машенька приподнялась и спросила:
- Вы еще способны слушать, или пора повеселиться?
Мы пылко стали убеждать рассказчицу, что будем слушать хоть целый год, потому как мы все по натуре романтики, и то, что она нам рассказывает, распаляет и возвышает нам душу.
Но Маша отвергла наши просьбы и предложила подняться к водопаду, чтобы посмотреть, откуда он бежит.

Лезть по мокрым скалам нам не совсем хотелось, тем более, что хариус в животе еще не совсем переварился и тянуть наверх переполненное брюхо, оставившее для воздуха совсем небольшое место, было просто неохота.

Но разбойницу переубедить было невозможно, и мы поползли наверх.
Опасаясь сорваться с мокрых и замшелых скал, мы упорно карабкались на террасу.
Маша, исключительно благодаря своей вредности, забралась первой и чуть не угробила нас своим визгом. Оказалось, что для выражения своего восхищения, девушке понадобился именно ультразвук!
Мы глянули вокруг и замерли в восхищении, больше того – в благоговении!

Мы знали, что природа – чудесный скульптор, но чтобы вот так...

Выше водопада вода, пробиваясь, вырезала из скал такие причудливые образование, что мы сбились со счета, называя, на что похожи стоящие перед нами фигуры. Там были звери и птицы, лица людей, дома и неведомые существа. Сережка, имея художественный дар, хватался за голову, озирая этот парк каменных артефактов.
Пока мы пялились на это чудо, неугомонная девчонка опять нашла то, что вызвало в ней дикий восторг.
Прямо в скалах вода выточила овальные углубления, каверны, заполненные чистейшей водой. Мало того! Эта вода, согретая солнцем, была теплая!

Каждый выбрал себе ванну по росту и с блаженством погрузился в нее.

Конечно, Машка опять все испортила! Начала брызгаться и топить зазевавшихся.
Олег не вытерпел, схватил фулиганку и сделал ей выговор:
Если ты не утихомиришься, мы тебя... вымоем!
Юрка тут же смотался за мылом и мочалкой, и мы стали мыть грязнулю. Намыленная, Машутка смотрелась еще лучше! Все ее прелести были полускрыты, потому нам большого труда стоило драить ее мочалкой, не воспользовавшись ее бессилием. Но эта проказница, беспрерывно хохоча, скользкая от мыла, вырывалась из наших рук, и мазала нас пеной.

МАШИН РАССКАЗ. ЧАСТЬ 4.

Не сказать, что мы заждались головомойки. Баня и мокрый сплав содержали наши тела в исключительной стерильности, но такие ванны мы не могли пропустить! До самого вечера мы плескались в теплых кавернах.
Но любопытство, по-нашему творческий интерес, заставило нас намного раньше проглотить ужин и приступить к главной части этого дня – вечерней исповеди жительницы долины Радости.

Честно говоря, не я один пришел к крамольной мысли, с некоторых пор поселившейся у меня в голове. Было заметно, что и Олег терзается тем же.

Очень заманчиво было бы... на следующий год... Ну, не знаю, стоит ли об этом говорить? Надо подумать.

Мы снова расположились в главной зале замка «Водопадный» и стали теребить Машу продолжить свою фантастическую повесть. Маша, немного обидевшись, что мы обозвали ее фантазеркой, отругала нас за недоверчивость, напомнив, что может и не рассказывать дальше. Мы изо всех сил стали ее убеждать, что пошутили, а Юрке пригрозили, чтоб свои шутки засунул...

Наконец, Маша оттаяла и повела рассказ дальше.

«Однажды, в банный день, когда все население Радости было возле горячих озер, случилось то, что навсегда изменило жизнь в селении.

Бабушка Дуня, которую все уважали за ее мудрость и провидение, неожиданно оделась и, прихватив с собой нашего старосту Федора, ушла в молельный дом. Постепенно к ним присоединились все старцы долины.
К вечеру по Радости пронеслась весть, что следующими ходоками будут женщины.
С желающими в совете долго разговаривали, но было непонятно, почему отвод получали замужние и молодые женщины.
К весне вместе с тремя мужчинами на большую землю ушла Марфа. О чем с ней долго говорили в совете, никто не знал. Строили разные догадки, но так ничего и не узнали.
Через два года мужчины вернулись без Марфы. Она погибла при переправе через Лену. Но самое главное было то, что мужчины принесли с собой – ребенка!
В »Книге отцов» об этом написано, как все население долины заботилось о первом ребенке с большой земли. Две кормилицы были с ним неотлучно, отчество дали по мужчине, согласившемся на это».

Маша помолчала.

Сергей, воспользовавшись паузой, спросил:
- И где сейчас этот ребенок?
- Умер три года назад.
Маша при этом улыбнулась, а Сергей огорченно произнес:
- Не уберегли все же?
Девушка расхохоталась:
- Да, не уберегли! Сто пятьдесят лет – не возраст!
- Сколько, сколько?!

Маша менторским тоном объяснила:

- У нас живут и подольше. Например, бабушка Дуня прожила более двухсот лет, а староста Федор сто восемьдесят.
Мы ошарашенно молчали. Юрка, пялясь на девушку, промямлил:
- Маруся, а тебе тогда сколько лет?
- Да я еще молодая, мне и тридцати еще нет!

Тут мы совсем забалдели. Олег стал на колени перед Машей и воскликнул:

- Машка, ты не ошиблась? Тебе же меньше двадцати!
- Олежка, милый, мне двадцать восемь лет. По нашим, Радостинским, меркам это еще девический возраст. Некоторые наши женщины даже к пятидесяти годам выглядят как ваши старшеклассницы. Сто лет для жителей Радости – пора цветения. У многих старцев по нескольку прапрапраправнуков.
Маша подкинула в костер и уже совсем другим тоном продолжила.

«После гибели Марфы отцы приказали на пути к селениям большой земли построить несколько лазанок11 и лабазов12, где можно было бы отдохнуть и подлечиться.

После этого число женщин-ходоков стало больше. Уходили они всегда вместе с мужчинами, которым было поручено охранять их и помогать находить достойных мужчин с большой земли, или находить детей в приютах.
Несколько раз ходоки приводили с собой и женщин, которые согласились совершить страшный путь ради жизни в долине Радости.
Дети с большой земли быстро подрастали, любились и заводили семьи. Иногда отцы селения разрешали им иметь несколько жен, чтобы здоровых детей было больше.
Постепенно число жителей в долине выровнялось. Но все равно женщины-ходоки изредка выходили на большую землю. Надо сказать, что погибало женщин гораздо больше, чем мужчин, чаще всего из-за того, что мы, радостинцы, слишком доверчивы и безобидны».

Маша посмотрела на нас и спросила:

- Вы, я думаю, не верите в Бога?
- Да, никто из нас верой не отягощен.
- А мы не можем без веры. Вера в наших богов помогает нам жить дружной семьей. Доверие к людям у нас такое высокое, что мы не знаем, что такое обман, а тем более, подлость. Из-за этого на большой земле наши люди часто попадают в беду. Некоторых убили за то, что у них было золото, других хватали как иноверцев, но чаще всего люди погибали только потому, что не могли объяснить, кто они и откуда. Всем ходокам было строжайше запрещено рассказывать о долине, и они этот запрет свято соблюдали.
- Машенька, - Сережка не смог промолчать, - почему же ты нам все это рассказываешь? Ты нарушаешь тайну долины!
- Сейчас другое дело. Уже полвека как некоторые наши люди переходят жить в города, сохраняя при этом тайну местонахождения нашей долины и помогая тем ходокам, кому грозит опасность. Вспомните начальника аэропорта, как он вам показался?

Я тут же вспомнил его. Высокий, статный мужчина с внимательными глазами и уверенной походкой. Он частенько выделял нашу группу из общей толпы и подсказывал, где стоит самолет, вылетающий в нужном направлении.

- Маша, а не он ли...
- Да, он вас хорошо знает, он мне и рассказал про вас, поэтому я и дожидалась на вокзале именно вашу группу. Мы решили на совете, что лучше всего сделать именно так, чтобы ребенок был рожден от людей, достойных нашего племени. Я не ошиблась, вы понравились мне сразу и на всю жизнь. Более того, я влюбилась в каждого из вас до беспамятства и совсем не представляю, как я буду жить без вас после расставания.
- Машка! – Юрка разволновался сверх всякой меры:

- ТАК ТЫ И ЕСТЬ ХОДОК ИЗ ДОЛИНЫ РАДОСТИ?!


Мы уставились на Машу, уже в другом свете прокручивая в мозгу все то, что нам рассказала удивительная девч... женщина. Мне представилось, как этот маленький, нежный человечек идет сквозь ледяную пургу по мерзлым болотам, продирается сквозь чащобу, бредет по безжалостным речным наледям, как терпит, с испугом взирая на злую, наглую и недобрую толпу наших городов ради того, чтобы суметь вернуться тем же ужасным путем в свою долину, неся в руках живой комочек будущей жизни...


- Не все так страшно, как вам кажется. – Маша грустно улыбнулась. – Теперь у нас есть связь, в долине мы смотрим телевизор, севернее Байкала есть деревня, состоящая полностью из наших жителей. Часть пути мы преодолеваем на снегоходах. Иногда нас забрасывают в тайгу знакомые летчики, да и вверх по Лене стали ходить теплоходы. Повторяю, что немало наших людей занимают важные посты на всех уровнях власти. Есть ректоры, судьи, чиновники в разных правительствах.

- И никто из обычных жителей не знает про вашу долину?

Как-то не верилось, что в наше время всяких там космических наблюдений и различных видов коммуникаций связи маленькая долина осталась «терра инкогнита».

- Вот в том-то все и дело! – Маша грустно посмотрела куда-то вдаль. – Наши отцы всегда предупреждали, что мы не всегда будем жить в неизвестности. Все равно рано или поздно нас найдут, и если мы не будем готовы жить вместе с большой землей, то пропадем. Уж лучше постепенно приспосабливаться жить в меняющихся условиях, чем потерять нашу Радость навсегда.

Мы молча смотрели на девушку.
И тут Олег, обращаясь к Маше, спросил:

- Машенька, можно я им скажу? – Было видно, что он волнуется, что совсем было несвойственно этому железному человеку.
Маша ответила не сразу:
- Я схожу за водой, а ты можешь сказать. Позовете потом.

Олег поковырялся в костре, набил трубку табаком, прикурил.

Мы, усиленно стараясь унять волнение, ждали. Дымок из моей трубки дрожащей струйкой поднимался вверх. Наши тени на стене грота слегка колыхались, казалось, что вся природа затихла в ожидании того, что сейчас скажет наш капитан.
Наконец, Олег вздохнул и сказал такое, от чего в одно мгновение наша жизнь стала совсем другой:

- Маша беременна. Ребенок от одного из нас.


МЫ УЖЕ ДРУГИЕ

- Маша, положи рюкзак, тебе нельзя так надрываться!
- Машенька, мясо тайменя тебе не повредит? Может быть за кабаргой сходить?
- Машулечка, скоро должна появиться голубика, я тебе варенье сварю. А давленую жимолость с сахаром будешь есть?

Она стала для нас драгоценнее, чем была, во много раз. Если бы она позволила, мы бы ее на руках отнесли до ближайшего автобуса.

Девушка отбивалась как могла! В ответ на нашу неуклюжую озабоченность она хохотала так, что эхо с удовольствием подхватывало ее смех и разносило по всей округе.
- Марусенька, а когда ты пойдешь в долину? Где будешь рожать, прости, являть? А кого, как тебе кажется, ты должна явить, мальчика или девочку? А какое ты отчество дашь? Того, на кого он будет похож?..
Глупости нашей не было предела! Маша, не переставая хихикать над нами, терпеливо отвечала, что в долину вернется послебудущей весной, когда ребенок немного окрепнет, отчество может у нас потом спросить, явить хочет мальчика, потому что до этого у нее была девочка...

Вот после этих слов мы сразу примолкли. Вспоминая наших женщин, какими они становились после родов, тем более не первых, никак не верилось, что Маша, уже будучи мамой, осталась девчонкой во всех своих самых лучших качествах. Это было так необычно и трудно понимаемо, что мы тайком с новым любопытством рассматривали эту женщину, пытаясь найти в ней признаки взрослой зрелости.


Но Машутка по-прежнему, не стесняясь нас, прыгала голышом по камешкам у реки и хохотала по каждому смешному поводу. Это была девчонка, переполненная живительной энергией, которой готова была бескорыстно поделиться со всей вселенной.

Постепенно мы раскрепостились, приняли все произошедшее, как неотвратимую метаморфозу, и снова, исключительно благодаря юной волшебнице, мир засиял перед нами всеми цветами красок.

ПУТЬ К ПРИЧАЛУ

Вскоре мы снова сели на воду, и река привычно понесла нас вперед, туда, где уже совсем скоро из-за поворота должен был показаться наш последний причал.
Воды стало столько, что если бы не Маша, мы бы, как в иные времена, залегли бы в спячку, лишь иногда отмахиваясь от толкающихся берегов, и развлекаясь редкими причаливаниями по поводу «сходить до ветру», или как мы говорим, «до пассату».

Но Маша разбила наш, приобретенный многолетними упорными тренировками, способ времяпрепровождения на «болоте», как мы называем многоводные реки, самым беспардонным образом.


Надо ли вам пересказывать ощущения и эмоциональные словоизвержения тех, кто заученно прилег на баллон с жизнеутверждающей мыслью «вздрыхнуть» минут на шестьсот, но вместо этого должен был заняться спасением утопающего в количестве себя, потому как эту дурочку раздражают, видите ли, спящие на ходу мужчины?!


А что она вытворяла со мной, самым серьезным из окружающих меня придурков?! Вы видели клип по песне Высоцкого «Встаньте, лягте, руки шире, начинаем три-четыре!»? Нет? А мы видели! Мне пришлось эту песню проорать ровно восемь раз, пока эта зрелая, в годах, простите за слово - женщина! – трясла и раскачивала наше судно, стараясь превратить его в подводную лодку! После этого «клипа» некоторые наши вещи решили, что спокойнее плыть рядом с катамараном, или поодаль, чем быть раздавленными на нем.

Пришлось даже на некоторое время привязать эту бестию к раме, пока мы касками пытались подогнать судно к раскиданным по реке веслам.
Отсутствие порогов девушка вполне компенсировала прыжками по баллонам, с удовольствием ожидая, пока те лопнут, изображая гибель «Титаника»!

Потом ей вздумалось создать народный хор. И когда мы по взмаху ее рук запели на четыре голоса «Мурку», эта кривляка изобразила каждого из нас, признанных бардов, в таком безобразном виде, будто мы не пели, а вдохновенно кряхтели на унитазах!


В общем, чем дальше из лесу, тем дурнее становилась банда.

Из серьезных, спортсменистых и уверенных в себе покорителей шивер и порогов мы превращались в дичь водоплавающую, горланящих все, что пропускали гланды, и превращающих наш пакетбот в плавсредство легкого поведения.
Девчонка вертела нами и катамараном, как хотела. Не знаю, как терпели нас прибрежные благочестивые вечнозеленые матроны?

Предстоящая разлука уже издалека начинала сжимать наши сердца своей безжалостной рукой. В голове у каждого роились всевозможные планы встречи с Машенькой будущим летом, но ни один из вариантов не выдерживал испытания логикой.

В один из вечеров, когда Маша полоскала свои тряпички в реке, Сергей не выдержал и обнародовал свою идею похода в долину Радости, хотя отлично понимал, что для этого надо было столько дней, сколько хватило бы на несколько отпусков сразу.

Идея встретиться с Радостинкой через два года осталась единственной из всех других, и мы твердо решили оповестить об этом малышку. Найдем речку севернее Байкала и скоординируем сроки. Возможно, Маша нам сообщит координаты единственного Радостинского селения на большой земле, про которое рассказывала недавно, и нам удастся побывать в нем, увидеть этих необычных людей, прикоснуться к уходящей древней эпохе, случайно проникшей в наше время. А там, может быть, и начать поиски путей в заветную «терру инкогниту».


ФИНИШ

Прощание было простым, но тяжелым.
Мы стояли возле вагона и, не стесняясь, попеременно целовали и сжимали в объятиях самого дорогого нам человека.

Наша Машенька, обливаясь слезами, шептала каждому из нас горячие слова любви, просила не забывать, обещала, что будет ждать новой встречи, что обязательно покажет нам нашего сыночка, потому что не отдаст его в долину, пока мы его не увидим, что мальчик будет расти без отчества, пока мы не решим, на кого из нас парнишка будет больше всего похож.


Проводница до упора держала красный флажок, но сухарь-машинист в нетерпении дернул состав, и наша девочка, впрыгнув в вагон, долго бежала за окнами, махая нам рукой, до тех пор, пока поезд червяком не изогнулся на стрелке, и разлука черной стеной встала между нами...


ТЕЛЕГРАММА

Сразу по приезде дела навалились на каждого из нас неумолимой горой проблем. Снова вернулись «те разговоры, споры и раздоры, суета и ссоры», когда вырваться из этого порочного круга можно было только, отринув все это и сбежать в баню, на рыбалку, вдребезги напиться и уйти в глухое похмелье.
Иногда казалось, что встречи с чудом, что произошла летом, не было на самом деле, все это приснилось, и превратить сон в действительность не было никакой возможности.

Лишь иногда, когда нам удавалось собраться вчетвером, мы ненадолго будто снова оказывались там, в волшебном гроте у водопада, и наша Маша опять гладила нас своими нежными ладошками, и огромная радость заполняла наши сердца.


В конце марта вдруг позвонил Олег и предложил собраться.

Волнующее предчувствие мгновенно охватило меня, и я понял, что пришла весточка от Маши.
Мы сотню раз перечитывали телеграмму, и ее простые слова снова разожгли в душе тот огонь, что был с нами давним летом.

Телеграмма?

Вот она:

«У меня все хорошо тчк Никита тчк»


Без отчества!


Жизнь опять улыбалась нам, сияло солнце, приближалась весна, а за нею лето.
Это значит, снова надо нам в дорогу собирать: сапоги, рюкзак, гитару, кружку, ложку и тетрадь!


***

1 Чалка – веревка, которая служит для причаливания и буксировки катамарана.
2 Загребай! – команда грести вперед. «Табань!» - команда грести назад. Есть и другие команды.
3 Оверкиль – переворот судна.
4 Свал – небольшой водопад.
5 Бочка (бочар) – кипящая вода после свала.
6 Топляк – вымоченный рекой и высохший на солнце древесный мусор.
7 Настрой – таежное название рыбацкой снасти на спиннинге.
8 Мари – полуболотистые места, заросшие травой.
9 Щеки – места, где река течет между скальными стенами, резко сужаясь и убыстряясь.
10 Чепыжка – красная смородина с черными ягодами.
11 Лазанка – маленькая избушка с отверстием для входа у самой земли, почти невидимая среди деревьев.
12 Лабаз – поднятое на деревья небольшое строение для хранения продуктов.

vin144 1

По поводу скачки архива романа пишите Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

***

 ДАЛЬШЕ

У вас недостаточно прав на комментирование

.